"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
Большой, как у рыбы, рот шотландца растянулся в улыбке.
— Белый цвет в одежде указывает на то, что она праздничная. Значит, человек не собирается утомлять себя охотой или конными турнирами и пачкать наряд дорожной грязью.
Как примитивно! И как просто! Темные ткани — для верховых прогулок. А белые полосы означают: «Я верю вашему слову чести, мы будем беседовать в чистых залах, а скачки подождут».
— Вот как. Понятно. Итак, я надеюсь, вы дадите ответы, каковых я не дождался от вашего правителя. Шотландский король отказался встретиться со мной в Йорке, и мне совершенно непонятны его мотивы. Объяснений не последовало.
— Он опасался похищения.
— Неужели он так мало доверяет мне?
— Не вам, ваше величество, но враждебным шотландским кланам, готовым выступить против него. Они могли воспользоваться его отсутствием и захватить трон.
— И какие же из шотландских родов столь враждебно настроены?
Как в трансе, я выслушал длинный список родовитых фамилий. Среди них встречались и южные равнинные, и северные горные шотландцы, включая вождей и лордов Гебридских островов. Что же творится в этой стране?
— Разделенная, несчастная страна, ваше величество. С незапамятных времен большие древние кланы горцев, как вы называете их, властвуют в своих землях. Они живут в небольших долинах и ущельях и желают только того, чтобы их оставили в покое. Пограничные шотландцы действуют совсем по-другому. Это разбойничьи банды вымогателей, готовых предать ради собственной выгоды и соотечественников, и англичан. Особые интересы у островных жителей — они являются потомками скандинавов, обосновавшихся там издревле, и вообще не считают себя подданными нашей страны. Они прозябают на голых суровых островах Ирландского моря и называют себя христианами, однако…
Он развел руками, словно говоря: «Разве можно считать таковыми этих дикарей?»
У меня при дворе служил сейчас Макдоналд, сын вождя острова Рам. Судя по его речам, его соплеменники были не прочь брать заложников…
— Если в вашей стране царит такая неразбериха, то как же вы умудрились избрать посла? Что за кланы или графства вы представляете?
— Я прихожусь кузеном королю Якову, хотя и незаконнорожденным. Полагаю, я могу говорить от его имени. Мне известны его планы.
— У него могут быть планы? — резко бросил я. — Определенные и неизменные? Вы знали их, когда покидали Эдинбург. Но каковы они теперь?
— Думаю, они незыблемы. Я понимаю, что волнует моего короля.
— Измены, вы имеете в виду. Отлично. Так что же насчет наших с ним отношений? Отношений Якова Пятого с королем Англии, его родственником, дядей?
— Он желает мира.
Я подавил усмешку. Избитая старая фраза! Так же произносят «Аve Маria» [136], не имея в виду того, что на самом деле подразумевают эти слова.
— Я знаю путь к миру, — заявил я. — Объединение наших стран. Разве не странно, что на одном острове находятся два королевства? Давайте объединимся. Для начала посредством брака. Потом подумаем о слиянии парламентов…
— Брачные отношения уже завязались, ваше величество. В союзе Маргариты Тюдор и Якова Четвертого в тысяча пятьсот третьем году.
— Он получился не слишком удачным из-за выбора союзников. Моя сестра Маргарита… не слишком хорошо понимала, что ей выпала высокая честь. Она уехала в Шотландию совсем ребенком.
И осталась тем же ребенком в свои пятьдесят три года. До сих пор ею владели страсти, к сожалению, она недальновидна и лишена воображения.
— Кстати, как она поживает? — поинтересовался я.
На лице посла отразилось смятение. И в этом замешательстве виновата сама Маргарита. Подверженная своей похоти, порывистости… она скверно сыграла роль королевы, и никто больше в ней не нуждался. Ее окружали равнодушные сторожа. Даже родной сын считал ее обузой… как старого пса, который пачкает ковры и целыми днями дремлет на солнце. А его владельцы покорно ждут, когда он издохнет.
— Она сейчас… выздоравливает. В Метвенском замке. Она болела… э-э-э… У нее неладно было с головой [137].
— А как же ее… так называемый муж, лорд Метвен?
Она вышла за него замуж тринадцать лет тому назад после развода с Ангусом, а сейчас вновь хочет развестись, чтобы вернуться к прежнему супругу. Глупая похотливая баба!
— Он… живет отдельно, в Стерлинге.
— Правда в том, что он бросил ее, — бесцеремонно заявил я. — Его интересуют более важные дела, чем болтовня умирающей и никому не нужной старухи.
Я прищелкнул пальцами, чтобы вернуть на землю, казалось, витавшего в облаках шотландца.
— Ваша сестра… — протестующе начал он.
— Да. Моя старшая сестра. Но я говорил о новом брачном союзе. Он должен исправить первую, не слишком удачную, попытку объединения Шотландии и Англии, предпринятую моим отцом.
— Она же ваша сестра, — упорно повторил он.
— И поэтому мне следует скорбеть о ее судьбе? Я писал ей в тысяча пятьсот двадцать восьмом году, во время эпидемии потницы, когда впервые услышал о ее безрассудном разводе с Ангусом ради союза с этим драчливым Метвеном. Но разве она прислушалась к моим предостережениям? Нет! Так что же удивительного в том, что с ней произошло?
Маргарита была глупа. Вот чего я не выносил в людях. Я мог простить любой грех, любую недальновидность, но не глупость.
— Так значит, вас описывают правдиво, — прищурившись, заметил он.
— Возможно, если не считать неизменных замечаний о моей жесткости и отсутствии человеколюбия — о них вас, несомненно, уведомил ваш откровенный государь, Яков Пятый! Но если честное признание недостатков сестры и отсутствие сочувствия к дуракам составляет понятие жестокости, то я принимаю и такое определение.
— Вы чудовище!
Его лицо застыло, на нем отразилось выражение чистого ужаса, словно он действительно взирал на невиданного монстра.
— И вы в жизни не испытывали такого страха? Ну-ну, опишите мне ваши чувства! — подначил я его.
— Чудовищны даже ваши шутки, — проворчал он.
— Итак, похоже, мы достигли некоторого взаимопонимания…
Ах, до чего же утомительны такие аудиенции, первые полчаса уходят на бессмысленный обмен колкостями.
— Давайте попросту перейдем к делу. Я желаю объединения Шотландии и Англии, предпочтительно посредством брака. Тем самым мы прекратим нашу вражду — для понимания ее бессмысленности достаточно взглянуть на географическую карту. Ведь мы живем на одном острове. И из этого логично следует все остальное.
— Я вас понял, но и вы поймите меня, — возразил он колючим и раздраженным тоном. — Меня не волнует, что вы видите на картах или что подсказывает вам так называемая логика. Шотландцы не похожи на англичан, более того, у них нет ничего общего. И нам все равно, какими нас тут представляют. Наша страна так же чужда Англии, как Испания.
Испания?! Почему он выбрал ее как образец чужеродности?
— Наш народ издавна живет на островах, на морских берегах, в краях долгих ночей и долгих дней. Уравновешенность и спокойствие не в нашем характере. Некоторые по-прежнему говорят на древнем гэльском языке, он схож с наречиями острова Мэн, побережья Уэльса, Бретани и всех прочих скалистых и суровых окраин вашего богатого королевства. Мы держимся за свою самобытность, благоденствуем и не нуждаемся в вас!
— Нет, неправда! Без мира с Англией вам не выжить, вас раздавят, а вашу кельтскую морскую плоть высосут, как устрицу…
— Вам не устрашить меня! — оскалившись, прорычал он.
Да, именно прорычал: как северный волк. Я никогда еще не слышал такого звука из человеческой глотки. Не дожидаясь моего разрешения, посол запахнул плед и удалился.
Он был прав. В глубине души я сам считал так же. Шотландию не измерить английским умом, и поэтому нам никогда не удастся понять друг друга.
Что он там говорил о кельтских родственных связях? Уэльс, Бретань, Ирландия и Мэн? Я сам был валлийцем. В юности, по крайней мере, я говорил на этом языке. Неужели я не способен понять их настроения? Разве у меня с ними нет совсем ничего общего?