Герой не нашего времени. Эпизод I

— Ух ты! Давно не было такого лета, и давай, именно так, дружить долго и часто! — раздалось довольное хмыканье, — но я еще сапера позову, для полного взаимопонимания.
— Какого сапера?
Ненашеву хоть в чем-то везло. Участок осваивал саперный батальон, присланный на западную границу из Уральского военного округа [89], а руководила им инженерная бригада из семьдесят четвертого УНС.
Панов за военных их сразу не признал, но и на заключенных они были не похожи. Те, из ГУЛАГа равняли аэродромы, подальше от границы. Однако внешний вид «партизан» внушал уныние. Донельзя истрепанное обмундирование, раздолбанная обувь, безразличный взгляд и… Максим досадливо поморщился, кто-то уж очень характерно чесался [90].
М-да, а до цивилизации в виде бани и водопровода – шесть километров. Но услышав название округа, откуда прибыли саперов, Максим ситуацию осознал и в душе покаялся.
Клинический случай. Так всегда происходит с трудовыми ресурсами, временно приданными в безвозмездное пользование. Заставляют их работать на полную катушку, а снабжают в последнюю очередь. Нет, они, конечно, люди наши, советские, но неизвестно когда дернут ресурс обратно или переведут на другое место.
Панов испробовал все на себе. После курса молодого бойца, его послали с автомобильным батальоном «на целину» [91]. Помогать колхозу-миллионеру в ежегодной «битве за урожай». Машины, предназначенные в военное время возить войска и боеприпасы, за полтора-два месяца превращались в хлам.
Личный состав жил в коровнике, разгороженном на отсеки плащ-палатками. В баню ходили один раз, жаль, не в женский день. Голодали, конечно. Но впечатление осталось хорошее. Молодой Панов был, как и ребята рядом. Все нипочем. Веселились, балагурили, бегали на танцы в центральную усадьбу, иногда покрывая обратный путь гораздо быстрее, спасаясь от возмездия местных. Но, какое счастье принес день, когда возвращались они обратно в часть, казавшуюся почти родным домом!
Спустя десять минут Максим поближе познакомился и с командиром саперов Колей Маниным, тоже капитаном, и Андреем, воентехником первого ранга, руководившим местным участком. Втроем они неплохо посидели в тени стены старого форта, попивая пиво и ведя разговор, заглушаемый жужжавшим рядом небольшим бетонным заводиком и визгом лесопилки. Наверно, потому и узнал Ненашев много нового о своем и их руководстве.
Инженер жаловался на нехватку людей и материалов. Злился, что военные не спешат расплачиваться и люди бегут. «Еще бы не бежали», — подумал Панов. Расценки таковы, что не зарабатывал в день человек себе и на еду. Куб земли – рубль, за день норма выдать три, а трехразовое питание в столовой – шесть рублей. Спецодежды и обуви не выдали, в чем завербовался, в том и работай. Вот и драпали со стройки, наплевав на уголовную ответственность.
Ну, а сапер рассказал, как они работают по десять-двенадцать часов в день. Все понимали, что фашисты рядом, и сперва перевыполняли план. Но постепенно энтузиазм угас. При таком отношении к людям скоро и норму вытянут с трудом. Обносились, на кормежку который день одна перловая или пшенная каша, но и ее привозят остывшую, с опозданием на несколько часов. Бани нет, простыни серые, появились и черные, переползающие на тело, точки. В город изредка ходят лишь командиры, а если посылают бойца, то одевают целым взводом, иначе дойдет он до первого патруля [92].
Ненашев тихо кивал, жмурясь как китайский пчеловод. Клонило в сон, но дыхнув в кулак, он удивился. Пахло солодом, а не спиртовым духом постперестроечного пива. Значит, разлагает мозг на атомы солнце и свежий воздух. А дремать нельзя, думать надо, как помочь ребятам, и про себя не забыть. Саперы, да еще из глубинки, как манна небесная.
Манна-то, манна, но отдав для строительства линии Молотова батальон, уральская дивизия осталась без инженерных войск. Не одна – сто шестьдесят батальонов саперов строили доты, значит столько же и дивизий [93]. Мало, кто от границы ушел. Тех, кто должен рвать мосты и закладывать мины придется набирать и учить заново.
— Тьфу, — комбат зло сплюнул и чертыхнулся.
— Ты чего, Максим? — чуть заплетающимся языком спросил сапер.
— Да не хочу говорить. Слухи ходят, хуже не придумаешь, — Ненашев раздраженно стукнул ладонью по земле, и длинным глотком влил в себя чуть ли не полбутылки пива.
Саша помнил, за что изгнали человечество из рая. Но читал, как в одном из миров фантастов бог долго думал, как заставить двух нелюбопытных дармоедов убраться из Эдема. Мальчик и девочка не проявляли никого интереса ни друг к другу, ни к миру.
Но когда он догадался отключить им бесплатный вайфай… Ой, верно что-то капитан путает.
— Рассказал бы, — теперь Манин не казался Саше пьяным.
— Скажу, но сразу вопрос: как соседи, не докучают?
— Ты о немцах, что ли? Так залезай на стену и смотри. Нам уже надоело видеть, как на нервах наших играют…
Ненашев поднес к глазам бинокль, и нижняя челюсть уже Панова медленно отвисла [94].
Ох, братцы! Картина Репина «приплыли». Верно, что никто ничего не подозревал, не ведал и гибкостью умственных фантазий на границе с Германией не славился.
На противоположном берегу в аккуратной последовательности сложены части и детали понтонного моста. Сами понтоны установлены на катках, и до воды для них, словно рельсы, проложены деревянные слеги. Капитан прикинул, навести переправу можно за два-три часа, и пойдут на советский берег, если не танки, то бронемашины и пушки. Неужели «фрицы» настолько уверены, что по ним бить не станут?
Хотя, если судить по выбоинам, оставшимся после войны, на дотах, здесь особо не стреляли. Мало было защитников, очень мало. Именно тех, кто встретил врага с оружием. Уцелевшие от артогня, засели в дотах почти без боеприпасов и, злясь от бессилия, наблюдали, как безнаказанно идут по дороге колонны пехоты и танков вермахта. Далее, к не пожелавшим сдаваться упрямцам, в гости пришли немецкие саперы.
Рядом с мостом десятиметровое сооружение из крепко сколоченных друг с другом и побелевших на солнце, бревен. Конструкцией оно напоминало то ли нефтяную вышку, то ли башню Шухова в Москве. Нет, скорее, высоко поставленный сарай. Для защиты от солнца, дождя и ветра сверху установили небольшой комфортабельный «скворечник», размером где-то метра три на четыре.
— А что там, под брезентом?
— Зенитная пулеметная установка, дальше – четыре противотанковых пушки, на манер наших «сорокапяток». Все направлено на нас [95]. Когда ставили опалубку для вон того дота, — инженер мотнул головой в сторону объекта номер пятьсот шесть с двумя пулеметными амбразурами, — то поставили высокие щиты, чтобы не дать засечь азимуты обстрела. Но эти…, — произнесенное далее слово более подходило падшим женщинам, — за ночь нарастили вышку на три метра. Пришлось делать навес.
— Командование в курсе?
— Конечно, давно все знают.
— Так почему…
Воентехник исподлобья посмотрел на него:
— Ненашев, ты человек хороший, но на границе новый. Дам тебе мой совет, лишнего не болтай. И о том, что видел, молчи, а еще лучше – забудь.
Теперь все ясно. Элементы головоломки у Саши сложились в законченную картинку. Вот они будущие участники массового забега на восток, и ничего не ни строителю, ни саперу не скажешь – лопаты не оружие, а бетономешалки – не танки.
— Да, мне объяснили! — скривился комбат, будто показывая, что прямо сейчас съел лимон. — Всё хорошо, прекрасная маркиза, дела идут и жизнь легка…
— За исключеньем пустяка, — шутливо оборвал его Манин. — Ну, давай, выкладывай московские новости. Нашарив в кармане папиросу, он закурил.