Тот, кто утопил мир
Когда молодой чиновник взял бумагу у Министра, рука у него не дрогнула.
— Будет сделано.
* * *Баосян голышом сидел на краю постели Третьего Принца. С той ночи в ванной миновало еще несколько встреч.
В противовес имперской помпезности остальной части Дворца изобильных благословений, спальня Третьего Принца несла четкий отпечаток личности хозяина. А еще в ней всегда царит абсолютный бардак, сухо подумал Баосян. Пыльные ковры висели на стенах, судя по всему, с прошлой зимы — или даже с позапрошлой — летом их никто не снял и не выбил пыль. Пол и все горизонтальные поверхности напоминали карту пересеченной местности. Книги, плошки, скомканная одежда — точно чья-то неудачная попытка сложить журавлика из бумаги. Доспехи, тыквенные фляги, веревочные кисти для украшения копья и рукояти меча, сплетенные мастерски или не очень. Две шляпы, мешочек с благовониями и пряностями для освежения подмышек, экстравагантный поясной нож из стали иноземной работы и огромное количество грязного белья. Над всем этим стоял подозрительный звериный аромат, точно меховой воротник забыли на солнце, и Баосян не без раскаяния опознал в нем застарелые следы того, что юноши оставляют на простынях от избытка чувств.
— У тебя же слуги есть. Знаешь, зачем они нужны? Уборку делать!
Третий Принц лежал, распростершись на смятых покрывалах и поджав согнутую в колене ногу, точно аист в воде. Он ухмыльнулся и беззлобно сказал:
— Так это же ты у нас любишь постоять на коленях. Сам и прибирайся, если тебе надо.
Подошвой одной ноги Принц упирался в колено другой. Баосян задержался взглядом на подколенной ямке. Загрубевшие пальцы и пятка словно защищали уязвимое место, где кожа кажется нежной даже у мужчины. На мгновение Баосяна потянуло положить туда руку, удивляясь непреложному факту: он может потрогать чужое тело там, где его никто не трогает, где оно обычно скрыто под одеждой и никому не интересно.
Это было глупое побуждение. Баосян встряхнулся и начал собирать с пола свою одежду. Главное, Третий Принц теперь к его услугам. Все прочее — вздор. Он сказал небрежно:
— У тебя же завтра вечером по протоколу встреча с матерью? Я тогда не приду.
— Приходи, просто попозже. Она все равно каждый раз сбегает по первому зову Великого Хана.
Третий Принц вертел в пальцах что-то маленькое и круглое, найденное в рисовой плошке. Потом зло и насмешливо добавил:
— Заместитель Министра, известно ли вам, как наложниц готовят к встрече с Великим Ханом? Раздевают их догола, заворачивают в одеяло и тащат к нему в покои, как кусок мяса. Не обманывайся утонченностью моей матери! Заметь лучше, с какой готовностью она всегда бежит трахаться с Великим Ханом, точно простая шлюха.
Принц смеялся над самим собой, но челюсть у него заметно дрожала. Так канатоходец, уже потерявший равновесие, пытается не упасть.
— Если бы их усилия были вознаграждены, мать бы сто раз уже заменила меня на другого наследника. Какое разочарование для нее!
Глядя на Третьего Принца, Баосян вспомнил, как долго до него самого доходило, что вожделенного принятия не дождаться никогда. Он был старше Третьего Принца, когда познал мир и убил в себе нелепую надежду быть любимым.
Воздух странно зазвенел, но ду́хов в комнате Баосян не видел, если не считать призраком самого себя — юного, вдруг проявившегося в чужих чертах.
Что-то стукнуло его по лбу и отлетело. Не успевший пригнуться Баосян воскликнул:
— Сын черепахи!
Третий Принц ответил ему хищной улыбкой:
— Думай, чьего отца оскорбляешь!
Баосян поднял с пола «снаряд». Очищенный каштан. Он ничего не имел против каштанов, если только их не надо чистить самому. А то еще загонишь невзначай осколок закаленной на огне скорлупы под ноготь — заживать будет неделю. Для Эсеня же вся прелесть была в том, чтобы сражаться с каштанами. Иногда, зимой, когда отец бывал в отъезде, они сидели вдвоем в притихшей усадьбе. На жаровне в сковороде потрескивали каштаны, снаружи падал снег. Баосян читал, а Эсень методично чистил орехи.
Он вдруг чуть не поперхнулся воображаемым каштаном, сладким, мучнистым. Бросил орех и снова стал рыться в хламе, ища свою одежду.
Третий Принц следил, как он одевается. А потом отрывисто произнес:
— Уже поздно. Может. Останешься.
Баосян никогда не просил у Министра доброты. А вот доверия Третьего Принца добивался. Радости ему эта мысль не добавила. Принц открылся, и теперь беззащитен перед Баосяном. Тот должен баюкать и оберегать сердце друга в ладонях, как сделал бы любящий человек.
Но Баосян не любил Принца и пришел сюда со своими целями.
— В другой раз, — он изобразил на лице сожаление. — Мне надо заскочить на службу. Сегодня после обеда Министр попросил меня оплатить один из счетов Главного Советника. Я отправил гонца, но теперь мне это покоя не дает: не помню, чтобы у нас был договор о купле-продаже с тем торговцем. — Госпожа Ки на другом конце ниточки дернулась, как марионетка, готовая сплясать. — Я бы и внимания не обратил, этих договоров столько… все не упомнишь. Только сумма большая — такую я бы запомнил. — Он с удовлетворением заметил, что Третий Принц смотрит на него необычно пристально. — Ерунда, наверное. Но если не проверю, не усну до утра.
Ниточка натянулась.
Конечно, ни на какую службу Баосян не пошел. А до утра ему в любом случае было не уснуть. По дороге домой он яростно желал, чтобы пошел снег, но Небеса не откликнулись на его мольбу.
* * *Министр заглянул в кабинет Баосяна.
— Вы здесь! Великий Хан призвал на аудиенцию всех министров. Будете? Время очень неудобное, Главный Советник еще тут, дел невпроворот. Но ничего не попишешь. Будем надеяться, что надолго не затянется…
Одна-единственная ниточка дернулась и всколыхнула всю паутину — вот-вот порвется. Все идет по плану. По плану Баосяна.
— Что-то случилось? Можно и не приходить, если не хочется, — озадаченно сказал Министр.
— Да нет. — Баосян встал и расправил мантию. — Иду.
Снег так и не пошел. Тучи просили разрешения от бремени. Вынырнув из арки на площадь перед Залом великого сияния, Министр ахнул: там яблоку негде было упасть. Повсюду красно-коричневые чиновничьи мантии.
— Как это… Мы что, опоздали?
Бесснежный свет превратил золотое одеяние Великого Хана в коричневую, чайного оттенка рясу монаха. Главный Советник в своих «драконьих» доспехах, напротив, выглядел еще более царственным, чем обычно. Вид у него был нетерпеливый — его явно оторвали от дел. Императрица настороженно замерла рядом с ним. Очевидно, оба понятия не имели, зачем Госпожа Ки — кто же еще? — всех созвала.
— Вы хорошо сделали, что пришли, Министр доходов, — произнесла Госпожа Ки. Ее плащ, подбитый лоснящимся мехом горностая, был бел, как невыпавший снег. Как траурное одеяние. Как лохмотья призрака. Внизу, на площади, чиновники в черных шапках выстроились неподвижными рядами, точно иероглифы на странице.
— Возможно, вы разъясните нам это дело. Подойдите к трону.
Министр бросил на Баосяна ошарашенный взгляд. Баосян ответил тем же, наслаждаясь представлением. Он смотрел, как старик, прихрамывая, медленно движется по середине площади, и до боли упивался собственной омерзительностью. Наверное, не существует в мире настолько отвратительного поступка, чтобы способность человека им наслаждаться не оказалась еще более мерзкой.
Госпожа Ки сладким голосом сказала:
— Министр доходов, правда ли, что вчера Министерство по вашему приказу отправило гонца с существенной суммой на руках для оплаты заказа торговцу?
Баосян видел только спину Министра в форменной мантии, но по голосу понял, что тот недоуменно нахмурил брови:
— Благородная наложница, Министерство доходов каждый день выполняет десятки таких платежей.
— Та сделка, о которой идет речь, предположительно касается покупки седел. — Госпожа Ки бросила повелительный взгляд на головы собравшихся чиновников. — Подойдите.