"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
Я взглянул на ногу, все еще скрытую под шелковой повязкой. Лень было разбинтовывать ее перед сном. И сейчас, разматывая слои шелка, я ожидал, что они пропитались гноем и прилипли к уродливому кратеру язвы. К моему удивлению, я обнаружил, что лента осталась совершенно сухой. Края ранки стянулись.
Мне отчаянно захотелось плюнуть на ногу, причем прямо в центр зарубцевавшейся болячки. Теперь, видите ли, она засохла! Почему сейчас, а не пару недель назад? Во мне вспыхнула неистовая ненависть, каковую, по мнению теологов, следует приберечь для Сатаны.
* * *Днем внутренние дворы перед конюшнями заполнили гости, которые седлали лошадей и готовились разъехаться по домам. Над головами синело безоблачное небо. Погода благоприятствовала путешественникам, дорога обещала быть легкой и безопасной. Я наблюдал за сборами с облегчением, но к нему примешивалось и чувство утраты.
Едва затих вдали грохот последних экипажей и повозок, я созвал советников на очередное заседание. Мы не брались за дела уже больше месяца. Конечно, зимой важных дел бывало меньше, чем летом. Все европейские дворы брали месячную передышку для отмечания рождественских праздников. Курьерам, послам, шпионам тяжело трястись по замерзшим неровным колеям, а уж на морские вояжи решались лишь глупцы или безумцы. Морозы не подходили и для военных действий, поэтому все кампании завершались в октябре, задуманные сражения отменялись и солдаты зимовали в родных краях. Тем не менее некоторые дела требовали внимания, и настало время рассмотреть их.
Один за другим придворные с мрачными вытянутыми лицами входили в палату Тайного совета, которая оставалась пустой и непогрешимо чистой в течение всех праздников. Педжет, старший секретарь, притащил с собой обтянутую кожей угря папку, где были аккуратно сложены письменные принадлежности.
— Рождественский подарок? — спросил я его.
Он кивнул, расплывшись в улыбке. На редкость уместный подарок для секретаря.
— Итак, достойнейшие советники, — сказал я, подавшись вперед и упираясь в поверхность дубового стола костяшками пальцев. — Мне хотелось бы оценить общее положение всех дел за пределами нашего хэмптонского мирка. — Я кивнул Норфолку. — Выслушаем для начала нашего старейшего пэра и до недавнего времени иностранного посредника. Какие известия вы получили от подвластных вам посланников?
Он поднялся, запахнув поплотнее отделанную горностаем мантию (ее мех заметно пожелтел от старости).
— Франция затихла, — забубнил он, точно дьякон на мессе. — Франциска лихорадит, он по-прежнему неугомонен. Карла одолевают неприятности из-за раздоров в его разрозненной, разношерстной империи. Так уж повелось с самого начала по прихоти Карла Великого. А теперь Карл Пятый правит разлагающимся государством.
— Мне нужны подробности, Норфолк, — напомнил я.
Без Кромвеля очень сложно было добиться от советников разговора по существу… Боже, что за бред они несли. Как мне не хватало Крама…
— Продолжаются восстания лютеран, — пояснил он. — Они совратили все Нидерланды и добрую половину Германии. Другая половина империи напоминает больного, зараженного чумой. Еретические мятежи подобны черным пустулам, они изъязвляют и истощают заведенный миропорядок. Испания же — точно воспаленный разинутый рот, в который мощным потоком льют микстуру, то есть ортодоксальный католицизм, дабы победить болезнь. Увы, от такого лечения во рту начался пожар — инквизиция покрыла Испанию волдырями, не затронув при этом самих бубонов.
— Ну надо же. Какие поэтические аналогии. Теперь мне понятно, от кого ваш сын унаследовал склонность к буйным изощренным сравнениям и экзотическим метафорам. Кто бы мог подумать, ведь я считал вас прямодушным воякой. Ну а как дела у шотландцев? Вам приходилось сражаться с ними… и вы знаете их лучше всех. Есть ли новости от тамошних шпионов?
— Северяне смеются над вами, — просто заметил он. — Это гнездо предателей нуждается в постоянной очистке.
Глаза его разгорелись. Ему доставляли немалое удовольствие походы за реку Твид, где его солдаты нещадно побивали скоттов, сжигали их незатейливые дома и держали в страхе все местное население.
— Хотя они не ведут переговоров с императором, — честно признал Норфолк. — Сейчас у них вообще нет связей с врагами вашего величества.
— Можно мне вставить слово? — тактично спросил молодой лорд Клинтон, переполняемый силой и удалью.
Я дал ему разрешение. Он медленно поднялся с места. Рослый и статный, он заткнул бы за пояс любого из сидящих в зале. Кроме меня, конечно. До моего величия ему было далеко.
— Я родился и вырос в Линкольншире, — сказал он, — в моих жилах течет кровь коренных английских северян. Никто из вас не способен понять душу северянина. Мы с детства дышим вольным воздухом вересковых пустошей и диких гор, вдали от Лондона и изменчивого двора. Нам дороги наши устои и традиции. Обитатели пограничных земель всегда держатся за свои обычаи. Они верят в оборотней и святых и не признают половинчатых решений. Недаром наш Перси — точнее говоря, граф Нортумберленд — получил прозвище Сорвиголова. Уроженцам Севера в равной степени свойственны горячность и холодность, однако наша преданность пожизненна. Мы верим…
— О чем это вы, Клинтон? — оборвал я его пылкую тираду. — Что конкретно мне нужно знать о жизни Севера?
Казалось, за моей спиной стоит Кромвель и задает саркастические вопросы.
— «Благодатное паломничество» зародилось в Линкольншире. Его лидеров казнили в числе прочих восставших. Но дух, мятежный дух по-прежнему жив! И он запылал с новой силой при виде разрушенных монастырей. Люди хотят…
— Бог мой! — взорвался я. — Я же послал Кромвеля на плаху. Пожалуй, это было одним из главных требований! Я расторг союз с герцогством Клеве и германскими протестантами и вступил в брак с желанной им католичкой из древнейшего рода. Чего же еще не хватает вашим мятежным душам?
— Северяне хотят жить по-старому.
— Может, они еще пожелают восстановить Римскую империю, надеясь, что нынче, как тысячу лет тому назад, их защитит дружественный гарнизон Йорка? Или им вздумалось подлатать Адрианов вал… разве он хоть раз остановил шотландцев?!
— Но, ваше величество, я говорил не о чьих-то действиях, — запротестовал он, — а просто предупредил Совет о возможных осложнениях.
— Понятно, мы оценили вашу заботу. Ваше предупреждение вполне уместно. Итак, источник моих неприятностей скорее находится на нашем Севере, чем на иноземном востоке, за Каналом?
— Я согласен, — поддакнул Брэндон. — Хотя предпочел бы повоевать на Континенте.
— Ах, какие удачные созвучия у наших древних родов. Норфолк на Севере, Суффолк на Юге [127].
Мои верные воины. Хотя их старость не за горами. Долго ли еще смогут они водить в бой наши армии? Норфолку стукнуло шестьдесят восемь, а Брэндону — пятьдесят шесть.
— Шотландцы пока не задираются, — задумчиво произнес я. — Ведь у нас, можно сказать, в заложниках Алистер Макдоналд. То бишь молодой лэрд является гарантией того, что его отец будет вести себя мирно. Но лорд Западных островов не может отвечать за всю Шотландию, кто знает, какие настроения царят в тамошних кланах.
Неожиданно решил высказаться Кранмер.
— Они ни разу не видели вас, — заметил он. — Для них Генрих Восьмой всего лишь имя. Если бы они смогли лицезреть ваше величество…
Верно. При встрече между людьми появляется особая связь, и в первый же день моего царствования я пробудил симпатию в моих подданных, проехав по городу к Тауэру. Они поняли, что я люблю их, и исполнились чувством преданности. Жители Лондона, Кента, даже французы, — всем довелось воочию узреть своего короля. В отличие от подданных Нортумберленда, Йоркшира и Шотландии. Северяне не были удостоены такой чести.
— Пожалуй, я съезжу к ним в гости, — сказал я, едва ли не удивившись собственным словам.
— Это будет королевское путешествие, — подначил епископ Гардинер. — С целью высокой государственной важности. Вы покажетесь шотландцам во всем величии, как когда-то предстали перед французами на Поле золотой парчи.