Тропой мужества

«По штату у танковой роты вермахта должно быть четыре четверки», – напомнил гость.
«Не факт, что против нас всего лишь танковая рота», – возразил Максим.
«Спорить с этим трудно», – хмыкнул голос.
И вспомнились сведения по конкретно противостоящим им немецким подразделениям.
«Пехотная и танковая дивизия, – помрачнел Куралов. – И все против нас…» – «А какая разница – сколько их? – повторил гость слова Горохова. – И вообще, основной удар немцы нанесли севернее, а на нас вышла только часть – до полка, не больше».
«Ну… утешил…»
«Как утешение, – сказал гость, – ими командует целый генерал!»
«И что?»
«А то, что он дивизией против лейтенанта с сотней бойцов. Немцы считают русских неполноценной расой. И что СССР они победят за несколько недель. С первыми боями они уже недоумевают – почему наши бойцы не сдаются? Ведь по их разумению сопротивление бессмысленно. Русские варвары, – со злостью произнес гость. – Они еще не раз испытают нашу ярость. Кстати, есть у немцев такое свойство – когда им по зубам от души прилетает, то количество вероятного противника они оценивают в десятки раз больше истинного. У тебя даже с сотней есть возможность насовать им по полные помидоры. Пусть думают, что тут полк окопался, все равно твою сотню бойцов немцы в донесении увеличат раз в двадцать наверняка. Ибо стыдно станет генералу получать люлей от лейтенанта».
«Слушай, – невольно улыбнулся Максим. – Ты мое имя знаешь. Все мне показал, но как зовут – не открыл».
«Василий Маргелов, – наконец представился гость. – Войсковое звание – старший сержант. Служил в ВДВ – это воздушно-десантные войска. По этому времени уровень подготовки соответствует ОСНАЗу».
«Хм… – почему-то смутился Максим, – будем знакомы».
«Будем, дружище! Смотри, немцы почти готовы начать…»
Максим вгляделся в оптику – танки уже в порядки выстроились, следом развернулись бронетранспортеры, с которых рассыпались пехотинцы и пока залегли позади техники.
Лейтенант провел перископ туда-сюда, панорамно осматривая построение немцев, и прикинул, что если первыми откроют огонь северные полукапониры, то немцы скорей всего довернут танки на них, открывая для южного артиллерийского полукапонира свои борта. А может, не довернут. Но попробовать можно.
– Да сколько же их?! – воскликнул пулеметчик.
– Осилим? – спросил кто-то из бойцов.
– Осилим! – решительно сказал лейтенант. – По-другому быть не может, товарищи бойцы.
Больше ничего уточнять Максим не стал. Как же тяжелы эти знания о будущем!
Тем временем немецкие порядки двинулись вперед. Началось. Максим кликнул командира артрасчета и уступил ему перископ – пусть корректирует огонь орудий.
– Ориентир – подбитые мотоциклы, ближе не подпускать, – уточнил лейтенант. – Пулеметчикам – открытие огня на личное усмотрение.
После чего сменил фуражку на каску и вышел из капонира, потому как не собирался командовать из защищенного бункера. Было бы больше специальной оптики, а так лучше снаружи следить за боем. Высокая вероятность поймать шальную пулю или осколок? Что ж, есть такая беда. Зато все поле как на ладони.
Группа прикрытия расположилась вокруг полукапонира, частично восстановив огневые ячейки, и теперь чуть высунувшись, следила за приближением врага. Танки ехали медленно, вслед за ними двигались броники, а немецкая пехота укрывалась за техникой.
Танки открыли огонь по капонирам с километра. Стреляли с остановки, потом рывок вперед, вновь стоп и выстрел…
Взрывы встали вокруг бетонных коробок, однако прямых попаданий пока не было. Одновременно заработали пулеметы танков и бронетранспортеров. Пусть. Капониры молчали.
Девятьсот, семьсот метров…
Разрывы встают ближе и ближе. Несколько снарядов разрываются на стенах, но это не страшно. Взгляд в небо – вражеской авиации пока нет. И не надо…
Пятьсот метров…
Ухнула пушка командного полукапонира – и крайний Т-4 вспыхнул от попадания. Одновременно очередь «максима» вспорола землю и уткнулась в броник в центре. Пулеметы капониров дали короткие очереди, стараясь достать немецкую пехоту. Выстрелила пушка соседнего арткапонира – крайний танк развернулся налево и застыл с перебитой гусеницей. Башня тут же начала разворачиваться на капонир, но через десяток секунд в борт воткнулся снаряд, и Т-3 задымил.
 
– Молодец, Жунусов! – порадовался лейтенант. – Два снаряда – два танка!
Из бокового башенного люка вывалился немецкий танкист. Он быстро спрыгнул вниз, но на землю упал уже труп. Было видно, как пули рвут тело немца. Непонятно, кто его – били пулеметы капониров, не отставали от них бойцы групп прикрытия.
Куралов вдруг понял, что сам стреляет по врагу. Из пистолета. И зачем его из кобуры достал?
– Эх, мать его… сейчас бы еще пушечек, – громко ругнулся кто-то из бойцов, быстро перезаряжая мосинку.
Но, увы – придется рассчитывать только на имеющиеся.
Немецкая пехота тем не менее двигались вперед. Перебежками. Техника их уже прикрывала плохо, крайние капониры могли достать. Но вот пойми – кто когда поднимется, сколько метров пробежит и когда упадет. А как упадет? Раненый или убитый? Главное – чтобы не встал.
Загрохотал «дегтярь» группы прикрытия. Лязг его затвора перекрыл стрельбу двух «максимов» капонира, не говоря про соседние. При этом пулеметчик что-то орал. То ли пел, то ли матерился.
Один из танков остановился и выстрелил. Снаряд прошелестел выше капонира, но почти впритирку, да так, что Куралов почувствовал теплую волну, толкнувшую его сверху. Разрыв вспух далеко позади. Танк взревел и рывком продернулся вперед. Еще выстрел. Разрыв встал почти рядом. Одновременно пулеметная очередь взрыла бруствер траншеи, и Максим решил не дразнить судьбу, вернувшись в капонир.
Четыреста метров…
Пушки арткапониров открыли частую стрельбу. Подбили еще четыре танка. Один задымил, три просто встали с перебитыми траками. Но экипажи их спешно покинули. Пулеметчики тут же сконцентрировали огонь по ним.
Неожиданно вскрикнул Гаврилов – второй номер первого пулеметного каземата. Максим заглянул в каземат. Гаврилов, весь заляпанный кровью, тормошил пулеметчика Зимина. У того в затылке была дыра. Очевидно, пуля прошла через прицельный проем и попала в лицо сержанта. Бойцы помогли снять убитого с сиденья и положить его на пол в углу.
– Вот и отвоевался Ванька, – вздохнул Гаврилов, снимая пилотку с головы.
– За пулемет, боец, – распорядился Максим. – Потом помянем, если время будет.
– Отходят! – закричал сержант, отрываясь от перископа. – Немцы отходят!
– Дай-ка, – выкрикнул Максим, подскакивая к системе наблюдения.
Лейтенант провел перископ туда-сюда. Танки пятились. Перед капонирами осталось семь подбитых танков – один Т-4 и шесть Т-3. Четыре из них сильно чадили, остальные стояли, понуро опустив ствол. Их бы попытаться поджечь, чтобы ремонтным подразделениям немцев веселее было с ними возиться. Кроме того, в дополнение к двум подбитым в первом бою «ганомагам» добавилось еще три. По живой силе – сколько вражин в утиль списали сосчитать трудно – тушки мертвых немцев разбросаны по полю. По самому минимуму около двух взводов. Плюс экипажи танков. Не уверен, что кто-то из них добрался до своих живым. По танкистам бойцы стреляли с особым энтузиазмом, выполняя инструкции лейтенанта.
«По твоему совету, кстати».
«Это азбука войны, – ответил Маргелов. – Эта война маневренная. Война техники. Поэтому летчики, танкисты, водители должны уничтожаться в первую очередь, особенно летчики и танкисты. Их подготовка долгая. Очень долгая».
«Я понимаю».
Бойцы и артиллеристы тем временем весело обсуждали бой. Скоротечный? Да ну! Часы у лейтенанта имелись. Глянув на показания – изумился. Час? А показалось, что больше. Намного больше.
Некоторые бойцы от впечатления закуривали прямо в каземате, причем руки нервно подрагивали, выдавая отпускающее их напряжение боя.
Горохов тут же выгнал всех наружу.
– Офонарели, бойцы?! Эй, на приводе, – крикнул он в подвал, – а ну шибче крути ручку!