Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

В библиотеке Пушкина был разрезанный экземпляр книги Эдмунда Бёрка «Réflexions sur la révolution de France» (Париж, 1823) — анонимный перевод с английского «Размышлений о революции во Франции» (Лондон, 1790), «книги о французских делах», упомянутой в названии памфлета 1791 г.
Было бы, однако, напрасно искать в этих книгах источник пушкинского эпиграфа из Бёрка. Я возвожу его к «Общим и частным мыслям об оскудении, впервые представленным достопочтенному Уильяму Питту в месяце ноябре 1795 года». Фрагмент, в котором встречаются эти строки (курсив мой), гласит: «Если стоимость зерна не компенсирует стоимости труда… следует ожидать настоящего разорения сельского хозяйства. Ничто так не вредит точности суждения, как грубая, неразборчивая классификация, не учитывающая свойств предмета. Увеличьте уровень заработной платы, говорят те, кто определяет..». Я не представляю себе Пушкина, который, не зная английского (и будучи так же равнодушен к насекомым-паразитам в Англии, как к кузнечикам в России), читал бы сочинение сквайра Бёрка о репе и горохе. Можно предположить, что он нашел цитату в чьих-то выписках и, возможно, намеревался воспользоваться ею с целью намекнуть на тех, кто не делает различий между автором и его героями [2] — мысль, которая повторяется в главе Первой, LVI, где Пушкин стремится отметить отличие автора от протагониста во избежание обвинений в подражании Байрону, изобразившему в своих героях себя. Следует заметить, что Байрон, по свидетельству его биографов, получал удовольствие, посылая (из Венеции) дискредитирующие заметки о себе в парижские и венские газеты в надежде, что британская пресса может их перепечатать; он был прозван (герцогом де Брольи) «un fanfaron du vice» <«бахвалом порока»>, а это возвращает нас к эпиграфу романа.
  
Посвящение
 
 
 
   Не мысля гордый свѣтъ забавить,
 
   Вниманье дружбы возлюбя,
 
   Хотѣлъ бы я тебѣ представить
 
  4 Залогъ достойнѣе тебя,
 
   Достойнѣе души прекрасной,
 
   Святоисполненной мечты,
 
   Поэзіи живой и ясной,
 
  8 Высокихъ думъ и простоты;
 
   Но такъ и быть — рукой пристрастной
 
   Прими собранье пестрыхъ главъ,
 
   Полу-смѣшныхъ, полу-печальныхъ,
 
 12 Простонародныхъ, идеальныхъ,
 
   Небрежный плодъ моихъ забавъ,
 
   Безсонницъ, легкихъ вдохновеній,
 
   Незрѣлыхъ и увядшихъ лѣтъ,
 
 16 Ума холодныхъ наблюденій
 
   И сердца горестныхъ замѣтъ.
 
 
Порядок рифм: ababececdiidofof (здесь и далее гласные буквы означают женские рифмы). Размер: четырехстопный ямб. История публикации Посвящения (написано 29 дек. 1827 г., после выхода в свет трех глав «ЕО» и окончания шести) довольна любопытна.
Первое издание главы Первой (печатание окончено 7 февр. 1825 г., в продажу поступило девять дней спустя) было посвящено Пушкиным брату Льву («Посвящено брату Льву Сергеевичу Пушкину»). Лев Пушкин (1805–52), покидая Михайловское в первую неделю ноября 1824 г., взял копию главы Первой в С.–Петербург, чтобы напечатать ее там при содействии Плетнева (см. ниже). Лев Пушкин с увлечением занимался литературными делами поэта; но он был беспечен в денежных делах, и, хуже того, распространял рукописи стихов своего брата, декламируя их в обществе и позволяя поклонникам их переписывать. У него была великолепная память и художественное чутье. Летом 1825 г. Михайловский затворник начал ворчать и взорвался следующей весной. Баратынский делал все, что мог, чтобы оправдать «Левушку» (уменьшительное от «Лев»), но отношения Пушкина со своим беспутным младшим братом навсегда утратили первоначальную теплоту.
 
Гораздо более внимательным другом был Петр Плетнев (1792–1862), тихий ученый, исступленно преданный таланту и поэзии. В 1820-е годы он преподавал историю и литературу девицам и кадетам в различных учебных заведениях; в 1826 г. давал уроки в Зимнем дворце; с 1832 г. стал профессором русской словесности в Петербургском университете, а с 1840 г. — его ректором.
В конце октября 1824 г. Пушкин писал Плетневу из Михайловского в Петербург; в черновике этого письма (тетрадь 2370, л. 34) читаем:
 
 
 
«Ты издал дядю моего:
 
Творец Опасного соседа
 
Достоин очень был того,
 
Хотя покойная Беседа
 
И не жалела <? > лик его… [3]
 
Теперь издай [меня], приятель,
 
[Плоды] пустых моих трудов,
 
Но ради Феба, мой Плетнев,
 
Когда ты будешь свой издатель?
 
 
 
Беспечно и радостно полагаюсь на тебя в отношении моего Онегина! — Созови мой Ареопаг, ты, Ж<уковский>, Гнед<ич> и Дельвиг — от вас [четверых] ожидаю суда и с покорн<остью> при<му> его решение. Жалею, что нет между ва<ми> Бара<тынского>, говорят, он пишет [поэму]».
 
Первым в этом коротком стихотворении (четырехстопный ямб) упомянут Василий Пушкин (второстепенный поэт, 1767–1830), дядя Александра Пушкина со стороны отца. Его лучшее творение — названная здесь сатирическая поэма «Опасный сосед» (1811), герою которой Буянов у — человеку с сомнительной репутацией, предстояло появиться в «ЕО» (см. коммент. к главе Пятой, XXVI, 9 и XXXIX, 12) в качестве «двоюродного брата» нашего поэта и первого претендента на руку Татьяны (глава Седьмая, XXVI, 2). Далее упоминается литературная вражда между «новыми», или «западниками» (группа «Арзамас»), и «архаистами», или славянизирующими (группа «Беседа»), — вражда, которая, по существу, никак не сказалась на ходе русской словесности, но обнаружила отталкивающие вкусы с обеих сторон (см. коммент. к главе Восьмой, XIV, 13). Плетнев содействовал изданию стихов Василия Пушкина («Стихотворения», С.-Петербург, 1822), конечно, без «Опасного соседа».
Участие Плетнева проявилось следующим образом: в 1821 г. Вяземский в письме из подмосковного имения к своему петербургскому корреспонденту Александру Тургеневу просил его устроить по подписке издание стихов Василия Пушкина. Тургенев медлил, говоря (1 нояб. 1821 г), что ему «некогда садить цветы в нашей литературе. Надобно вырывать терние, да не и оттуда», и передал это дело Плетневу. Плетнев получил за свои усилия пятьсот рублей, но лишь к концу апреля 1822 г. (промедление, которое чуть не свело с ума бедного Василия Пушкина) было собрано достаточное число подписчиков — главным образом, благодаря дружеской помощи Вяземского, — чтобы начать печатание книги. Я не мог обнаружить, какие финансовые отношения были у Плетнева с Александром Пушкиным, однако он с искренним воодушевлением и бескорыстно взялся за публикацию главы Первой «ЕО», восторженно называя ее в письме к автору от 22 янв. 1825 г. «карманным зеркалом петербургской молодежи».
Пушкинисты обвиняют Плетнева, что он плохо держал корректуру и недостаточно сделал для посмертной славы Пушкина. Тем не менее, он был первым биографом поэта («Современник», X [1838]).
Посвящение впервые появилось в отдельном издании (ок. 1 февр. 1828 г.) глав Четвертой и Пятой, было адресовано «Петру Александровичу Плетневу» и имело дату «29 декабря 1827». Хотя оно предваряет только эти две главы, содержание его подразумевает все пять глав. Дружба, побудившая сделать такое посвящение, похоже, оставалась безоблачной даже после того, как прошел ее первый пыл, и есть все основания полагать, что Пушкин делал все от него зависящее, чтобы загладить свою вину перед Плетневым (см. ниже); но вообще говоря, посвящения имеют свойства становиться в тягость всем, кто имеет к ним отношение. В первом полном издании «ЕО» (23 марта 1833 г.) посвящение было перенесено — столь безжалостно — в конец книги (с. 268–69), в примечания, а в примеч. 23 говорилось: «Четвертая и пятая главы вышли в свет с следующим посвящением»… (далее было перепечатано посвящение). Затем, после временного пребывания в этом чистилище, посвящение вновь переместилось в начало романа, где заняло две ненумерованные страницы (VII и VIII) перед первой страницей второго полного и последнего прижизненного издания в шестнадцатую долю листа (январь 1837 г.) без каких-либо упоминаний Плетнева. Его злоключения на этом не кончились. Как мы можем судить по редкому экземпляру 1837 г., хранящемуся в Гарвардском университете (Bayard L. Kilgour, Jr., Collection, № 688, Houghton Library), в части тиража этого издания четвертый лист с Посвящением ошибочно помещен между с. 204 (которая оканчивается 9 строкой II строфы главы Седьмой) и с. 205.