Наследница (СИ)

Ясмин явственно ужаснулась перспективе. Наверное, что-то сложное отразилось на ее лице, потому что мастер Файон засмеялся. Где бы записать. Для истории. Возможно, они единственные живые Цветки, наблюдающие эпохальное событие.
Сеть схлынула.
— У кого скрижали есть? — спросила она под впечатление, когда мастер Файон уже ушёл. — Записать для потомков. Дату, время…
На шутку никто не отозвался.
— Это правда? — спросил Верн.
Его сеть держала особенно крепко, и он выглядел потрепанным. Ясмин ответить не успела, потому что Хрисанф ее опередил.
— Святая истина, дружочек. Пошто детские вопросы задаёшь?
— Детские?! Какого болота здесь произошло? Вчера ещё слухи ходили, что мастер Тихой волны обхаживает мастера Белого цветка с самыми серьёзными намерениями. Он оставил Фло, и это дорого обошлось ему!
Ясмин похолодела. Этого она не учла. Она не учла ни единого внешнего фактора, ориентируясь только на собственную боль.
Моральный долг, невидимый и неотвратимый, лёг на сердце каменной плитой. Насколько она знала, разорвать помолвку в Варде стоило очень дорого и оплату брали далеко не золотом.
— Слишком ты добрая, Миночка, — Хрисанф язвил, но сидел сгорбившись и отводил глаза. Невидимая сеть измотала и его. — Тебе что до Фло, что до Абаля? Дом Терна и Дом Спиреи сами о себе позаботятся.
Ясмин мысленно взяла чёрный комок этих мыслей, в которых покалеченная Фло, смеющийся Абаль, ненавистные розы, которые так идут его смеху, и убрала в дальний угол сердца. Она разберётся с этим после. Наедине. Этот отвратительный ком принадлежит только ей одной.
— Давай сначала с тобой разберёмся.
Она взглянула на Верна, который наблюдал за ней все ещё взбудораженный, с горящими глазами.
— Нет, — заупрямился он. — Сначала ты. Это — правда?
— Что правда? — раздраженно спросила Ясмин, резко встала и наклонилась к нему. Руки у неё дрожали. — Правда, что мы расстались? Правда, что в обмен на расставание с Абалем Примул наобещал мне золотые горы?
— Что такое золотые горы? — тут же встрял Хрисанф.
Нервное напряжение оторвалось, как высоковольтный провод, хлестнув по нервам.
— Правда, — беспомощно сказала она. — И то, и другое. Тема закрыта.
Как же. Закрывал темы в их троице только Верн, поэтому он ожидаемо ее не услышал.
— Но ведь Фло! — возмутился он, заметался по классу, огибая обломки собственной несдержанности. После остановился и пробормотал — Он оставил Фло ради тебя, это серьезный поступок. Вы же, как магнитом притянутые, я только в мифах такое читал. Я… Я тогда сам на тебе женюсь, когда… Когда все закончится.
Хрисанф мягко засмеялся.
— Ты сначала статус верни, многоженец, — сказал он почти весело. — А то у твоих невест так себе перспективы.
Ясмин страшно хотелось откосить от чужой проблемы. Ну кто такой Верн? Человек, запустивший маховик преследования, человек, желавший убить ее, любимый ученик садиста Файона. Но он человек, который сказал однажды «я верю тебе». Человек, вставший на ее сторону. Она не могла отмахнутся от Верна и сделать вид, что их ничего не связывает.
— Подожди, Хрис, — мягко остановила она Хрисанфа. Взяла Верна за руку и усадила за одну из парт. — Расскажи, что случилось?
Тот послушно сел и доверчиво уставился на неё, как ребёнок на потерянную и вновь найденную мать.
— Я отослал Тотему Абельмош Голос о расторжении связей, а после навестил Мальву, — он поколебался и добавил: — В тот же день.
— Кто так делает? — с осуждающей ехидцей спросил Хрисанф, и сам себе с удовольствием ответил: — Мерзавцы.
Верн мрачно зыркнул, но промолчал. На скулах обозначились желваки.
— Белку ей принёс ручную, ласковую, — сказал он. — И браслет нашей семьи. Артефакторика моей прабабки — это существенный откуп, но Мальва не взяла. Я полагал, что она согласится, поэтому был невнимателен к ней, а она не взяла, и даже сказала, что не желает меня видеть, пока я не повзрослею. Не повзрослею!
Лицо его сделалось холодным и замкнутым, и он вдруг стал очень похож на Абаля, в котором ярость успешно мешалась с ледяным самоконтролем.
 
— Это мне не о чем не говорит, — осторожно сказала Ясмин. — Кто был с ней, кто видел тебя, день, час, свидетели?
Следак из неё был не очень, но дело Англичанина отпечаталось в памяти намертво. Она могла читать выдержки из дела наизусть, будучи под наркозом и в реанимации.
— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, — влез Хрисанф, которому нравилось троллить Верна. — Он выбрал удачное время для убийства.
— Зачем мне было ее убивать? — Верн вскинул взгляд. — Расторжение помолвки длительный и неприятный процесс, но из-за этого не убивают.
— Убивают из-за подвески, — тихо ответил Хрисанф.
Подвеска. То самое исключение, которое держит людей вместе не хуже эпоксидного клея. Помолвка — этап притирки двух тотемов и самой пары, тот самый осуждаемый всеми сми планеты конфетно-букетный период в неповторимой вардовской манере. Научные эксперименты наедине, спектакли травяной тематики, затяжные прогулки в зарослях дикой сливы… В переводе на человеческий, помолвка — это очень долго. Некоторые не дожидаются.
Варда добра к молодым. Влюблённые могут скрепить брак на ложе, отдав нареченной подвеску, так коротать помолвку становится легче. Вот только обратного хода нет. Можно разорвать помолвку, вернуть подвеску нельзя. В одностороннем порядке нельзя.
Возврат подвески — юридическое и скреплённое двумя тотема действие, и положа руку на сердце, Ясмин с трудом верила, что нетерпеливый Верн соблюдал предсвадебный целибат.
— Я не дарил ей подвеску, — напряжённо опроверг Верн, словно услышав ее мысли. — Я мерзавец, а не дурак. Мать бы не позволила мне.
Его лицо сделалось незнакомым и пустым, и он снова напомнил Ясмин Абаля.
— Это ты так говоришь, дружочек, а токмо тебе одному выгода от девкиной смерти.
— Неправда, — совершенно по-детски обиделся Верн. — Мальва — унаследовала бы от матери членство в Большом совете. Место в Совете получить непросто даже при существенных заслугах, а ее тотем ослаб, потерял былую силу. Вот за это можно убить.
Ясмин против воли задумалась. Это более существенная причина для убийства.
— Место, скорее всего, получу я, — она устало потёрла лицо руками. — Но у меня алиби. Я два месяца была в коме.
— Да и не знал никто, что ты оттяпаешь себе место в Совете, — поддержал Хрисанф.
Ситуация становилась безвыходной. Самый простой способ доказать виновность Верна — перевести стрелки на другого возможного виновника. То есть, на себя. А на себя Ясмин ничего переводить не хотела. Она хотела бы помочь Верну, но не такой ценой. Но что хуже, та, прошлая жизнь, оставленный в камере Англичанин, говорили только о виновности Верна.
— Как ты во все это ввязался? — с тоской спросила Ясмин.
— Мать долбила помолвкой, то одну ей невесту подай, то другую, год перебирала, пока я сам Мальву не встретил, — Верн устало смотрел на нее, не пытаясь спрятать взгляд. — Она была нормальная. Не давила, не пыталась быть остроумной, не лезла с заумными разговорами, не лгала. Я ей нравился.
Он не сказал «она мне нравилась», сказал «я нравился ей». Эгоист даже в смерти. Верн — побитый грозой цветок, Верн, не любивший Мальву, Верн, сожалеющий о ее гибели. У Ясмин не было сил отвернуться от его несчастливых глаз.
— Как я помогу? Соберу птичий слух, который растёт в саду тотема Абельмош? Или отыщу около покоев Мальвы незамеченный чёрный глаз, который запрещено высаживать на территории Астрели?
— Абельмош непростой, там не засаживают ни птичий слух, ни чёрный глаз. Сплошные розы и аптекарский огород, из их тотема выходят приличные врачи, — с удовольствием сообщил Хрисанф.
Ясмин помолчала. Ей просто ничего не приходило в голову. Не считая, конечно, Абаля. Тот не только приходил, но и, можно сказать, не уходил. Оставаться сосредоточенной на щенячьем взгляде Верна становилось все сложнее.
Начала болеть голова.