По естественным причинам. Врачебный роман
Это должно быть чем-то непотребным и тайным, а если тайна будет раскрыта, последствия должны быть самые серьезные. Именно это я и нашла – что-то непристойное, и тем не менее способное озарить все вокруг.
На прием приходит молодая женщина, которая желает установить спираль. Поскольку я сама женщина и к тому же у меня есть собственный ультразвуковой аппарат, я провожу как минимум два гинекологических обследования в день, в том числе по просьбе постоянных пациенток моих коллег-мужчин, которые хотят попасть на осмотр к врачу женского пола.
Пока я ковыряюсь у пациентки между ног, она начинает вещать о каком-то кактусовом соке. Сок этот обладает очищающими и обеззараживающими свойствами. Выводит из организма токсины. Судя по всему, она гордится знанием этого слова, так как произносит его пять-шесть раз.
– Ты буквально ощущаешь кожей, как токсины выходят вместе с потом. Это заметно и по испражнениям, кал пахнет очень сильно. Но это потому, что организм таким образом избавляется от токсинов.
– Вы курите? – интересуюсь я. Можно было и не спрашивать об этом, ведь с тех пор, как ввели запрет на курение в общественных местах, курильщика можно вычислить по запаху уже на пороге.
– Да, – отвечает она. – Но менее десяти сигарет в день, чуть больше на вечеринках. А почему вы спрашиваете?
Я не знаю, что ответить, с чего начать. К тому же на сегодня я зареклась говорить что-либо лишнее, поэтому молчу и делаю вид, что занята спиралью; разумеется, так оно и есть, но я могла бы сделать это и во сне. Туре тоже молчит в своем углу и явно чего-то выжидает.
Она продолжает:
– Я знаю, что курить вредно, но верю, что курильщики получают больше кислорода, потому что дышат глубже, чем остальные. И они больше расслабляются. И регулярно выходят на свежий воздух. Так что, думаю, то на то и выходит.
Если бы я не пообещала себе сохранять спокойствие, то непременно завязался бы спор, но я просто даю ей выговориться. Иногда гораздо проще наблюдать, как далеко они могут зайти, чем вступать с ними в перепалку. Смотри, говорю я себе, они все как один чокнулись. Так пускай дальше упиваются своим безумием. Туре, ты только послушай, что она несет. Весь мир трещит по швам, а не только я.
Я даю ей прокладку, и она, одеваясь за ширмой, пока я прибираю кушетку, продолжает разглагольствовать о кактусовом соке. Она говорит, что мне непременно нужно его попробовать, что он имеет омолаживающее и расслабляющее действие, что теперь она лучше спит, а кожа стала такой гладкой и свежей, что она даст мне адрес сайта, чтобы я могла сделать заказ, и при этом важно указать, от кого я получила рекомендацию, ведь тогда дадут скидку.
Когда она, одевшись, снова усаживается на стул, я прерываю ее, чтобы предупредить, что спираль не является защитой от заболеваний, передающихся половым путем, и тому подобное, и, произнося эти слова, которые произносила уже множество раз, я смотрю на ее тщательно накрашенное лицо и понимаю, что весь этот макияж, эти обесцвеченные локоны и подкачанная верхняя губа – все это старит ее и делает похожей на гораздо более зрелую даму, которая пытается выглядеть на тот возраст, в котором она на самом деле находится. Так что она вряд ли может выступать лицом своего кактусового сока, поскольку выглядит намного старше своих лет, но я все-таки послушно записываю адрес сайта, где его можно приобрести.
– Спасибо, – говорю я ей на прощание. Видишь, Туре, какая я теперь вежливая.
Она уходит, и я остаюсь довольна – прежде всего тем, что смогла сдержаться. Отличное начало, говорю я себе, но не тут-то было: сегодня, как назло, все психи мира решили осадить меня гуртом. Следом за Кактусовым соком приходит новоиспеченная супружеская пара. Жена – моя пациентка, мужа я вижу впервые. Ей сорок один, ему – пятьдесят четыре, и у них пять детей на двоих, объявляют они.
– Но общих детей у нас нет, – говорит женщина, глядя на мужа. Затем она сообщает, что они работают над этим три месяца кряду, но все напрасно, и теперь они вынуждены прибегнуть к экстракорпоральному оплодотворению. Они держатся за руки и заканчивают фразы друг за друга. Они познакомились на работе, сначала были друзьями, а год назад у них – словно гром посреди ясного неба – начались серьезные отношения; да, ни один из них не смог противостоять разбушевавшейся стихии, и они оба были вынуждены оставить своих супругов. Сколько сопротивления и истерик с обеих сторон им пришлось пережить, то была настоящая пытка, да, их почти сломили, но они не покорились урагану и выстояли. И теперь им нужна беременность – она залечит раны и заткнет всем рот.
Последнюю фразу они, конечно, не произносят, но это подразумевается.
«Как будто ты сама не тешилась подобной мыслью, – замечает Туре. – Как будто и ты не мечтала о том, чтобы твое давно иссохшее тело вдруг забеременело и положило конец твоей дилемме раз и навсегда».
Я слушаю их и собираюсь с силами, чтобы начать поддакивать, кивать и улыбаться с понимающим видом, а затем отправить их дальше по цепочке системы, усадить их на колени к кому-нибудь другому, возможно сопроводив направление невинным комментарием: …уверены, что все станет на свои места, если у них родится общий ребенок. Их в любом случае остановят на следующем кордоне. Во-первых, они уже слишком стары; во‑вторых, человек считается бесплодным только по истечении года безуспешных попыток забеременеть; в‑третьих, пара должна находиться в браке или сожительстве минимум год.
Конечно, я могла озвучить все это.
Но вместо этого я сказала:
– Какого черта вам сдались еще дети?
Нет, нет, нет. Может, это я просто подумала?
«Как бы не так, – подсказывает Туре, – ты произнесла это вслух. Ох, что сейчас будет!»
– Что? – вопит супружеская пара и разнимает руки.
Я сижу со скрещенными на груди руками и чувствую, как внутри начинает вздыматься знакомое с детства упрямство; это ощущение сопровождает меня всю жизнь, бок о бок с фундаментальным чувством вины за собственное рождение. Однако впервые ему удается найти тонкое место и прорваться наружу. Уже в третий раз за сегодняшний день. И в третий раз я слышу себя словно со стороны, не в силах остановиться:
– К тому же вы слишком стары. И у вас есть дети от предыдущих браков. Мне несложно выписать направление на комиссию, но, по сути, это бесполезно. Вас все равно остановят на следующем кордоне. Мы вечно думаем, что стоит нам только получить то, чего мы хотим, как все наладится. Для нас это одновременно и парус, и балласт. Но получить все и сразу не получится. По крайней мере, за счет государства.
Прежде чем я успеваю закончить последнюю фразу, они встают и выскакивают из кабинета, громко хлопнув дверью, и теперь несутся по коридору.
«Ну и вредная же ты», – говорит Туре.
«Вредная? Это я-то вредная? А как насчет этих двоих?»
«Ты могла бы удовлетвориться, сказав, что нужно прожить в браке не мене года, или что там еще. И ты могла бы сказать это чуточку повежливее. Они ведь никому не желают зла».
«Не желают зла? Ну да, они всего лишь хотят скрепить свой союз ребенком, к тому же за счет государства. Они могут заложить дом и сделать это за свой собственный счет. Надеюсь, это их разорит в пух и прах».
«То есть ты выступаешь против разводов, супружеской неверности и морального упадка в целом?»
Туре всякий раз дразнит меня все новой приманкой, и я покорно ловлюсь на его удочку.
«Нет. Но я точно против всей этой бытовой неразберихи, когда, стоя одной ногой в бывших отношениях, люди начинают строить новую жизнь, как две капли воды похожую на прежнюю. Все должны делать все и сразу, иметь все и сразу, располагать всеми возможностями сразу, следовать всем импульсам одновременно. Людям не достаточно возможности выйти из одних отношений и начать другие – нет, они хотят чтобы в их новой жизни у них опять было столовое серебро, вышитые монограммы, свадебные платья, беременности, кольца, крестильные рубашки, а если вдруг не получается, государству впору протянуть руку помощи. Я отказываюсь участвовать в этом абсурдном маскараде. Они ведь теперь есть друг у друга, так почему бы им не получать удовольствие от этого. Зачем вместо этого растрачивать силы на…»