"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
Разрезав его залитую фруктовой глазурью поверхность, я раздал каждому по куску торта и последний положил себе на тарелку.
Кому же попадется боб? Должен признаться, я сам надеялся найти его. Такая находка предвещала удачу, а она мне не помешала бы — хотелось получить хоть самую незначительную поддержку, сулящую благополучие в будущем году.
По всему залу едоки осторожно пережевывали кусочки лакомства. Кому же достанется счастливый боб, знак благосклонности судьбы?
— Тьфу-у-у-у! — Анна Клевская выплюнула на тарелку желанный символ.
— Повезло принцессе Клевской! — объявил Уилл.
Все кивнули, изобразив облегчение, якобы потому, что теперь могут спокойно доедать торт, не опасаясь подавиться или сломать зубы. Но в глубине души каждый испытал разочарование.
— Грядущий год пройдет под счастливой звездой леди Анны, — заявил я, обращаясь ко всем гостям. — За нашим королевским столом боб достался моей дорогой благородной сестре.
Слова мои встретили рукоплесканиями, а чуть позже и среди гостей и моих приближенных один за другим обнаружились любимчики госпожи Фортуны.
— Я тоже нашел боб, — произнес Уильям Педжет, сидевший за ближайшим к нам столом.
Он словно извинялся за собственную находку. Рядом с ним сердито хмурился епископ Гардинер.
— И меня ждет удача! — громогласно вскричал Том Сеймур, вскочив из-за стола в следующем ряду. — Ха-ха!
Подняв руку, он радостно подбросил на ладони серебряный боб. Том выглядел довольным, как сам Плутос, языческий бог изобилия.
— И я нашел, — заявил Нилл Мор, вождь ирландских дикарей, медленно поднимаясь со стула.
Он облачился в родовой плащ, скрепленный на плече огромным, как кусок угля, золотым аграфом в весьма затейливом стиле, наподобие гигантской серьги из Дамаска. Рыжая шевелюра ирландца горела адским пламенем.
Екатерина смотрела на него во все глаза и не отвела их даже тогда, когда очередной счастливчик — толстый барон из Кембриджшира — хрипло возвестил:
— Я чуть не проглотил свою удачу!
Уилл:
Судьба распорядилась верно. Из всех взрослых сотрапезников за королевским столом Анну Клевскую действительно можно считать любимицей Фортуны, по меньшей мере с нынешней точки зрения. Разве не счастье, что она до сих пор жива, сохранила со всеми дружеские отношения и, говорят, радуется жизни.
Генрих VIII:
После ужина убрали блюда, со столов сняли красивые красные дорожки, а столешницы вынесли заодно с поддерживавшими их козлами. Большой зал опустел, чтобы принять развеселую толпу ряженых. С верхней галереи до меня доносились жалобные звуки инструментов, дотошно подстраиваемых менестрелями.
Возвращаясь в свои покои, чтобы переодеться, я услышал приглушенный топот бегущих ног, шелест и вздохи, свидетельствующие о скрытой жизни смежных коридоров и темных ниш. В Хэмптон-корте было множество укромных уголков, где жаждущие любовных ласк парочки могли незаметно уединиться. Странно, зачем Уолси заказал столь хитроумную планировку, ведь священника не должно волновать удовлетворение плотских потребностей, от которых он якобы отрекся.
* * *Доктор Баттс, уже поджидавший меня в потаенной келье, перебинтовал мою ногу. На сей раз он так аккуратно наложил повязку из тончайшего шелка, что она была почти незаметна.
— Это только на сегодняшнюю ночь, — предупредил он. — Шелк совсем не подходит для лечебных повязок. Он не обладает впитывающими свойствами. Поэтому если язва откроется, вытекающая из нее жидкость будет заметна. Хотя ранка, кажется, подсохла и начала затягиваться. Так что у вас в запасе есть несколько часов, — успокоил он меня и кивнул на серебряную чашечку. — Примите двойную дозу болеутоляющего сиропа.
— Нет. Он приглушает боль, но одурманивает разум, а мне необходимо помнить все танцевальные позы и движения.
Оглянувшись, я бросил взгляд в зеркало. На меня смотрел незнакомец, призрак с Востока.
* * *Большой зал, всего час назад заставленный пиршественными столами, также преобразился до полнейшей неузнаваемости. Его заполнила толпа причудливых персонажей. Одалиска. Волшебник Мерлин. Несколько монахинь. Встретился мне и Адриан IV, единственный англичанин на папском престоле, он выглядел потрясающе, не хуже меня. (Кто же, интересно, решил изобразить его?) По залу прогуливались крестоносцы, вервольфы, палач с окровавленным топором, скрывающий лицо под капюшоном, брат Тук, размалеванные дикари Нового Света. В дальнем конце зала я заметил Иезавель. Скудный наряд выставлял напоказ три четверти ее фигуры, а рядом с ней топтался какой-то болтун, одетый как пророк Илия, он размахивал руками, произнося, видимо, напыщенную проповедь. Я узнал легендарную развратницу по походке… Екатерина!
Меня охватило смятение. Как посмела она появиться на балу почти голой?! Королева Англии — распутная библейская царица, коварная Иезавель, средоточие порока и поклонница язычества, восставшая против Господа! Пристально глянув на Илию, ханжески грозящего перстом, я понял, что он явно насмехается над Торой. За ними семенил пухлый коротышка с жирными волосами, изображавший Ахава, он глупо хихикал, облизывая пальцы. Кто же согласился подыграть ей? Окружающие приветствовали их веселым смехом, явно наслаждаясь этим кощунственным представлением.
Никто не обратил внимания на мой экзотический наряд, как и на плетущегося за мной верблюда. Да, Иезавель попросту всех очаровала.
В зал вошла Клеопатра со змеями, обвившимися вокруг ее талии. Они льнули к ее телу, заползая в укромные прорези ее наряда. За ней следовали захмелевший Марк Антоний и Юлий Цезарь, то и дело бившийся в притворных припадках. На губах его белела пена (пополняемая из чаши со взбитыми белками). Толпа восторженно ревела: «Пади перед нами, великий Цезарь!» И он, подчиняясь приказу, валился на пол через каждые десять шагов.
Следующими появились Троил и Крессида. Они откровенно обнимались и целовались, изображая знаменитых любовников древней Трои. За ними брели подвыпившие атлеты, которые быстро овладели Крессидой на глазах рыдающего Троила. Задрав ей юбку, они изображали любовные игры, касаясь самых интимных мест, а она трепетала и содрогалась всем телом в мнимом экстазе.
Куда подевались благородные рыцари былых карнавалов? Во что превратилось празднование Двенадцатой ночи? Я растерянно огляделся. Мне удалось отыскать горстку ветеранов, наряженных в великолепные затейливые костюмы, но они терялись в толпе необузданной в своей непристойности молодежи.
На возвышение, тяжело отдуваясь, взошел Владыка буянов [126]. Ему прицепили огромный, весьма натурального вида фаллос, завершающийся вдобавок символическим кольцом обрезания. Над его чреслами, дрожа и покачиваясь, топорщилась тонкая, закрученная в спирали черная проволока, изображающая лобковую растительность. Сам фаллический орган, разбухший и покрасневший, гордо выдавался вперед. Владыка начал раскачиваться и извиваться, привлекая внимание.
— Какое чудное собрание, — донесся его приглушенный голос. — Нечасто выпадает мне шанс появиться перед столь благородным обществом.
Там и сям послышался смех.
— Но нынче я полностью в вашем распоряжении.
Визгливые раскаты хохота.
— Некоторые из вас давно знакомы со мной. Другим я пока неизвестен. — Он отвесил шутливый поклон «монахиням». — Хотя, возможно, я заблуждаюсь?
Очередной взрыв веселья.
— Но нынче всем вам придется послушно выполнять мои повеления. И я желаю, то бишь приказываю, чтобы в дальнем конце зала собрались все те, кто наделен таким же чудным органом, как я. А здесь, подле меня, остались те, чьи нижние конечности расщеплены там, откуда они растут.
Страстно стремясь узнать, что же он задумал, все персонажи бросились выполнять приказание. Компания мужчин увлекла меня за собой, и в результате я потерял верблюда. Но что происходит? Мой карнавальный костюм и сама задумка оказались passй. Никого больше не интересовали ни мудрые волхвы, ни их бархатные верблюды.