Варяжское море. Часть II. Ярл (СИ)
А потом молодой еще воин увидел, как со словенской ладьи во врага летят зажженные стрелы, а потом еще и еще… И наконец, гулко раздался яростный клич новгородцев, коей не расслышать было и вовсе невозможно:
— Святая Софиия-я-я-я!!!
Кааро сделал шаг вперед по направлению к сражающимся — вслед за ревом словен с удвоенной силой раздались многочисленные крики воинов, яростно убивающих друг друга. Потом на мгновение замер — но лишь для того, чтобы обратиться к окружающим его эстам:
— Надо вернуться. Ударим свеям в спину!
— Ты дурак?! Зачем нам идти туда?! Пусть убивают друг друга, нам-то что?!
Кааро узнал голос столь резко ответившего ему мужа: это был Ааре, парень из соседнего села, практически его ровесник — всего на год старше. Крикливый, самоуверенный и задиристый, он часто пускал кулаки в ход, когда был уверен в своей победе, благодаря чему прослыл забиякой (природа не обделила подлеца ни силушкой, ни статью). Вокруг Ааре всегда была целая стая его дружков-прихлебателей, считающих, что пусть лучше они будут вместе с ним и станут изредка терпеть его покровительственные насмешки, чем окажутся против, и отхватят новую порцию кулаков! При этом с Ааре из-за его прихлебателей приходилось считаться. А переняв привычки вожака, последние с радостью находили новых жертв и чувствовали особое удовольствие от их унижения! Весной всю ватагу подросших молодцев отправили в поход, кое-как вооружив — ну а воинскими упражнениями мужи из числа «восточных викингов» занимались с детства… И довольно долго Кааро был вынужден безмолвно терпеть частые нападки шайки этих шелудивых псов — он был одиночкой по натуре, и достаточно спокойным (до поры до времени) малым, старающимся разрешить любую брань полюбовно. Что подобными стервятниками во все времена считалось слабостью…
Но сейчас все было совершенно иначе!
— Ты со страху разучился соображать, Ааре?! Ты спрашиваешь, «нам-то что»?! А ты хоть подумал о том, что свеи, коли перебьют новгородцев, наверняка сожгут наши драккары, и тогда куда нам деваться на их земле?! Ведь тогда всех нас ждет скорая и бесславная гибель!!!
Глухим от долго сдерживаемой ненависти, коей он наконец-то дал ход, Кааро сейчас по-волчьи смотрел на давнего обидчика — и происходи все днем, последний бы наверняка бы не спешил с резкой отповедью… Но Ааро не видел его — а потому ответил, аж плюясь от злости:
— Тупоголовый сын курицы! Ты что, не знаешь, что наш волхв договорился со свеями и… А-а-а-а-а!!!
Кааро больше не стал терпеть обиды — и тем более оскорбления своей матери! Коротко размахнувшись, он ударил копьем столь стремительно, что никто из окружающих не успел даже увидеть его смазанного выпада! Тем более в ночи… Между тем парень, открыто бросивший вызов самому ненавистному в своей жизни человеку — и насадивший того на копье, впервые убив! — испытал невероятную радость и одновременно мощнейший душевный подъем! Чуть растянув миг, пока дергающийся на другом конце копья выродок пищит от боли, словно слабовольная баба, он яростно закричал всем, кто мог его услышать:
— Воины! Славные мужи Курессааре!!! Мы показали спину врагу, утратив мужество и ослепленные страхом!!! Мы покрыли себя позором, бросив сражающихся и гибнущих соратников! Мы отдали русам свое право доказать, что мы настоящие мужчины на поле боя!!!
После короткой паузы, длившейся едва ли один удар сердца, он продолжил еще более воодушевленно, стряхнув с наконечника труп своего первого врага:
— Но мы можем вернуться!!! И мы должно вернуться, ибо там — тут Кааро показал окровавленным копьем в сторону сражающихся у ладьи — там осталась не только наша честь, но и наш единственный путь ко спасению!!! Бежим сейчас — и нас рано или поздно выловят и перебьют свеи!!! Обещания волхвов об их помощи — ложь!!! Разве напали бы они на нас, будь слова Кайдо правдой?! Нет!!! Так идите же за мной, сражайтесь — и тогда вы или умрете в бою с честью, или спасетесь, победив!!!
На последних словах Кааро, предельно разгоряченный собственной речью, бросился назад, к стоянке новгородцев!
Один.
Но уже секунду спустя за ним последовало еще двое воев — из числа бывших прихлебателей Ааре, кои уже слишком привыкли к тому, что у них должен быть вожак. В данном случае их вожаком стал тот, кто поверг предыдущего… За этой парой сорвались, бодря себя воинственными кличами оставшиеся члены «стаи» — и некоторые воины, так же вдохновленные речью молодого, но уже оказавшегося более мужественным, чем они, мужа.
А за ними, спустя всего десяток ударов сердца, потянулась вся толпа только что спасающихся бегством — потянулась, повинуясь скорее стадному инстинкту, чем голосу мужества в своих душах…
Но все же и один воин сумел обратить вспять бегство целых полутора сотен бойцов! Сумел сделать это, явив им собственный пример…
Ярл Гьорд.
Победа свеев, только что бывшая, как казалось, уже в их руках, ускользнула словно птица, мягко задев на прощанья гладким крылом… То, чего боялся Гьорд, воплотилось в жизнь несмотря на все его старания избежать потерь от стрел и сулиц врага. Но ведь даже догнав отступающих «восточных викингов» и разгромив их в скоротечной схватке, его хирдманы все равно попали под шквальный обстрел с ладьи! Сам вождь поймал стрелу в левое плечо, отчего поднимать щит теперь приходилось с огромным трудом и через сильнейшую боль!
Но все же викинги добрались до последних уцелевших налетчиков с Эйсюсла, перебили их у борта ладьи — несмотря на частые удары копий сверху, и по прежнему летящих в них дротики… Однако после их атаковал целый хирд новгородских «медведей»! Как кажется, они и вовсе не уступали числом свеям — и, обойдя их с левого крыла, венды смело бросились на уже уставших воинов!
А с судна в хирдманов по-прежнему летели стрелы и сулицы…
Впрочем, опытные дружинники трех ярлов не отступили. Сцепив щиты впереди, сдерживая «стеной» атакующего врага, они одновременно с тем подняли их и над головами, тут же уменьшив потери от оперенной смерти, свистящей в воздухе… А в ближнем бою, в яростной рубке топоров и частых уколов копий, опытные викинги не то, что проигрывали, а скорее даже побеждали новгородцев, медленно, но верно начав их теснить!
Возможно, они сумели бы не только вырваться из ловушки у ладьи, но даже и обратили бы вспять нового врага…. Но как только чаша весов боя стала медленно клониться в сторону свеев, в спину и левое крыло обращенных к русам скандинавов ударили вернувшиеся на поле боя «восточные викинги»! Они подобрались к сражающимся под покровом тьмы, без единого крика! И атаковали с небывалой яростью и ожесточением, в первые же мгновения схватки перебив десятка два обращенных к ним спинами хирдманов!
Только услышав сбоку отчаянные крики своих людей, Гьорд обратился лицом к новой опасности, рефлекторно вскинув щит — и тут же скривившись от боли в раненом плече… А потом в правый край нетвердо удерживаемой защиты с силой ударило копье, стиснутое в руке еще совсем молодого парня! И ярл, с таким трудом сумевший поднять щит, уже не сумел удержать его твердо, чтобы отразить атаку… Кромка его защиты выгнулась внутрь, и оставивший на дереве глубокую борозду наконечник копья впился в грудь Гьорда, пробив кольчужные кольца и наполовину погрузившись в плоть нестарого еще свея… Он упал, а его убийца, что-то яростно крича, рванул вперед, нанося уже новый укол…
Впрочем, Гьорд погиб так, как когда-то об этом и мечтал в юности. В тяжелом, кровопролитном бою, с оружием в руках, когда еще, как кажется, не все потеряно, когда еще остался шанс победить… И потом, он сделал все, что смог, для отражения вражеского набега и для победы над превосходящем врагом. Ему не в чем было себя винить…
А главное, у ярла ведь практически получилось! Более того, пусть Гьорд этого и не узнал, но его хирдманы покарали всех участников набега на бург Асбьорна — воины и подданные последнего были отомщены…
Наконец, он не увидел — и в том было благо его скорой смерти! — как гибнет атакованное с трех сторон войско свеев, прижатое к воде и борту новгородской ладьи. Как истратившие стрелы и сулицы лучники вендов ввязываются в драку, буквально прыгая на щиты скандинавов!