"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
— Я обожаю заниматься устройством свадебных церемоний, — заявила она, — тем более что мне не удалось подготовить свою собственную.
По прошествии столь долгого времени она все еще сожалела о том, что у нас не было благопристойной свадьбы, хотя когда-то уверяла, что подобные пустяки ее не волнуют. И почему женщины придают огромное значение этой мишуре, словно ничто иное не может сделать их брак истинным и законным?
Венчальный день в середине октября был таким же ясным и очаровательным, как юные жених и невеста. В природе царили сочные краски — сияющая лазурь небес, богатые оттенки осенней листвы и спелых плодов. Золото и синева — земная и небесная; золото волос и синева очей молодой пары.
Можно жениться в любом возрасте, и я не знаю, какой брак приносит больше счастья — ранний или поздний. Но уверен, что юношеская первая любовь более всего радует сердца и взоры ее свидетелей.
В Большом зале королевского дворца, напротив капеллы, уже было все готово к свадебному пиршеству. Ожидали лишь нашего прихода, но мы медлили перед входом, с удовольствием беседуя с молодоженами и наслаждаясь лимонным светом октябрьского дня. Я обнял Фицроя и его новоявленную герцогиню, таких гибких, стройных, ослепительных в своих парадных бархатных нарядах.
— Желаю вам обрести счастье друг в друге, — сказал я, — и провести вместе богатую и содержательную жизнь.
Они находились в самом расцвете сил; чего же еще можно было им пожелать.
— Благодарю вас, отец, — ответил Генри своим высоким мелодичным голосом, вызывавшим у меня смутные воспоминания.
— Я буду почитать вас, ваше величество, как отца и суверена, — добавила его юная супруга.
Она выглядела старше, чем он; почему-то с женщинами такое часто бывает… Мария не отличалась особой красотой, но, очевидно, пробудила в Генри плотские желания и любовь.
— Пир ждет вас! — появившись в дверях, крикнула Анна.
Слыханное ли дело, однако, чтобы сама королева призывала гостей, точно фермерша своих заработавшихся на полях наемников?
Покинув теплый двор, приглашенные послушно потянулись в Большой приемный зал. И замерли в восторженном остолбенении. Анна превратила его в волшебный серебряный чертог. Диана, богиня луны, соткала там свою великолепную паутину.
Повсюду поблескивала серебряная посуда — но особое внимание привлек серебристый лебедь, плавающий на зеркальной глади чеканного серебра. Свадебный торт покрывали серебристые листья, и его следовало разрезать серебряным ножом. Гостям подали серебряные тарелки и кубки.
Последующие развлечения также придумывала Анна. Она устроила затейливые живые картины во французском стиле, их герои поклонялись Диане в ее храме. Все было бы прекрасно, если бы роль девственной богини королева не вздумала сыграть сама.
Извинившись, она встала из-за стола, спустилась с помоста и ушла переодеваться. В числе почитателей Дианы-охотницы на сцене застыли Фрэнсис Уэстон, Уильям Бреретон, Фрэнсис Брайен. Брат Анны Джордж исполнял роль Аполлона, а Марк Смитон, ее любимый музыкант, сыграл на лютне специально сочиненную мелодию. Диана, приняв знаки почтения и обожания от преданных слуг, благословила брачный союз. А Томас Уайетт прочел хвалебные стихи.
Полная чепуха. Мы же отмечали свадьбу, а не торжество девственности. Следовало бы показать Гименея, покровителя супружеских уз, а не холодную и целомудренную лунную богиню. Единственный смысл этого представления заключался в явном прославлении Анны и смутном намеке на то, что она царствует над безумными придворными юнцами. Слава богу, действо быстро закончилось, иначе я приказал бы его остановить.
* * *По пути на Йорк-плейс я укорил ее:
— Королеве не подобает участвовать в живых картинах. Вы унизили значение празднества.
— Чем это? — Она выпрямилась и, откинувшись к стенке паланкина, возмущенно взглянула на меня. — Тем, что сама выступила в придуманном мной маскарадном костюме? Что могло бы больше почтить вашего… бастарда… — она помедлила до и после этого слова, — вашего сына!
— Честь видеть благоразумную и достойную приемную мать.
«Бесси не позволила бы себе такого поведения, — подумал я. — Она стала преданной женой хилому Тейлбойсу». Об этом докладывали агенты Кромвеля, но я не нуждался в их донесениях, зная натуру своей бывшей любовницы. И у меня имелось множество поводов восхищаться ею. Многострадальная леди Тейлбойс не покинула мужа в северных владениях ради свадьбы сына, но прислала в подарок инкрустированный перламутром золотой кубок с крышкой. Бесси любила золото, она не была серебристо-непорочной дамой и не одобряла излишней неприступности.
— Вам должно быть лестно, что другие мужчины находят меня привлекательной, — возразила Анна.
— Далеко не такой привлекательной, каковой вы сами себя находите, — резко ответил я. — Вы королева Англии и моя жена, а не просто дочь Томаса Болейна или фрейлина, исполняющая роли в живых картинах и собирающая вокруг себя обожателей.
— Только потому, что никто из придворных не любезничал с Екатериной…
— Ваше немыслимое поведение, — прервал я Анну, — не оправдывает глупое соперничество с ней. Екатерина родилась в королевской семье, и она понимала, к чему обязывает ее положение царствующей особы!
— А я не понимаю? — возмущенно вскричала она и взвилась, точно кобра, изготовившаяся к атаке.
— Судя по всему, нет, — спокойно ответил я.
* * *Тем не менее вечером я устремился в опочивальню королевы. Моя страсть к ней разгорелась с редкостной силой. Мне хотелось сорвать с нее покров серебристой паутины, проникнуть в ее неприступный чертог, разрушить ее странный, затворнический эротизм. Анна, Анна…
LXII
Воспоминания о тех серебряных ночах поддерживали мой дух, который был угнетен событиями суровой зимы 1534/35 года. Томас Мор провел эти месяцы в Тауэре, так же как епископ Фишер, заключенный туда чуть позже. Они содержались в «хороших» камерах, а не в подземных склепах, где в темноте и холоде томилось около дюжины беспомощных, закованных в цепи мятежных монахов.
Бросить вызов монаршему верховенству и отказаться от присяги осмелились братья трех орденов: фанатично набожные францисканские обсерванты, картезианцы, подчеркивающие важность молитв и умерщвления плоти, — в сущности, просто кучка отшельников (именно к ним, естественно, мечтал примкнуть Мор) — и бригиттинский орден в Сайоне.
К обсервантам я питал особую привязанность. В их главной часовне в Гринвиче я венчался с Екатериной, и там же крестились Мария и Елизавета. Я знал, что представители этого ордена добродетельны и праведны. Но они полагали своей главной миссией проповедничество. Монах Пето уже осудил меня как Ахава.
Обсерванты славились красноречием, и их утверждения крайне ценились не только в Англии, но и за ее пределами. Я считал своим долгом утихомирить их, и мне это удалось. В августе тридцать четвертого года в стране было семь общин обсервантов, где жили сотни две монахов. К декабрю не осталось ни одной. Отказавшись признать над собой власть короля, они перестали существовать в Англии. Монастыри закрыли, и братьев разогнали. Вот так.
Из-за картезианцев возникли иные сложности. Они упорно чинили препоны как земным посредникам Господа, так и Его помазаннику королю. Они боролись, спорили и всеми доступными способами возводили досадные преграды… как и их полубогиня Екатерина. Как же они были похожи! Какие сходные умыслы созревали в их головах!
И их ждала одинаковая судьба: уединенное бытие и заточение.
Бригиттинцы, монашеский орден, принимавший как мужчин, так и женщин, жили в Сайонском монастыре поблизости от Ричмонда. Ричард Рейнолдс, их ученый приор, проявил ту же несговорчивость, что и Екатерина.
Остальные подданные приняли присягу. Даже домочадцы Мора. Мои послы вернулись из северных графств, и в их списках не оказалось мятежников, подписавшихся в отказном листе.