Тропой мужества
– Очень больно?
– Больно… – еле слышно прошептал боец и вновь стиснул зубы.
– Терпи.
Парень нервно улыбнулся и напрягся, когда Михаил начал вводить инструмент в следующую рану. Вилма тут же положила руку на лоб парня.
– Расслабьтэсь, – сказала она мягко, – не надо напрягаться. Не волнуйтэсь, все будет хорошо.
Уверенный голос Меримаа подействовал не только на бойца. Михаил неожиданно успокоился. Движения рук стали четче и увереннее. И Вилма помогала прекрасно, без подсказок подавая нужный инструмент. Пока Маевский доставал осколки, медсестра успевала обработать и наложить повязку уже на очищенную рану…
– Ну как первая операция? – спросил Павлов, подойдя к умывальнику.
– Сложно сказать… – пожал плечами Михаил, тщательно промывая перчатки от крови.
– Понимаю, – кивнул хирург, – неожиданно все. Привыкай, теперь каждый медик будет на вес золота. И особо не волнуйся, от ошибок никто не застрахован, тебе просто практики не хватает.
– Я уже допустил ошибку.
– Какую?
– Неправильно определил тяжесть ранений. Думал – сложное ранение брюшной полости, а на деле оказалось, что кишечник не поврежден, несмотря на десятки осколков. И очередность…
– Это не ошибка, – перебил врач, – бывает и хуже. Сколько, говоришь, осколков достал?
– Пятьдесят семь.
– Бойцу повезло, – вздохнул Павлов, – такое случается. Ладно, пошли дальше работать.
Столы уже от крови отмыты, и санитары заносили на носилках двух тяжелораненых.
Началась новая операция, и Михаил понял – с первым ранбольным ему в некотором смысле повезло – тот лежал спокойно и терпел, этот же не только кричал от боли, еще и метался, несмотря на удерживающие ремни, и Михаил, и Вилма невольно проклинали отсутствие обезболивающих. В конце концов, чтобы вынуть пулю и пару осколков, пришлось звать на помощь санитаров…
Постепенно события слились в сплошной кошмар – стоны, крики, кровь из ран и стенание чужого сознания в голове, что особенно раздражало, но бороться с этим было некогда. Максимальная концентрация внимания и напряженность превратилась в ноющую боль в спине и руках. От пота и крови маска намокла – стало тяжело дышать. От усталости начало покачивать и закружилась голова.
Неожиданно Михаил обнаружил себя бездумно смотрящим на пустой стол, а вокруг суетился персонал, которого было что-то слишком много.
– Отдохни, Миша. – Это мимо прошел Павлов. – Времени немного есть. Отдохни.
– Помощь прислали? – спросил Михаил, удивленно оглядываясь.
– Прислали… – недовольно буркнул хирург, устало усаживаясь на стул около тумбы. – Санитарок прислали в помощь. Комсомолок-доброволок… – Майскому показалось, что врач хотел выругаться, да сдержался. – В обморок всей бригадой падают, бестолковки!
Михаил присел рядом с врачом. В голове немного шумело. «Гость» присмирел, еще когда он ампутировал ногу тому бойцу, что осматривал первым. Ногу спасти было невозможно, отсутствовала часть кости. Бойцу налили стакан спирта и держали два дюжих санитара. Мат стоял жуткий. Именно в момент, когда Михаил начал резать кость, его «альтер-эго» рухнуло вглубь сознания и пока не проявлялось. И хорошо, мешаться не будет.
– Нечайка! – крикнул Павлов. – Чаю нам покрепче сделай!
После чего сказал Михаилу:
– Ладно хоть, кроме девок бестолковых, перевязочного и обезболивающего прислали.
Помолчав немного, сказал еще тише:
– Проведешь еще операцию и отдохнешь, а то свалишься.
– А вы? А Вилма с Валентиной Сергеевной? Все устали.
– Вилма тоже отдохнет, – ответил Павлов, – Потом поменяемся. Будем по очереди отдыхать.
Появился санитар с двумя стаканами чая. Именно стаканами в подстаканниках. Поставил их на тумбочку, рядом положил плитку шоколада.
– Спасибо, Степаныч. Где фельдшер и медсестра?
– Ранбольных осматривают.
– Позови их и им тоже чаю неси.
И вновь операция. На столе боец с обширным ожогом и тяжелым ранением груди. Непривычно тихо в операционной палатке, если канонаду не считать. Второй стол пока пустует, Павлов с Кошкиной организовывают эвакуацию санбата в тыл. Даже тяжелораненых. В санбат тащат теперь по понятным причинам только срочных.
Капитан Перепелкин пропал, связи ни с кем нет, что вообще творится в дивизии, можно только догадываться. Ясно, что дела хуже некуда. По сведениям, полученным через раненых и санитаров, что привозят тяжелых, стало известно – оборону не удержать. Слишком мало осталось бойцов в строю и боеприпасов кот наплакал.
Ранбольной на столе в полузабытьи, накачанный обезболивающим, лежит без движения, но все равно, нет-нет, а Нечайка заглянет в палату, не нужна, мол, помощь? Вот только взгляд иногда странноватый у санитара. Непонятный взгляд. И неприятный.
«Чего тут непонятного? Надзирает он за тобой».
Михаил поморщился. Все где-то в глубине этот альтер-эго сидел тихой мышкой, а тут вдруг объявился, и крови с видом вскрытой груди ранбольного не боится уже.
«Привык уже, – пояснил гость, – хватит, отбоялся».
«Думаешь, надзирает?»
«Уверен! Считаю, Перепелкин поручил ему присматривать».
«Плевать, не мешай».
Мысль была резкая и злая, потому что предстояло самое сложное – удаление пули и осколка. И сложность была в том, что оба куска металла находились рядом с сердцем. Однако, что самое сложное – был поврежден осколком эпикард [9], и рядом, буквально вплотную, острый осколок подпирала пуля. Видать, и пуля, и осколок попали в одно и то же место, и, судя по положению обоих инородных предметов, вторым прилетел осколок. Уже приготовлена пулевка, но Михаил никак не мог решить, что вынимать первым – пулю, которая была чуть ниже рваного куска металла, или осколок, что почти упирался в мышечную ткань сердца. Рана медленно наполнялась кровью, и Вилма уже пару раз удаляла ее тапмонами, а Майский никак не решался.
«Осколок, – зло подумал гость, – доставай осколок. Он острый».
«Заткнись!» – так же резко ответил Майский.
Он ввел пулевку в рану, аккуратно захватил щечками металл, чуть сдвинул от сердца и осторожно потянул. Брызнуло тонкой струйкой кровь прямо в лицо, Михаил невольно зажмурился, замерев и почувствовав, что ранбольной вздрогнул. Майский похолодел – только не это!
– Пульс падает, – сказала Вилма, одной рукой держа ранбольного за запястье, а второй удалая кровь из ран-канала.
Михаил сбросил осколок в лоток и быстро извлек пулю.
– Пульс? – голос невольно дрогнул.
– Слабый, – ответила Вилма, взглянув на Михаила. Лицо под маской немного изменило форму, и он понял, что девушка ему улыбается.
– Чистим и шьем, – уже уверенно сказал Майский.
Рана прочищена и сведена. Игла с нитью уже готова, но только Михаил приготовился сшивать, как Вилма вскрикнула:
– Пульс! Пропал пульс!
– Черт! – рука скользнула к шее. Действительно, пульса нет, и в ране пульсации исчезли…
Майский растерялся – что делать?
«Прямой массаж сердца делай», – вспыхнула мысль.
– Как? – вслух спросил Михаил.
– Что как? – не поняла Вилма.
– Я не…
«Расширь разрез, – перебил мыслью Павел, – сердце в руки, сжимать к большим пальцам в районе левого желудочка, пара секунд перерыва меж сжатием и вдуть воздух в рот. Ну, не тупи!»
Михаил встрепенулся.
– Расширитель готовь! – крикнул он Вилме и сам схватил скальпель.
Сделав разрез шире, он перехватил расширитель, установил и развел рану, после чего осторожно взял сердце в руки.
«Так?» – «Да, примерно, левый желудочек вверх. Это он?» – «Да». – «Тогда сжимай, как бы захлопывая раковину ракушки, потом отпускай и жди две секунды, в это время медсестра пусть вдует воздух в легкие, затем повторяй цикл».
– Вилма, – обратился к медсестре Майский, – я сейчас сожму сердце, а как отпущу, сделай бойцу искусственный вдох. Потом опять сожму, и вновь вдох, поняла? Марлю возьми, сложи вчетверо и на рот, быстро!
– Да-да…