Капелька Солнца (СИ)

Внутри все похолодело. И я с трудом сдержал подступившую к горлу панику. Рано думать о плохом. Сначала надо выяснить все обстоятельства. Возможно, ничего непоправимого не произошло.
Граф же, решив, что на этом разговор окончен, собрался покинуть моё общество. Он уже развернулся на выход, когда я поспешно окликнул его.
— Прошу прощения за настойчивость, — резко вскинулся и сделал шаг вперёд. — Я вовсе не за вознаграждением пришел… Я… Я… Доктор! — последнее заявление прозвучало чересчур резко, но мужчина, кажется, не заметил.
Он остановился, медленно обернулся ко мне.
— Доктор? — теперь в его голосе слышался интерес. — Обычный или…
— Одарённый, — тут же добавил я.
— Хм… Целитель, значит. — Граф задумчиво потёр подбородок, окидывая меня с ног до головы, будто пытался во внешности найти подтверждение моим словам.
— У меня есть лицензия… — я привычно потянулся ко внутреннему карману, но граф Ванбургский жестом остановил меня.
— Не стоит. Я не взял с собой очки. Что ж… — Он окинул взглядом помещение и остановился на мягком гарнитуре. — У меня не так много времени, но на беседу хватит. Присаживайтесь. — И торопливо кинул прислуге: — Грета, подайте чаю!
Та бесшумно выскользнула из зала, прикрыв за собой двери. Мужчина опустился на синий диванчик, я же, без лишних церемоний, занял место напротив.
— Не знал, что в нашем городе есть другие одаренные, помимо доктора Айзека.
— Я не так давно начал частную практику, — поспешил развеять сомнение графа. — До этого стажировался как раз у доктора Айзека. — И тут же опомнился: — Ох, простите, я не представился. Доктор Кайрин Лейцер, к вашим услугам. — Я протянул графу прямоугольную карточку.
Граф взял визитку, мимолетно скользнул по ней взглядом и откинулся на спинку диванчика.
— Так, что вы хотели мне сообщить?
— Дело в том, что я видел вашу дочь как раз накануне… исчезновения.
— Только видели или…
— Я говорил с ней. Мы… Мы столкнулись возле пекарской лавки, — соврал первое, что пришло в голову.
— И? — граф нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику, а я немного замешкался, не зная, что ему сказать. Не стану же я сообщать, что графская дочка на самом деле рылась в помоях у кабака. И что всё это время, пока считалась пропавшей, она жила в моем доме, помогая по хозяйству.
— Простите меня… — скрыл заминку за словами извинения. — Мне показалось странным, что столь молодая особа гуляет по городу без сопровождения. Но она уверила меня, что всё в порядке. И я не стал ей докучать. Я… Мне… Мне стоило быть более внимательным. Проводить до дома, — принялся нести сущую околесицу.
Признаться честно, я никогда не умел правдоподобно врать. Ложь мне претила. Но с другой стороны… Я не знал, что успела рассказать отцу Айрель. А опорочить её мне хотелось меньше всего.
Граф ничего не ответил. Лишь сверлил меня пристальным взглядом, заставив паниковать. А ещё он так и не сказал, что же с девушкой. Жива ли? Здорова?
Проклятье! Надо было сразу спросить!
— Я понимаю… Мы с вами не знакомы. И, конечно, вы вправе подозревать… — я тряхнул головой, прекращая нелепые оправдания. — Но все же, что с девушкой? Она в порядке?
— Она сейчас дома. — произнес граф, и я облегченно выдохнул. Ну хоть что-то! — И я ни в чём вас не обвиняю. Будь вы причастны к похищению, вы бы не явились в мой дом.
Мои мысли мои зацепились за одно слово.
— Похищение?
— Да, иначе я это объяснить не могу. Адель не было дома почти месяц, а сегодня её обнаружили на городской площади. Замёрзшую, перепуганную. Потерянную.
Адель? Почему Адель? Наврала насчёт имени?
Да какая, в принципе, разница… Волнует меня другое.
— Так с ней все хорошо? — спросил, стараясь выглядеть бесстрастным. Но вряд ли мне это удалось.
Граф поджал губы и вновь нахмурился. Напрягся, с нажимом водя пальцами по внутренней стороне ладони.
— Не сказал бы… — спустя несколько мгновений ответил мужчина. — И я не хотел бы этого афишировать, но раз уж вы доктор… — Ванбургский выжидательно замолчал, а я произнёс то, чего от меня ждали:
 
— Не беспокойтесь. Сказанное вами не выйдет за пределы этой комнаты.
— Дело в том… — графу отчего-то было неудобно говорить. Я не сразу понял, отчего, пока не услышал: — Что мою дочь обесчестили!
Он сказал это со злостью. Будто выплюнул. Я же еле заметно скривился.
Плохое слово. Некрасивое. Пошлое.
И никак не подходящее к тому, что между нами было.
Да и мог ли я подумать, что лишаю девушку именно «чести», когда… Ох… Я ведь просто её любил. И сейчас люблю. Вот только, вряд ли граф сочтет мою кандидатуру подходящей на роль зятя.
Дар даром, но титулов еще никто не отменял.
— И что самое примечательное, — меж тем продолжал Ванбургский, — произошло это буквально накануне. Врач, осматривавший мою дочь, уверил, что следы совсем свежие. И никаких других повреждений нет. И я попросту не понимаю, к чему было держать девочку целый месяц, если похититель попросту желал сорвать цветок невинности…
От этого предположения меня натурально затошнило.
Захотелось вскочить с места и крикнуть, что все это сущий бред. Что она была со мной добровольно… но…
Вместо этого я сдержанно-вежливо осведомился:
— Так вашу дочь осматривал врач?
— Да, сегодня сутра. Сразу, как девочку вернули домой. К сожалению, доктор Айзек, услугами которого мы обычно пользуемся, в отъезде, потому пришлось вызвать обычного врача. Но для того, чтобы установить факт насилия, и такого специалиста хватило.
Последняя фраза покоробила ещё сильнее, чем все предыдущие нелепые предположения вместе взятые. Острыми когтями прошлась по раненному сердцу и глубоко впилась в душу. Обида хлестнула через край, и я не выдержал:
— Вы уверены, что это было именно насилие? — сказал с нажимом. Заведомо протестуя, хоть не имел на то никакого права. Кто я такой, чтобы ставить под сомнения слова графа?
Ванбургский возмутился. Подался вперёд. Руками всплеснул.
— Разумеется! Или же вы думаете, что моя дочь могла… Она приличная девушка! Она бы никогда… За кого вы нас принимаете?
Я остро пожалел о своей несдержанности.
Граф же ещё долго возмущался, брызгал слюной, махал руками, неизвестно что мне доказывая. Поток слов и пылких фраз остановился, лишь когда гулко пробили настенные часы, и выскочившая кукушка пропела свою незамысловатую трель.
В этот же момент тихонько отворилась дверь, и в гостиную с тяжёлым подносом, заставленным чашками, блюдцами и тарелочками со сладостями, вошла горничная. Не поднимая глаз, прошла к столику и стала торопливо расставлять на нём угощения.
А мне подумалось, что она тут появилась как нельзя кстати. Нам обоим нужно успокоиться. А ритуал чаепития всегда благоприятно этому способствовал.
В воздухе поплыл аромат душистой мяты и мелиссы. Корицы и свежей выпечки. Дорогого горького шоколада.
Однако витавшее в воздухе напряжение не спешило уходить.
Граф, раскрасневшийся и тяжело дышащий, нервно сжимал и разжимал кулаки. Я же внутренне костерил себя за чрезмерную эмоциональность. Следовало быть осмотрительнее. Выражаться мягче. Хоть внутри всё бурлит от негодования. Несправедливости с горькой примесью обиды и то и дело прорывающейся злобы. Которой ни в коем случае нельзя давать выход. Расположение графа дорогого стоит, а потому впредь стоит тщательно взвешивать каждое слово.
Прислуга принялась разливать чай. Руки ее почему-то слушались плохо — напиток то и дело попадал мимо чашки, тёк по крутому боку пузатого чайника и капал на поднос, собираясь в мелкие тёмные лужицы.
Граф недовольно поджимал губы, глядя на неумелые движения сухих женских ладоней. А я раздумывал, стоит ли продолжать разговор или же лучше дождаться, пока мы вновь останемся наедине.
Справиться с подтекающим чайником у прислуги не выходило. И ожидание грозило затянуться, а потому я решился:
— Простите, Ваша Светлость. Я не имел в виду ничего подобного. И благородство вашей семьи не вызывает ни единого, даже самого крохотного сомнения. Своим вопросом я всего лишь хотел уточнить… — я на долю секунды замолчал, раздумывая, как бы поделикатнее выразиться, но, ничего не придумав, спросил совершенно по-простому: — Ваша дочь сама вам об этом рассказала? О том, что имело место… — я покосился на прислугу, не зная, стоит ли оканчивать фразу, но собеседник закончил за меня: