Заратустра: Танцующий Бог

ПРОЛОГ ЧАСТЬ 4
28 марта 1987 года.
Возлюбленный Ошо, 
Пролог часть 4 
В чем ,  то высокое, что можете вы пережить? Это — час великого презрения: час, когда счастье ваше становится для вас таким же отвратительным, как разум ваш и добродетель. 
Час, когда вы говорите: «Что есть счастье мое? Оно — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство. Но оно должно быть таким, чтобы служить оправданием и самому бытию!» 
Час, когда вы говорите: «В чем мой разум? Добивается ли он знания, как лев пищи своей? Мой разум — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство!» 
Час, когда вы говорите: «В чем добродетель моя? Она еще не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра и зла своего! Все это  —  бедность, и г рязь, и жалкое самодовольство!» ... 
Час, когда вы говорите: «В чем сострадание мое? Разве оно не крест, к которому пригвождают того, кто любит людей? Но мое сострадание  —  не распятие!» 
Говорили вы так? Кричали так? О, если бы я уже слышал все это от вас! 
Не грехи ваши — то самодовольство ваше вопиет к небу, ничтожество грехов ваших вопиет к небу! 
Где же та молния, что лизнет вас языком своим? Где ,  то безумие, которое д олжно внушить вам? 
Внемлите, я учу вас о Сверхчеловеке: он — та молния, он  —  то  безумие!... 
Человек — это канат, протянутый между животным и Сверхчеловеком, это канат над пропастью. 
Опасно прохождение, опасна остановка в пути, опасен взгляд, обращенный назад, опасен страх. 
Величие человека в том, что он мост, а не цель; и любви в нем достойно лишь то, что он  —  переход и уничтожение. 
Я люблю того, кто не умеет жить иначе, кроме как во имя собственной гибели, ибо он идет по мосту. 
Я  люблю того, кто несет в себе великое презрение, ибо он — великий почитатель и стрела, томящаяся по другому берегу. 
Я люблю того, кто не ищет в небесах, за звездами, основания для того, чтобы погибнуть и принести себя в жертву; того, кто приносит себя в жертву земле, чтобы когда-нибудь стала она землей Сверхчеловека. 
Я люблю того, кто живет ради познания и стремится познавать во имя того, чтобы жил некогда Сверхчеловек. Ибо так хочет он гибели своей. ... 
Я люблю того, кто любит добродетель свою: ибо добродетель есть воля к гибели и стрела желания другого берега... 
Я люблю того, кто не стремится иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель сильнее двух, ибо тогда она становится тем узл ом, на котором держится судьба ... 
Я люблю того, кто стыдится, когда счастье сопутствует ему в игре, и вопрошает себя: «Неужели я нечестный игрок?» — ибо жаждет он все потерять. 
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди дел своих и всегда исп олняет больше, чем обещал: ибо ж аждет он гибели. 
Я люблю того, кто оправдывает грядущее поколение, и избавляет людей от прошлого, ибо жаждет он гибели от ныне живущих. 
Я люблю того, кто наказует Бога своего, потому что любит его: ибо от гнева Господа своего должен он погибнуть. 
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах ее; кого может погубить малейшее испы тание: охотно идет он по мосту ... 
Я люблю всех, кто подобен тяжелым каплям, падающим одна за другой из темной тучи, нависшей над человечеством: они предвещают приближение молнии и гибнут, как провозвестники. 
Смотрите, я — провозвестник молнии, я — тяжелая капля из грозовой тучи; а имя той молнии — Сверхчеловек. 
... Так говорил Заратустра. 
Заратустра продолжает говорить с собранием, которое сплошь состоит из слепых, глухих и бессердечных. Но его любовь и его сострадание таковы, что он не требует, чтобы они были достойны, понимать его.
Мне вспоминается Бодхидхарма, человек такой же высоты сознания, как и Заратустра. Он сидел перед стеной, лицом к стене, спиной к посетителям, девять лет. Приходили люди, но он говорил в стену; люди задавали вопросы, но он отвечал стене.
 
Китайский император By, был очень озадачен. Он спросил: «Почему ты повернулся лицом к стене? Это совершенно неслыханно. Ты разговариваешь с людьми; изволь повернуться к ним». На глазах Бодхидхармы были слезы, и, тем не менее, он смотрел на стену, говоря: «Много лет я разговаривал с множеством людей, повернувшись к ним, но всегда обнаруживал, что говорю в стену. Они слушают, но они не слышат. Кажется, что они понимают, но они все искажают».
И людей, подобных Заратустре или Бодхидхарме, неизбежно искажают, поскольку они абсолютно бескомпромиссны к вашей лжи, к вашим верованиям. Их истина разобьет вас вдребезги. Чтобы защититься, вы или не слушаете то, что они говорят, или толкуете это таким образом, чтобы это не беспокоило вас. Вы будете крайне удивлены: современные исследования показали, что почти девяносто восемь процентов выбрасывается цензурой — до вас доходит лишь два процента.
Заратустра говорит чрезвычайно значительные слова, которые могут стать основанием нового человечества, но его нужно понимать. Его нужно слушать не только умом, но также и существом. Пока каждая клеточка вашего тела не затрепещет тем, что он говорит, вы не поймете его.
Не будьте зависимы от ума: ум всегда создает непонимание скорее, чем понимание, поскольку в уме уже есть свои предрассудки. Он привязан к своим предубеждениям. Он допускает лишь то, что подтверждает его предрассудки; иначе он ничего не впускает. И даже если случайно он допускает что-то, он интерпретирует это, выхолащивает, уничтожает его огонь, отнимает жизненность. Это становится просто гипотезой, теряет свою реальность, оно не может преобразить вас.
Только истина, которая достигла вашего сердца живой, танцующей, способна вывести вас за пределы нынешнего состояния сознания. В этих словах рассыпаны тысячи бриллиантов, но чтобы оценить их, нужно быть ювелиром.
Есть старая басня Эзопа: крестьянин, возвращаясь со своим ослом домой, находит на обочине, может быть, самый большой алмаз в мире; но у бедняги нет ни малейшего представления о том, что это — алмаз. Он слышал это слово, но никогда не видел алмаза. И все же он так прекрасно сияет в солнечных лучах, что крестьянин думает: какой красивый камень; а я ведь никогда ничего не дарил моему бедному ослу. Он будет очень рад. И он повесил камень на шею ослу.