Заратустра: Танцующий Бог

Это сильно заденет вас, если вы не отложите в сторону свои предрассудки, потому что все религиозные учителя говорили вам: «Ваша жизнь тщетна, ибо это не что иное, как мыльный пузырь. Сегодня она есть, завтра ее нет. Жизнь в этом мире, в этом теле не имеет никакой ценности, потому что она преходяща. Единственная ее польза в том, что вы можете отречься от нее. Отрекаясь, вы можете приобрести в глазах Бога добродетель».
Странная идеология! Но она веками господствовала над человеческим умом без всяких попыток опровержения. Особенно на Востоке: мир иллюзорен, и почему он иллюзорен? — потому, что он меняется; все, что меняется, бесполезно, недостойно. Лишь вечное, то, что всегда остается одинаковым, значительно. Но в мире вы не найдете ничего такого, что всегда оставалось бы одинаковым.
Естественно, люди, подобные Ади Шанкаре, который больше всего повлиял на Индию — все индуистские монахи, которых вы встретите в Индии, последователи Шанкары... Весь его метод базируется на утверждении, что этот мир - иллюзия, потому что он не вечен. «Ищите вечное и отвергайте невечное». В большей или меньшей степени это относится ко всем религиям мира.
Ницше вслед за Заратустрой — единственный из современников, кто задал этот великий вопрос: что идея вечного может быть только идеей, потому что нет ничего вечного. Изменяется все, кроме изменения — если вы не хотите, чтобы изменение стало богом, поскольку это единственная вечная вещь в мире. Вы не сможете найти больше ничего, что хотя бы отдаленно напоминало вечного Бога.
Заратустра очень необычен. Его прозрение чисто и ясно. Он говорит: любящему жизнь,  потому что жизнь изменчива. Это постоянное движение, поток. Когда вы пришли сюда, в аудиторию Чжуан-цзы, вы были одним человеком; когда вы уйдете отсюда, вы будете другим человеком. Вы только кажетесь тем же. За эти два часа в вас изменилось так много. Это подобно тому, как в Ганге за два часа утекает много воды, на целые мили. Хотя она и кажется той же самой, все же это не та вода, которая была здесь двумя часами раньше.
Гераклит согласился бы с Заратустрой, но он не подозревал о его существовании. Он единственный западный философ, который говорит, что жизнь — это поток, река. И вы не можете дважды вступить в ту же реку — потому что она не будет той же.
И мне, любящему жизнь, кажется, что мотыльки и мыльные пузыри, а также те, кто подобен им среди людей, больше всех знают о счастье. 
О счастье больше всех знает тот, кто тесно связан с изменчивой жизнью, кто может любить даже мыльные пузыри, сияющие на солнце и создающие маленькие радуги. Это люди, которым известно наивысшее счастье.
Ваши святые знают одно несчастье — только посмотрите на их лица. Кажется, что жизнь исчезла из них — они мертвые ископаемые. В них ничто не меняется; они живут ритуалами и осуждают все, что меняется.
Почему осуждается удовольствие? — Потому что оно изменчиво. Почему осуждается любовь? — Потому что она изменчива. Почему эти религии вместо любви создали брак? Потому что брак может дать хотя бы иллюзию постоянства — с помощью закона, обычаев, общества, страха потерять уважение, страха перед тем, что будет с детьми. Так что им удалось сделать брак чем-то постоянным. Вот почему все религии против развода, ведь развод показывает, что и брак непостоянен — и он может меняться.
Тысячи лет женили маленьких детей. Описаны случаи, когда женили детей, которые еще не родились, которые находились еще в утробе матери. Две семьи договаривались: если один ребенок будет мальчиком, а другой — девочкой, то брак состоялся. Даже сейчас в Индии женят семилетних, восьмилетних детей, хотя это противозаконно. Но это не противоречит обычаям. Зачем так спешить поженить детей, которые еще даже не понимают, что такое брак, что происходит? Причина вот какая: прежде чем они вырастут, и в их сердцах проснется любовь, брак уже готов. Так что когда в его сердце рождается любовь, у него уже есть жена — а у жены уже есть муж. Детские браки распространены во всем мире как раз для того, чтобы уничтожить любовь.
 
Не случайно брак рождает в мире больше несчастий, чем что-либо другое, поскольку он уничтожает единственную возможность счастья — любовь. Сердце никогда не танцует; люди живут и умирают, не зная любви. Рождение не в вашей власти; смерть не в вашей власти. Только любовь была вашей свободой; но общество уничтожило и это.
Есть только три вещи, способные стать главными событиями вашей жизни: рождение, любовь и смерть. Вы не можете распоряжаться рождением — своим собственным рождением; никто вас не спрашивает, просто в один прекрасный день вы обнаруживаете, что родились. И то же самое смерть — она тоже не спрашивает: «Ты готов? Завтра я приду». Никаких предупреждений; просто она вдруг приходит, и вы мертвы.
Свободна лишь любовь, которая находится между ними. Но и ее общество постаралось отобрать у вас, чтобы вся ваша жизнь превратилась в механическую рутину.
Вид этих легких, глупых, изнеженных и подвижных маленьких душ и зрелище того, как порхают они, доводят Заратустру до песен и слез. 
Он говорит, что вид мыльных пузырей, бабочек, розовых бутонов, танцующих на ветру — наблюдая эту легкость, несерьезность, вы даже могли бы назвать их глупыми, изнеженными, порхающими маленькими душами — что это доводит Заратустру до песен и слез. Это слезы радости оттого, что жизнь настолько жива, что она не может быть постоянной, вечной — только мертвое может быть постоянным. Чем более живо нечто, тем сильнее оно изменяется. Эта изменчивая жизнь вокруг дает Заратустре слезы радости и песни.
И затем он произносит свои центральные слова: Я поверил бы только в такого Бога, который умеет танцевать.  Ему не нужно больше никаких аргументов; ему не нужно больше никаких доказательств, никаких подтверждений. Он только хочет знать: может ли ваш Бог танцевать? Может ли ваш Бог любить? Может ли ваш Бог петь? Может ли ваш Бог гоняться за бабочками? Может ли ваш Бог собирать полевые цветы и радоваться до слез и петь? Такого Бога он готов принять, ибо такой Бог будет по-настоящему представлять жизнь, ибо такой Бог — не что иное, как сама жизнь.