Тот, кто утопил мир
Наньчан. Самый южный из городов Чжу. Она не сразу смогла осознать, что это значит. Пока ее занимали Чжаны, старый недруг Чэнь выступил из Учана и захватил ее город. Сделал такое с жителями и дал ей знать…
Но как такое могло случиться? Чэнь собирал войска, да, но пока никакой угрозы не представлял. Чжу в этом не сомневалась, иначе не рискнула бы повернуться к врагу спиной. Он не мог даже выступить против нее. Не то что победить.
Как бы он ни добился победы, мрачно подумала Чжу, факт остается фактом. Она была в шаге от захвата Пинцзяна, а теперь выбор один: отступить и разобраться с Чэнем, пока он не разобрался с ней. И все, чего она достигла с момента гибели генерала Чжана, пойдет прахом.
Вот что бывает, подумала она с глубокой досадой, когда оставляешь за собой хвосты.
* * *Оюан в ярости подумал: Чжу предугадал его реакцию. Он только что подошел к шатру Чжу и обнаружил, что тот оцеплен кольцом дополнительных стражников. Не из числа воинов Оюана. Чжу, видимо, отозвал часть своих людей с позиций генерала Сюй Да сразу после того, как получил привет от Чэня. Командир Чан перегородил Оюану вход мечом в ножнах.
— Генерал! Прежде чем вы войдете, мне придется просить вас сдать оружие. Приказ Сияющего Короля.
Оюан вскипел. Чан спокойно встретил его взгляд и сказал:
— Прошу вас, не усложняйте мне работу.
Чжу стоял внутри, очевидно, ждал Оюана. Тот ворвался и рявкнул:
— Не говори мне, что мы отводим войска!
— А какой у меня выбор? — прямо спросил Чжу. По крайней мере, страдальчески подумал Оюан, он не стал нести всякую чушь, чтобы смягчить удар.
— Я не могу захватить и удерживать Пинцзян тут, на востоке, одновременно двигаясь на север, чтобы взять Даду, и защищая тылы от Чэня Юляна. Сначала надо разобраться с ним.
— Не надо! Даду, вот что важно! Наша цель — Даду, разве не так? Надо быстро взять Пинцзян, а потом двинуть на Даду. А когда ты сядешь на трон, можно будет вернуться и отбить захваченное! — В глубине души Оюан знал, что, когда Чэнь берет город, отбивать там уже нечего, кроме пепла и трупов. Но это не имело значения. Ничего не имело значения — и никак, никак не заканчивалось.
— Мы возьмем Даду, — ответил Чжу с такой мягкой силой в голосе, словно пытался впечатать реальность Оюану прямо в лоб. Оюан, смотревший в худое, угловатое лицо Чжу, которое было на одном уровне с его собственным, чуть не попятился.
— Мы возьмем Даду, обещаю. Чэнь Юлян напал на меня с воды, у него флот. Чтобы с ним тягаться, мне тоже нужен флот. Мы его сокрушим. А потом вернемся и возьмем Пинцзян, и только потом пойдем на Даду. Если придется, генерал, я вас снова пленником сделаю, воспользуюсь вашей армией без разрешения и одержу победу сам. Но мне бы очень этого не хотелось. Я надеюсь на вашу поддержку. Вы же знаете, вместе мы сила. Я — ваш шанс достичь цели. Так давайте достигнем ее вдвоем.
Даже если Чжу действительно ключ к успеху и в одиночку Оюану ничего не добиться, какое все это имеет значение перед лицом уже невыносимой боли?
Чжу, словно прочитав его мысли, сказал:
— Осталось совсем немного продержаться, генерал.
Действительно, Чжу — мой лучший шанс, мучительно подумал Оюан. Правда и то, что потом, в конце, все страдания, и боль, и жертвы обретут смысл. Но как тяжко ждать…
Он сказал голосом, пронзительно-тонким от абсолютного отчаяния, словно слова вырвались из самого нутра без участия разума:
— Не могу.
Он скривился от звука собственного голоса. А вот Чжу — нет, к некоторому его удивлению.
— Можешь. Только не обязательно делать это в одиночку. Рукав закатай.
Оюан непонимающе воззрился на него. Чжу зашил ему рану, но откуда ему знать, что он делал потом со шрамом? Чжу недобро улыбнулся, заметив его колебания:
— Я все видел, генерал.
Оюан неохотно закатал левый рукав. На запястье — браслет из бусин Эсеня, под ним — розовый порез, сочащийся красным. Он тянулся почти по всему предплечью. Под внимательным, странно заинтересованным взглядом Чжу Оюан вдруг понял: тому прекрасно известно, что генерал с собой делает. И тут же догадался, с тоскливым острым предвкушением, что намерен сделать сам Чжу. Он проведет пальцем по шраму, может, с легким нажимом. А потом вопьется в руку ногтями. Будет рвать и когтить, пока Оюану не станет больно.
Но если бы это помогало, Оюан и сам бы давно так сделал. Он перестарался — шрам давно потерял всякую чувствительность. Дрожа от предвкушения, генерал с отчаянием думал: недостаточно.
Чжу кивнул, словно пришел к какому-то выводу, и решил, как надо действовать. Взял Оюана за запястье. Тот мимолетно удивился, что кисти у них одинаковые, словно он сам взял себя за руку. Потом Чжу поднял кисть Оюана к лицу и сунул два пальца в рот.
Ничего более странного Оюан никогда не испытывал. Что вообще происходит? Чжу весь состоял из углов и резких линий, но рот у него оказался неожиданно мягкий. Язык скользнул по кончикам пальцев Оюана. Нет, Чжу не сосал, не лизал. Просто не отпускал. Взгляд у него был прямой. Слабое чувство абсурдности происходящего заглушило куда более сильное ощущение некой почти ритуальной торжественности. Генерал не знал, как на такое ответить.
С приливом странного жара Оюан вдруг вспомнил их поединок — объятия, скрепленные клинком. Чжу, пронзенный мечом генерала, не сводил с него своих черных глаз. И было очень тихо. Прямо как сейчас.
Не отводя взгляда, Чжу сомкнул зубы.
Оюан издал невнятный звук, сам не понял какой. Мир сузился до пальцев, затем и вовсе исчез. Никогда он не чувствовал такой огненной, концентрированной боли. Она охватила его целиком. Чжу понял, что надо делать. Это было самое желанное ощущение в мире.
Оюан смутно сознавал, что стоит, где стоял. Хотя, подумал он ошеломленно, наилучшим выражением его чувств было бы упасть сейчас на колени и целовать сапоги Чжу, беспомощно задыхаясь от благодарности за королевский дар — дар совершенной боли.
Он услышал собственное сиплое дыхание. Наверное, это унизительно, когда с тобой делают подобное… но способность к эмоциональному отклику, к счастью, уже покинула его. Все, что он мог, — стоять и ждать, пока не исчезнут в красном экстазе страдания, мысли и, наконец, он сам.
* * *Когда Оюан вышел, Чжу вернулась за стол. На губах остался металлический привкус чужой крови.
Перед глазами стояла картина: Оюан, совершенно поглощенный болью, которая волной катится по нему. Зрачки расширились, губы приоткрылись в беззвучном крике.
Он смотрел прямо на нее. Интересно, у нее были такие же глаза, когда генерал пронзил ее мечом? Рот затопил вкус его крови. Он уже не дрожал, а содрогался всем телом. Сдерживался, хотя боль усиливалась. Когда она достигла пика, Чжу придержала его там, на краю чистого яркого лезвия, где агония и облегчение сливаются воедино.
Этого хватило, чтобы он остался. Чжу отметила момент, когда физическая боль временно затмила душевную, и Оюан отказался от своего отчаянного порыва бежать напролом к цели. Чжу дала ему необходимое, чтобы он держался плана… и ее самой. Надо будет — можно и повторить.
Чжу переполняло удовлетворение, сладкое и мощное.
Зашуршал полог шатра. Это вошел Цзяо. После минутного откровения, которое только что случилось у них с Оюаном, надменная физиономия инженера раздражала еще сильней, чем обычно. Интересно, он не столкнулся с генералом на входе? Цзяо ее не уважает, и его, наверное, порадовал бы вид Оюана, бесцеремонно рвущегося в королевский шатер. Она твердо посмотрела на инженера. Уж если я его смогла обуздать, с тобой и подавно справлюсь.
Цзяо слегка улыбнулся, словно напоминая ей давно известное: без него Чжу не обойтись. Он вернул ей зашифрованное послание.
— Я не смог это расшифровать. Нужен ключ.
Чжу особо и не верила, что получится. Но, надо признать, надеялась.
— Что, даже такой блестящий ум не нашел лазейки?