Слово о полку Игореве

Свою схему соотношения списков «Задонщины» Р. П. Дмитриева предлагает не саму по себе, а как средство объяснения черт Слова, близких к К-Б, которые якобы в С исчезли при вторичном влиянии извода У. Этих чтений четыре: «взыди под синии облакы», «с моря», «синие молньи», «пробилъ еси берези». В последних двух случаях, однако, речь идет о совпадении вследствие палеографических описок.[Надстрочная буква «д» в К-Б пропускается и в слове «хараужные», аналогичные пропуски есть и в Слове («Вста близ» и др.). Следовательно, «синие» могло быть простой опиской (вместо «силние») (наблюдение сделано нами еще в 1963 г. и использовано О. В. Твороговым без упоминания им фамилии автора, см.: Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 308). В. П. Адрианова-Перетц заметила, что «определение „синий“ в памятниках не соединяется со словом „молния“» (Адрианова-Перетц. «Слово» и памятники. С. 89). Надстрочные буквы «б» и «р» в скорописи почти неразличимы («пробилъ» — «прорыл»).] Второе место («с моря») может иметь другое объяснение.[В списке С текста со словами «с моря» просто нет (в И1 и У «по морю»), так что в архетипе Пространной Задонщины могло стоять и «с моря».] А в первом какое-то недоразумение. Ведь в Слове дважды говорится, что Боян, подобно соколу или соловью летал «подъ облакы». Эти тексты надо сравнивать не с К-Б, где «под синие облакы», а с другим местом Пространной Задонщины: «птица их крилати под облакы летаютъ» (И 1, сходно в У и С).[О. В. Творогов считает совпадение в словах «под синие облакы» случайным (Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 308).]
Но схема Р. П. Дмитриевой совершенно игнорирует наличие «зегзицы» («зог-зицы») в Слове и К-Б, причем в разных контекстах при отсутствии этого термина в С, И1 и У. По схеме Дмитриевой, отрывок К-Б должен восходить к Слову, раз в нем есть совпадающее с ним упоминание о «зегзице» («зогзице»),[«…пастуси не кличуть, ни трубы не трубять, только ворони грають, зогзици кокують, на трупы падаючи» (К-Б).] а все остальные списки Задонщины должны давать архетип извода Ундольского.[ «В то время по Рязанской земли около Дону ни пастуси кличють, но одне вороне грают, трупу ради человеческаго» (И1).] Но именно этот фрагмент списков И1, У и С есть в другом месте[ «Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣ кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себѣ дѣлячѣ».] Слова. А раз так, то именно он, а не отдаленный текстологически от него фрагмент К-Б, должен, по той же схеме Р. П. Дмитриевой, восходить к архетипу Задонщины. Но это невозможно, ибо в нем «зегзицы» нет, тогда как она в Слове (в другом контексте) присутствует. «Втиснуть» же «зегзицу» в протограф извода Ундольского не представляется возможным, ибо в соответствующем ему месте Слова этой пичужки также нет.
Итак, схема Р. П. Дмитриевой, недоказанная сама по себе, не может объяснить и важных сторон взаимосвязи Слова с Задонщиной.
Посмотрим теперь схему, предложенную О. В. Твороговым.
Принимая в целом схему Р. О. Якобсона и Р. П. Дмитриевой, О. В. Творогов считает, что общие чтения Слова и списков С и К-Б, с одной стороны, а также И1 и У — с другой восходят к архетипу Задонщины. Трудность и для него составляют индивидуальные чтения К-Б, близкие к Слову. О. В. Творогов имеет дело с уже отмечавшимися ранее соответствиями К-Б и Слова (он насчитывает их И).[Он добавил к ним лишь одно: «порожнымь землямъ» К-Б (эти слова, на наш взгляд, следует переводить: «по разным», а не «пустым, незаселенным» землям) и сопоставляет со Словом («велитъ послушати земли незнаемѣ»), а «воды» того же списка считает деформацией «дива» (Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 302–303). Но текст Слова совпадает не с К-Б, а с И1 («велит послушати грозъ-нымъ землям») и с С («по всим землям руским, велит грозна послушати»).] Отрицая тезис Р. П. Дмитриевой о влиянии извода У Задонщины на извод С, О. В. Творогов предполагает, что три чтения, общих для К-Б и Слова, возникли в результате использования составителем списка К-Б (или его протографа) непосредственно Слова о полку Игореве. Это: обращение «брате» (в фразе о «борзых комонях»), отсутствующее в С, И1, У; винительный падеж «свою рѣчь» (Слово) или «свои речи» (К-Б), в отличие от творительного «своею речью»; «пробилъ» (К-Б и Слово) вместо «прорыл» (И1 и сходные).[Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 305–306.] Вот и все доводы О. В. Творогова в пользу гипотезы о вторичном влиянии Слова на К-Б.
 
Даже если принять эти примеры (хотя о последнем случае, объясняющемся чисто палеографически, мы уже говорили), факт влияния Слова на К-Б будет более чем сомнителен. Составитель списка произведения, написанного на другую тему, не мог выискивать в двух-трех случаях сходные отрывки фраз (помещенные в разных контекстах) и ограничиться всего лишь заменой падежа, двух букв в слове «пробил» и вставкой обращения «брате». Факты двойного обращения к одному и тому же произведению известны, но чтобы в результате этого обращения все дело свелось к двум-трем мельчайшим поправкам, в этом позволительно сомневаться.
Слабость текстологических построений Р. П. Дмитриевой и О. В. Творогова во многом объясняется методикой их работы. Они пользуются приемами «микротекстологии», т. е. сопоставляют не целостные фрагменты списков на всем протяжении текста памятников, а текстологическое движение и расхождение в отдельных словах и небольших отрывках. Но подобная лексическая текстология как один из приемов изучения памятника имеет смысл только при условии соблюдения закона больших чисел, т. е. при множественности этих примеров, или при их необратимости (ибо в противном случае можно столкнуться с многозначностью объяснений конкретных случаев). А этого непременного условия авторы не соблюдают: число имеющихся в их распоряжении сопоставлений незначительно, да к тому же все эти случаи обратимы.
Наконец, еще одно обстоятельство. До 1963 г. исследователи Задонщины охотно составляли реконструкции архетипа памятника, хотя отказывались от построения генеалогических схем движения текста. Теперь картина изменилась. Для Р. П. Дмитриевой и О. В. Творогова ясно, что Задонщина — памятник письменной литературы. Поэтому они предлагают читателю свои схемы истории ее текста. Однако, противореча друг другу, оба автора оказались не в состоянии реконструировать архетип Задонщины. Тем самым текстологические построения лишились решающего момента — их проверки во всех звеньях текста памятника. Это, на мой взгляд, также является наглядным свидетельством умозрительности текстологии Задонщины, предложенной Р. П. Дмитриевой и О. В. Твороговым.
Таким образом, ни схема Р. О. Якобсона, ни ее модификации не способны объяснить генеалогию списков Задонщины и отношение их к Слову о полку Игореве.
Теперь посмотрим, как обстоит дело с отношением Слова к отдельным спискам Задонщины.
Наибольшую близость Игорева песнь обнаруживает с Синодальным списком Пространной редакции. Вот 16 наиболее характерных случаев этой близости, отличающей этот список от других текстов Пространной Задонщины:
Слово: 1. 10 соколовь на стадо лебедѣй
С: соколи… отривахуся… хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя {л. 38 об.}
И1: соколы… рвахуся {л. 218 об.}
У: соколи… хваруются {л. 178 об.}
Сходство Слова со списком С (в отличие от И1 и У) несомненно. Чтение С было в протографе Пространной Задонщины («стада лебединые» есть ниже в У и С).
Слово: 2. поостри сердца
С: поостри серце {л. 37}
И1: поостриша сердца {л. 216}
У: поостриша сердца {л. 173}
Форма «поостри» (Слово и С) вторична, ибо в К-Б читается «поостриша», т. е. так, как в И1 и У.
Слово: 3. всядемъ, братие, на свои бръзыя комони
С: усядем на борздыя кони {л. 38}
И1: сядем на борзыя своя комони {л. 217}
У: сядем на добрые кони своя {л. 176}
Чтение С «усядем» ближе к Слову и вторично по сравнению с И1 и У, ибо в К-Б «сядемъ».