Злодейка и палач (СИ)

— Но у камеры Брода, которую дали мне вы, стекло разлетелось на осколки, а я ставила роспись при получении аппарата в вашей ведомости. Это ведь противозаконно, не так ли?
Мастер Тонкой Лозы побледнел. И почти наверняка покрылся испариной — Ясмин видела, как блестит его смуглый лоб.
Слово «противозаконно» было самым страшным заклинанием в любом из ведомств. Скажи в столовой, что сплошная каша по утрам — это противозаконно, и, того и гляди, на ведомство насядет отдел здравоохранения в полном составе. Нынешний Примул сделал карьеру на четком следовании букве закона.
И издалека это выглядело справедливо.
  
Глава 16
 
— А что Майя делала около моей камеры? — тут же спросила Ясмин, пока мастер не опомнился.
Он ответил, что, мол, придёт в себя, мы и спросим.
— Больше я эту девчонку живой не видела, — честно сказала она Слуге. — Но думаю, люди не умирают от потери глаза. Так что если она и впрямь умерла, то по какой-то другой причине. Лично я бы поспрашивала мастера Тонкой Лозы, все же ее смерть была в его интересах. Кто знает, что бы она наговорила, узнав, что осталась калекой по его милости.
— Этого не может быть, — сказал Слуга. — Этого просто не может быть! Ты мне рассказываешь бесов триллер, в котором тебя ежедневно хотят убить, а ты просто защищаешься, не имея ни особенных возможностей, ни сообщников, ни оружия. Я просто, гниль тебя побери, хочу понять, что произошло. А как же Фло? Ты искалечила ее прямо в прямом эфире соревнований. Тебя тоже вынудили обстоятельства?
Ясмин устало выдохнула.
Вот в чем причина. Фло. Девочка со стальным шестом на экзамене, девочка, сказавшая ей «подними мусор», девочка, засмеявшая над ней. Теперь эта девочка прячется на окраине Астрели, в башнях, укутанных разноцветными шелками, и не выходит дальше собственного сада. Ее отрада — розы и милый, который не оставил ее после увечья.
Что ж. Теперь она знает, как зовут милого, который ее не оставил.
Но она подумает об этом после.
Если останется жива.
— Ну? — спросил Слуга снова. — Как же Фло?
Его королевское безразличие, холод и самоконтроль рассыпались, как рассыпаются песочные замки после прибоя.
— Не скажу, — с трудом произнесла Ясмин.
Ей выпала редкая честь познать сказку о проклятой принцессы, с губ которой срывались только жабы и гадюки, на собственном примере. Слова едва выдавливались из пересохшего горла. В ее сторону тут же рванула одна из песочных лилий, бдивших за Верном. Тонкие корни, похожие на полупрозрачную толстую леску, взрезали песок.
— Лучше я сам все растолкую, — быстро сказал Хрисанф.
Лилия неохотно притормозила, и теперь покачивалась на ветру, как белый парусник, забредший в самое сердце песчаного моря.
— Расскажи, предатель, — тут же вставил Верн.
Хрисанф только лениво подвёл плечами, словно сбрасывая его ненависть, как дорожный плащ.
Он родился на самой окраине Варды, в деревеньке, имеющей в своём названии только порядковый номер. Сорок пять домов, двое братьев, самое большое развлечение — рыбалка по выходным. Тогда его звали Гаем, как его отца, как и половину его деревни. Он не шибко-то мечтал забраться в столицу, в отличии от отца.
Впрочем, что о том говорить.
Отцу удалось все, что он задумал, а новоявленному Хрисанфу, упакованному в новую неудобную одежду, не особенно. Его уровень посмеивался над ним, в группе дразнили Навозом, самые смелые подходили консультироваться насчёт весенней пахоты. Мол, покажь, дурень, как вы мишек запрягаете в своём захолустье. Ха-ха. После первой же драки его избил отец. И заставил выучить правила. Сказал, здесь ему не село, кулаками махать.
Ясмин появилась вовремя. Некрасивая, злая, тонкая до синевы, толкни — переломится. Зато гонору, как у инфанты. На неё правила не действовали. Отец сказал, нечего ей лениться, наделала дел, пусть и отвечает, ты уж пригляди. Он и приглядел. Увлёкся даже. Отсутствие обратной связи стирало грань дозволенного. Она, сначала понарошку, а после и всерьёз, стала принадлежать ему. Вроде как любимое домашнее животное, которое ему подарил отец.
 
Он вывел ее из-под взрыва, знал, кто портит ее оборудование, знал, кто травит ее сад, но молчал. Его статус был невысок, значит, и Ясмин не положен высокий статус. Ее нелюбовь ничего не значила, а стоимость его собственной любви росла с каждым днём.
Бабы они ведь какие — загони их в угол, те и начнут плести сладкие речи. Он ещё получит свои клятвы и признания, времечко-то на него работает.
Но время шло, и Ясмин менялась. Из красиво-некрасивой отверженной девочки вытачивалась сталь будущего мастера Белого Цветка. Хрисанф начал отставать.
Просто было уже поздно сдавать назад. Понимаешь, Абаль?
Отцовские разговоры он не подслушивал, хотя они велись в их же доме. Но тут остановился у двери. Увидел Флору из Тотема Терна. Вот она была редкой красавицей, но, что важнее, из одной группы с Ясмин.
Они разговаривали очень тихо, но Хрисанф знал способ добыть информацию. Отец научил его. Он прошёл в соседнюю комнату и приник кружкой к стене.
— Это нарушение правил, — тихо говорила Флора. — Преступление, которое карается семикратным понижением статуса. А у моей семьи всего шесть ступеней. В Варде запрещена Казнь, а значит за мое преступление накажут не только меня, чтобы возместить нанесённый ущерб.
— Ты знаешь, что на кону, — мягко ответил отец. — Твоё оружие никто не станет проверять, уж поверь мне.
Хрисанфу понадобилось несколько минут, чтобы осознать задуманное его отцом и, почти наверняка, санкционированное Малым Советом. Жалящий шест — Оружие Флоры — застряло на середине начального уровня и давало показания к некоторой деградации. Тогда, как оружие Ясмин, унаследованное и обнуление, вступило в фазу развития второго уровня. Это было несправедливо. Девочка, которая должна была скончаться ещё на первом уровне, закончила четвёртый и шла на итоговый экзамен, будучи лучшим цветком научного ведомства.
— Тебе кажется это несправедливым, — продолжил отец. — Но посмотри на это иначе. Тотем Бересклета вверг Варду в чудовищный по бесчеловечности эксперимент, принёс в жертву тысячи светлых умов, погибших в Чернотайе, а его прямое порождение смеет претендовать на часть чужих заслуг. Ты видишь в Ясмин одногруппницу, но Варда видит в ней сильный ум, железную волю, готовность к риску. Не самые важные качества для ученого. Опасные качества. Ты окажешь услугу Варде, и Варда не оставит тебя без ответной услуги.
Он устал жаться к стене, так долго молчала Флора.
— Я поверю вам, — тихо сказала она наконец. — Но мое оружие поднимут до конца второго уровня и не вернут к начальному.
Он все рассказал Ясмин в тот же день.
— Я отставала почти на целый уровень, — пояснила Ясмин Слуге. Или теперь уже можно было его называть Абалем? Слишком уж они сблизились за эти несколько дней. — Развитие не тот процесс, которого можно достичь за несколько дней, поэтому я тоже не стала скупиться на полезные мелочи, которые могли дать преимущество мне самой.
— Какие мелочи?
Абаль не выглядел потрясённым. Скорее, печальным.
— Мое милое снадобье, — сказал Ясмин. — Нанесла на плеть и убрала обратно в вязь. Это не яд, просто раздражитель короткого срока действия, так что орудие прошло проверку. И я метила в лицо. Это дезориентирует, а мне нужно было любое преимущество. Фло была действительно сильнее меня. Ты что-то не выглядишь удивленным, Абаль.
Тот посмотрел на неё пустым взглядом.
— Ее оружие за сутки скакнуло на уровень выше. Я доверчив, но не идиот. Ты хотя бы понимаешь, что только эта несуразица и спасла тебе жизнь?
Ясмин недоуменно взглянула на Слугу:
— Я думала, мою жизнь спасла метка.
Слуга засмеялся. Теперь это был не тот легкомысленный и сладкий смех. Этот смех был горек.
— Мастер, вам не приходило в голову, что у меня есть вторая метка?
— Нет, — растерялась Ясмин.
Она что-то упустила? В памяти, которую она получила в наследство, было четкое правило, одна операция — одна метка. Как это возможно?