"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
Незнатных придворных — Смитона, Бреретона, Уэстона и Норриса — судили двенадцатого мая в зале Вестминстерского дворца, одинаково пригодном для проведения судебных заседаний и праздничных пиршеств. На радость разинувшим рты и пускающим слюни зевакам фаворитов королевы открыто провели по улицам города.
Перед глазами несчастных уже маячил топор, хотя и с опущенным пока острием. Им предъявили обвинения в тайном сговоре, угрожавшем жизни короля, в греховной связи с королевой, в государственной измене наследникам трона и в нарушении общественного порядка и безопасности.
Смитон признал себя виновным только по второму пункту. Остальные полностью отрицали свою вину. Но всех осудили на смерть. Острие топора зловеще развернулось в их сторону. В тягостной тишине преступников доставили обратно в Тауэр.
Казнь назначили на семнадцатое мая — через пять дней после суда. До этого дня о заключенных предпочли забыть.
Короля обеспокоило то, что признание сделал один Смитон. Он предпочел бы, чтобы все пятеро разговорились на допросах. Хотя сам он ничуть не сомневался в их виновности.
— Я убежден, что она развлекалась с каждым вторым в своей свите, — сказал он.
* * *Через три дня перед судом пэров в Королевском зале Тауэра по очереди предстали Болейны. На заседании присутствовали двадцать шесть пэров. Герцог Норфолк выступил в роли представителя короля, лорда-распорядителя, заняв кресло под председательским балдахином. По разные стороны от него сидели герцог Суффолк и лорд-канцлер Одли. Был здесь и Генри Перси, унаследовавший титул графа Нортумберленда.
В зал набилось более двух тысяч зрителей — лорд-мэр и олдермены Лондона, члены влиятельных ремесленных гильдий; придворные, послы, купцы и прочие незнатные подданные, к коим примкнул и я сам. Насколько отличался публичный конец Анны от ее тайного венчания! Короля не волновало, что любой простолюдин услышит гнусные подробности, выставляющие его рогоносцем. Как ни странно, он сам позвал всех прийти и испить чашу из источника его позора.
Анна вплыла в зал с надменным видом, словно ее пригласили председательствовать на суде, а не держать ответ перед пэрами. Она вновь обрела неотразимое очарование, с помощью которого околдовала Гарри. Очевидно, она решила еще раз использовать свою магию.
Герцог огласил официальные обвинения по обнаруженным присяжными Кента и Мидлсекса преступлениям:
— «Будучи более трех лет королевой Англии и женой господина нашего Генриха VIII… леди Анна не только пренебрегала обязанностями, возложенными на нее высочайшим и благородным союзом, заключенным между вышеупомянутым господином нашим королем и самой госпожой королевой, но также вынашивала в душе злые умыслы по отношению к упомянутому господину нашему королю и сошла с пути истинного по дьявольскому наущению, отвернувшись от Господа. Утоляя каждодневно изменчивую сладострастную жажду и понуждая близких подданных и слуг господина нашего короля к прелюбодеянию и сожительству, совращала их подлыми посулами, поцелуями, соблазнительными телодвижениями, а также подарками и прочими чудовищными обещаниями и подстрекательствами… соответственно потакая своим крайне предосудительным наклонностям… в результате чего совращенные отдавались ей и способствовали тяжким вероломным преступлениям… Как следует из данного и прочих достоверных источников свидетельских показаний, упомянутая королева повинна в предательских деяниях и подстрекательствах».
Перечень достоверных нарушений закона открывали события трехлетней давности:
— «В Вестминстерском дворце 6 октября 1533 года… и в разные прочие дни, до и после указанной даты, посредством соблазнительных слов, поцелуев, деяний и прочих злодейских средств она совращала и подстрекала Генри Норриса, личного камергера господина нашего короля, нарушать присягу и вступать с ней в плотские сношения, по причине чего 12 октября упомянутый Генри Норрис преступил закон и опорочил себя, вступив с ней в плотскую связь».
Далее описывалось ее прелюбодеяние с родным братом Джорджем, лордом Рочфордом, имевшее место 2 ноября:
— «…откровенные сладострастные поцелуи, в коих сплетались языки королевы и упомянутого брата ее Джорджа, а также подарки и драгоценности побудили лорда Джорджа Рочфорда 5 ноября презреть заповеди Всемогущего Господа и законы людской природы и согрешить, познав плоть его родной сестры».
Далее зачитали даты остальных преступлений (я опущу их описания, ибо они изобиловали похотливыми подробностями):
19 ноября 1533 года — в Вестминстере с Генри Норрисом.
27 ноября 1533 года — в Вестминстере с Уильямом Бреретоном.
8 декабря 1533 года — в Хэмптон-корте с Уильямом Бреретоном.
19 мая 1534 года — в Гринвиче с Марком Смитоном.
20 мая 1534 года — в Гринвиче с Фрэнсисом Уэстоном.
20 июня 1534 года — в Гринвиче с Фрэнсисом Уэстоном.
26 апреля 1535 года — в Вестминстере с Марком Смитоном.
29 декабря 1535 года — в Элтаме с Джорджем Болейном.
Помимо «грязной и ненасытной похоти» ее обвинили в тайном сговоре с любовниками против Генриха. Согласно свидетельским показаниям, она говорила им, что «в глубине души никогда не любила супруга» и «обещала выйти замуж за одного из них после смерти короля». Дабы держать их в любовном плену, она разжигала соперничество между ними, наделяя каждого безумно щедрыми дарами.
Кромвель и его главный прокурор, сэр Кристофер Хейлз, выдвинули против королевы еще два пункта: во-первых, отравление вдовствующей принцессы и покушение на жизнь леди Марии; во-вторых, злонамеренное причинение ущерба здоровью короля — ибо из-за пороков своей жены он «испытал в сердце своем недовольство и печаль… кои вызвали серьезные физические недомогания». Последнее утверждение, насколько мне известно, было правдой, хотя многие над этим подшучивали.
По словам обвинителей, Анна тайно издевалась над королем, высмеивая его баллады, музыку, наряды и личные недостатки. В письме брату Джорджу относительно своей беременности она будто бы заикнулась, что вынашивает его ребенка.
Анне предоставили слово для защиты. Гордо выпрямившись, как всегда, она вскинула голову и заговорила громким и звонким голосом, разлетавшимся во все концы каменного зала.
Последние обвинения она обошла многозначительным молчанием. И, уделив внимание только прелюбодеяниям, заявила о своей невинности, хотя признала, что давала Фрэнсису Уэстону денежное вознаграждение и приглашала Марка Смитона в свои покои для игры на верджинеле. Ее речь прозвучала красноречиво и остроумно, а сама она излучала неземное очарование.
Но все было бесполезно. По оглашении всех обвинений большинство пэров признали ее виновной. Затем поднялся ее дядя Норфолк и грозно зачитал приговор:
«Виновна в государственной измене, прелюбодеянии и кровосмесительной связи. Преступница заслужила смерть, приговаривается к сожжению на лугу лондонского Тауэра либо — по усмотрению короля — к обезглавливанию, если его милость пожелает облегчить ее участь».
Напряженную тишину нарушило смятение в рядах пэров. Генри Перси упал в обморок. Слуге пришлось взвалить его обмякшее тело на спину и вынести из зала. Анна проводила его взглядом, и на лицо ее набежала тень, оно словно увяло.
Ей вновь дали слово, но теперь она говорила без всякого воодушевления.
— О Господи, Тебе ведомо, заслужила ли я смерть… — Она помедлила и обратилась к присяжным: — Милорды, я не буду говорить, что ваш приговор несправедлив, и не осмелюсь предположить, будто мои доводы могут восторжествовать над вашими суждениями. Мне хочется верить, что у вас достаточно веские причины для вынесения такого приговора, но тогда они должны быть отличны от тех, что представлены ныне в суде, ибо я не совершала преступлений, кои вменяются мне в вину. Я всегда хранила супружескую верность королю, хотя не скажу, что всегда выказывала приличествующее мне, возвышенной его волей из ничтожества, смирение и почтение перед его добротой и величием. Я признаю, что имела ревнивые мысли и подозрения о его увлечениях. У меня не было, увы, достаточной осторожности и мудрости, чтобы скрывать свои переживания. Но всевидящий Господь будет моим свидетелем в том, что я не согрешила против супруга никаким иным образом. Вы полагаете, что я говорю это в надежде продлить себе жизнь? Нет. Бог научил меня смирению перед лицом смерти, и Он укрепит мою веру. Не думайте, что в преддверии конца я пребываю в полном замешательстве и меня уже не волнуют ни честь, ни невинность, которые я берегла всю мою жизнь, как то и положено королеве. Знаю, что эти последние оправдания не принесут мне никакой выгоды, кроме удовлетворения моей честной души. Что касается моего брата и других несправедливо обвиненных придворных, то я охотно приняла бы на себя все казни, дабы избавить их от мучений; но, понимая, что так угодно королю, я готова стать их спутницей в смертный час. Поскольку уверена в том, что в ином мире нам суждена вечная и покойная жизнь. Я прошу вас, добрые люди, помолиться за меня.