Злодейка и палач (СИ)
— Как зовут твою невесту, — тут же спросила Ясмин.
Лучше сразу расставить приоритеты. Верн хмуро уставился на неё своими странными синими глазами, но ответил:
— Мальва.
С точки зрения слогового анализа, Мальва очень перекликалась с Маликой. Ясмин стало не по себе. До какого-то момента она полагала, что ее сходство с Ясмин объяснимо некой зеркальностью душ. Но в эту теорию не умещалось полная идентичность ее матери. Остальное пока отличалось, но… Сходство Верна и Англичанина было высоко. Вспыльчивость, наглость, социальная холодность, желания идти вне системы. Почти одинаковые имена невест, и, кажется, мать Верна тоже разводит цветы…
— А сестра у тебя есть? — спросила она.
— Нет, я одинокий бутон, — сказал Верн с усмешкой.
У Англичанина была сестра-пагодок и старший брат, с которым они крайне не ладили.
Возможно она просто сочиняет. Видит всякую ерунду там, где ее быть не может, но, возможно, прямо сейчас она единственный способ для Мальвы остаться в живых.
— Да… Может, ты просто торопишься со свадьбой?
Ясмин поймала непонимающий взгляд Верна и постаралась объяснить:
— Ты очень молод. В таком возрасте браки редко складываются удачно. Быть может, стоит просто…
— Сменить невесту? — с неожиданным интересом спросил Верн.
— Я не об этом!
— Сменить жениха?
— Ох, Верн, перестань, — с досадой сказала Ясмин. — Это совет от человека, который знает к чему приводит спешка. Хочешь маленькую проверку?
Стоило признать, Верн умел быть обаятельным. Ясмин смотрела в искрящиеся тёплом и светом глаза и чувствовала себя одной из фанаток принца с четвёртого уровня, которого сама же и погубила восемь лет назад.
— Хочу, — сказал Верн.
Хрисанф нахмурился:
— Ты все ещё держишь мастера за руку.
Верн медленно отпустил ее руку, но не отпустил взгляд.
Ясмин расположилась на ближайшием пригорке и спросила:
— Назови любимый цвет госпожи Мальвы, ее увлечение и распорядок свободного дня.
Верн уселся через тропинку — настолько узкую, что они едва не соприкасались коленями. А Хрисанф остался стоять, демонстративно отвернувшись к лесу.
— Ну… — Верн сосредоточенно возил прутом по тропке. — Ну… Синий. Она надевала синее платье.
Ясмин только горько вздохнула. Она за такую терапию, между прочим, деньги брала. Хотя, кого она обманывает…
Ей просто нравятся счастливые люди.
— Увлечение? — напомнила она.
— Не знаю. Цветоводство? Они все поголовно выводят розы.
Верн сразу сделался хмурым, и Ясмин поразило, как быстро он переходит от одной эмоции к другой.
— А свободные дни мало у кого совпадают. Да и чем занимается любая высокорожденная госпожа в Варде? Ест, спит до полудня, меряет украшения, гуляет по саду.
М-да. Признаться, в первые три дня в этом мире, Ясмин считала, что у Верна любовь, выше которой только звёзды. Как же. Вровень только линолеум на кухне, и это не точно.
Верн смотрел на неё и молчал, и Ясмин молчала тоже.
— Эй! Сестра!
От дома ее окликнул Мечтатель. Даже повзрослев, он все ещё казался Ясмин хорошим парнем, который действительно считает ее сестрой.
— Отец хочет тебя видеть!
— Я не одна, — крикнула в ответ Ясмин и развела руками.
— Я тебя не слышу, — тут же весело заорал Мечтатель и закрыл уши ладонями. — Здесь очень плохая слышимость.
Калох. Ее брат. Мечтатель. Напарник по детским играм. Они оба были изгоями, и память непрерывно переключала в голове кадры с их детскими приключениями в доме, который их отвергал. Было бы неверным сказать, что глава Астер не любил Ясмин — он ее игнорировал, а не любил он Мечтателя. Старший сын и будущий глава рода был откровенно слаб и вряд ли стал бы когда-нибудь мастером. Должно быть, это он видел в нем и пятнадцать лет назад, когда шпынял за каждую ошибку и требовал отличного знания всех дисциплин.
Ясмин хотелось бы верить, что он остался неплохим и спокойным человеком. Ну, может быть, немного расчётливым. Но верила она не особенно сильно. Он страшно напоминал ей когда-то лучшего друга, который был им до самого диплома.
— Позже, — крикнула она. — Я дождусь матери.
***
Матери она дожидалась до вечера.
Точнее было бы сказать, они дожидались, потому что ни Верн, ни Хрисанф даже не отсели от неё ни на дюйм. Ясмин с Хрисанфом устроились на все том же пригорке, затеяв старомодную игру в листики. Выложи листки бересклета в заданную фигурку — почти, как игра в пазлы. Раньше в неё играли все, кому не лень, а сейчас в Варде, наверное, не осталось ни единого бересклета. Все вырубили.
Верн не присоединился. Сказал:
— Детский сад, цветочные панамки.
Но без запала. У него было лицо человека, который заглянул в себя и не обрадовался увиденному. Инсайт он переживал на удивление молча, разве что хмурился.
Они так увлеклись, что Ясмин чуть было не пропустила возвращение матери. Подняла голову только когда та подошла вплотную и тронула за плечо:
— Ясмин.
Ясмин молча встала, а после, наплевав на все традиции Варды вместе взятые, обняла мать и уткнулась носом ей куда-то в висок. Варда придерживалась очень строго этикета даже среди близкой родни, а допустимость касаний четко ранжировалась, дополнялась и уж, конечно, не допускала и сотой доли той вольности, которую позволяла себе Ясмин.
Но ей было просто наплевать.
— Мастер Абаль нуждается в восстановлении, но руку мы сумели спасти. У него прекрасный магический резерв.
Ясмин покрепче прижалась к матери и попыталась понять. Когда она просила маму помочь Абалю, она с трудом представляла себе, как именно помочь. Остановить кровотечение? Закрыть кость? Что-нибудь придумать, вроде того экспериментального торта? В конце концов, у Мирты было целых четыре руки, а, значит, теоретически, это возможно.
Ведь возможно?
— Он останется на пару дней в лаборатории, ему требуется наблюдение и физический покой. Если хочешь навестить его, то сейчас лучшее время, потому что на ночь я запру его в восстанавливающую камеру.
Ясмин неохотно отстранилась. От матери пахло густой сладкой дрянью, в которую вмешивались нотки горечи.
— Ты никуда не уйдёшь? — уточнила она. — Будешь ждать меня прямо на этом месте?
Мать засмеялась. Морщинки собрались у самых глаз, хотя в вечерней полутьме она выглядела молодой и весёлой.
— Давай так, я устрою на ночлег наших дорогих гостей, а к ночи приду в твою спальню. Как тебе мой отличный план?
— План самый отличный, — тут же согласилась Ясмин.
Ей снова было восемь, и они с мамой — самые главные заговорщики в доме. Они были командой и там, в советской старой трешке, а в этом мире их навыки только возросли.
Но когда мама поманила за собой Верна и Хрисанфа, она вдруг почувствовала себя мамой-уточкой, у которой уводят утят. Оба шли за матерью, но непрестанно оборачивались на Ясмин.
По-хорошему, ей нужно было поторопиться. Идти, бежать. Найти Абаля, который сидит один в темной лаборатории, спасённый человеком, который его ненавидит. Преданный и обманутый Ясмин. Потерявший ради неё кисть руки и снова ее обретший.
Ясмин встала. После снова села на облюбованный пригорок. Ее целью было вернуться в свой мир, а теперь, когда она прошла четыре испытания и получила маму, цель не сильно изменилась. Дом — это мама. Слова-синонимы.
Абаль… Она рада, что удалось спасти его руку, она вернёт его домой, даже если мама будет против, но и только. Ясмин слишком встроилась в чужую жизнь, слишком привязалась к людям, которые были лишь попутчиками на пути к цели. Ясмин не обязана смотреть Абалю в глаза и оправдываться за чужие ошибки.
Она не обязана чувствовать то, что чувствует. И в ее силах остановить эту пытку. Только травмированные невротики считают, что любовь превыше всего или что ее, боже упаси, нельзя остановить. Можно. Конечно, ее нельзя включить или выключить, как пароварку, но можно поменять температуру. Градус. Вектор.
Ей просто-напросто нечего сказать Абалю.