Чудны дела твои, Господи!
– Саш, не отсвечивай. Иди и ешь паэлью, испанское блюдо.
Андрей Ильич затянул узел на рюкзаке, развязал узел на рюкзаке и полез в чехол со спиннингами.
– Прямо сейчас поедешь, что ли?
– Как Модест явится. Это его идея.
Саша помолчал. Боголюбов продолжал шуровать. Солнце висело между старыми яблонями, белый дым путался в ветках, пахло весной.
– Я с тобой поеду.
– Тебя не приглашали.
– Я без приглашения.
Андрей Ильич выглянул из-за прицепа.
– Даже так?
Саша кивнул очень серьезно, и Боголюбов больше ни о чем не стал спрашивать.
Лера с Юлей призывали и повторяли, что сейчас все остынет, и пришлось покориться. Изысканное испанское блюдо паэлья было съедено моментально. Боголюбов под уличным краном до блеска оттер сковороду и с мстительным видом сунул ее в багажник. Юлька показала на него глазами, засмеялась лисичкиным смехом и завела с Сашей светскую беседу. Он смущался и натягивал на запястья рукава клетчатой рубашки.
Когда явился Модест Петрович – в камуфляже и рыбацкой шляпе с полями, – Боголюбов уже не знал, куда деваться от собственной неловкости и неправильности происходящего.
Только на шоссе он вспомнил, что Саша поехал в чем был – джинсах и нелепой рубахе, – но спрашивать ни о чем не стал. Странное дело, Модест Петрович тоже ни о чем не спросил Сашу, когда увидел, что тот забирается в боголюбовскую машину. Как будто так и планировалось заранее.
…Или именно так и планировалось?.. А он, Боголюбов, опять ничего не понял?..
Лера закрыла на щеколду отсыревшую скрипучую створку ворот и посмотрела вслед уехавшим. Вот мигнули на повороте красные тормозные огни, и машины одна за другой перевалились через горку. Собака Мотя в голубом ошейнике тревожно, как и Лера, смотрела на улицу, вытягивала шею.
– Ничего, – сказала ей Лера. – К тебе-то он точно вернется, не переживай.
Мотя неопределенно шевельнула хвостом и улеглась у ворот.
– Лер, пойди сюда! Смотри, что я нашла!
Юлька сбежала с крыльца, в руке у нее был скомканный листок бумаги в файловой папке.
– В кабинете на полу валялась. Прямо за диваном.
«Вновь назначенный директор музея изобразительных искусств и музейного комплекса Боголюбов А. И. обладает крайне подмоченной репутацией, – читала Лера. – В отношении него в 2012 г. проводилось служебное расследование по факту превышения полномочий… Боголюбов А. И. не раз демонстрировал полную и вопиющую некомпетентность… Под руководством Боголюбова А. И. все достижения могут быть утрачены и потеряны, ибо он человек невежественный. Прошу вас пересмотреть…»
Лера зачем-то перевернула листок и посмотрела с обратной стороны – там ничего не было. Юлька заглянула ей в лицо.
– Да ну, – отмахнулась Лера. – Какая-то чепуха.
– Но это же кто-то написал!
– Юль, мало ли какие у них тут интриги и подковерные игры.
– Что за служебное расследование в двенадцатом году?! Ты что-нибудь об этом знаешь?
Лера покачала головой и еще раз перечитала бумагу. И вдруг рассердилась.
– Маразм, – сказала она. – Кому это в голову пришло?.. Невежественный человек!.. Еще не хватает!
– Вляпался братик в неприятности, – констатировала Юля. Ей понравилось, что Лера так рассердилась, что даже покраснела. – Это он умеет.
– У вас такая семейная склонность.
– А у вас? – моментально спросила Юлька, забрала у нее папку и ушла в дом. – Как ты думаешь, – прокричала она оттуда, – мне ее опять на пол бросить?
– Как хочешь, – себе под нос пробормотала Лера.
– Соседям доброго вечера, – поздоровались с соседнего участка, и она с изумлением посмотрела в ту сторону.
…Крайне подмоченная репутация – это какая?.. Она или подмоченная, или нет, эта самая репутация! Полная и вопиющая некомпетентность, невежественный человек!.. Господи! Кто это выдумал?! И зачем?..
– Ле-ер? Как ты думаешь, на чердаке тоже помыть? Я туда заглянула, там пылища-а-а!..
– Завтра помоешь.
– А ты?
– Что я?
– Ты не будешь мыть?
– Я завтра с утра уеду, Юль. Я бы прямо сейчас уехала, но куда на ночь глядя…
– Лера, – негромко сказала Юлька, – ты же хотела с ним поговорить.
– Он не станет со мной разговаривать. – Лера собирала со стола цветные тарелки скопинского фарфора. – Да это было ясно с самого начала! Непонятно, на что мы надеялись.
Юлька села в плетеное кресло, застеленное вытертым коричневым пледом. И сложила руки на коленях. И ссутулила плечи.
– Лера, – начала она, помолчав немного. – Но ведь так не бывает, чтобы… чтобы все!.. Раз, и все, и даже не поговорить. Он же нормальный человек, и ты тоже нормальный. Вроде бы.
Лера засмеялась. Звякнули тарелки.
– Вот именно, что вроде бы. Чаю, что ли, поставить?.. Ты умеешь топить самовар?
Юлька посмотрела на самовар, отсвечивающий в весеннем солнце самодовольным начищенным боком.
– Когда я была маленькой, никак не могла понять, как это получается?.. Ну почему щепки и шишки бросают внутрь, там же вода? Как они там горят, в воде?.. И почему чай получается чистый, без мусора и углей?
– Мусор, – задумчиво повторила Лера. – Кругом сплошной мусор. Видишь, как далеко Андрей забрался, чтобы спастись от мусора, но здесь тоже ничего хорошего. Невежественный человек с крайне подмоченной репутацией!..
– Ты говоришь непонятно что, – сказала Юлька, которая прекрасно все поняла. – Давай вместо самовара чайник поставим, хочешь?.. И вообще уехать ты не можешь. Я одна боюсь.
– Андрей вернется со своей рыбалки, и ты будешь не одна.
– Лер, короче говоря, я тебя не отпущу. Поняла? Права выброшу в пруд, бензин из бака солью.
– Что ты несешь?..
Лера унесла в дом грязную посуду на жостовском подносе. Юлька качалась в кресле туда-сюда. Кресло, не предназначенное для качания, кряхтело и поскрипывало.
– Юль, ты его сломаешь.
– Мы должны Андрею все рассказать. Понимаешь, все, от начала до конца. И он поймет.
– Он не станет слушать. Я бы не стала.
– Потому что ты не мужчина, – сказала Юлька наставительно. – Они другие. Они должны нас защищать и спасать. И быть великодушными и сильными.
– Ничего они не должны!.. Это они раньше были такими, а потом мы им объяснили, что у нас общество равных возможностей и женщины в защите и спасении не нуждаются. Женщины нуждаются в равенстве и братстве.
– Да-а-а? – протянула Юлька.
– А ты не знала?
Та пожала плечами:
– Я как-то об этом не думала.
Лера села на соседнее кресло и посмотрела на красное солнце, висевшее между старыми яблонями.
– А я в последнее время то и дело об этом думаю, Юлька.
– О равенстве и братстве?
Лера кивнула.
– О том, что я такая умная и смелая, что не нуждаюсь ни в чьих советах. В поддержке тоже не нуждаюсь. Я сама, я все могу сама!.. У меня образование есть и как бы профессия!.. Я вышла замуж, побыла замужем, потом перестала быть замужем, и все сама!.. Подумаешь, дело! Был один муж, будет другой, еще лучше предыдущего, я же достойна большего! Это просто болезнь мозга какая-то, понимаешь?.. Называется – «я достойна большего»! И это «большее» мне подавай сию минуту, а не в каком-то там отдаленном будущем, на которое нужно работать, строить его, придумывать, воплощать. У меня же все было, – продолжала она, как будто удивленно. – И ничего не стало!.. И мне никто не сказал: остановись, что ты делаешь, опомнись! Мне говорили: правильно, так и надо, ты достойна большего.
– При чем тут равенство и братство?
– При том, что теперь мы с мужиками – братья по разуму, а не существа разного пола. Мы такие самостоятельные и уверенные в себе, что нам даже в голову не приходит… остановиться. И подумать. Головой подумать, что дальше?.. Андрей то и дело говорил: думай головой, на что тебе голова дана? А я…
– Вот это и надо ему сказать. Что ты подумала головой и поняла, что ошиблась.
– Да ему уже наплевать, ошиблась я или не ошиблась.