Слезы луны

– А я бы назвала тебя идеальной мишенью для привидения с разбитым сердцем.
Бренна отвернулась от его удивленного взгляда.
– Теперь должна заработать, – добавила она, покрутив ручку духовки. – Сейчас проверим, нагревается или нет.
Запищал таймер. Оба вздрогнули.
– Посмотри сама, ладно? Мне пора.
Шон выключил таймер.
– Это твоя аварийная сигнализация?
– Контрольный выстрел. – Он поднял палец, и где-то в спальне как по команде бодро зазвенел будильник. – Запасной. Он механический, сам выключится через минуту, когда кончится завод, иначе приходилось бы каждый раз бегать в спальню и стучать по кнопке.
– А у тебя бывают удачные идеи!
– Да, изредка.
Шон снял с вешалки куртку.
– Кот на улице. Если будет проситься в дом, не пускай. Он знал, на что идет, когда решил переехать со мной.
– Ты его кормил?
– Ну я же не совсем идиот.
Он намотал на шею шарф.
– Конечно, кормил, а если проголодается, придет к вам попрошайничать. Впрочем, он так и так придет, лишь бы меня опозорить.
Шон нахлобучил на голову кепку.
– Ладно, увидимся в пабе?
– Скорее всего.
«Глупо сохнуть по Галлахеру, – со вздохом сказала себе Бренна, когда за Шоном закрылась дверь. – Он никогда не посмотрит на меня так, как мне хочется. Он видит во мне сестру или, хуже того, – названого брата».
Опустив взгляд на свои грязные рабочие штаны и поношенные ботинки, Бренна признала, что в этом есть и ее вина. Шона привлекают женственные барышни, а она – полная противоположность. Можно, конечно, заняться своей внешностью, советчиц по красоте вокруг в избытке: Дарси, сестры, Джуд, наконец. Но даже если закрыть глаза на то, что она терпеть не может всю эту суету, в волшебном преображении нет никакого толку. Если накраситься и расфуфыриться ради мужчины, ему понравится не она сама.
А самое главное: если она накрасит губы, надушится и напялит соблазнительный наряд, Шон покатится со смеху, сморозит какую-то глупость, и придется дать ему в глаз. Смысла нет. Кокетство и флирт – по части Дарси, вот уж настоящая женщина, и Бренниных младших сестер, которые все это обожают.
Так, теперь проверить разные температурные режимы, выключить духовку и собрать инструменты.
Можно было уходить – работа сделана, однако Бренна мешкала. В уютном коттедже на холме она всегда чувствовала себя как дома. Когда здесь жила старая Мод Фицджеральд, Бренна частенько к ней заходила.
А после смерти Мод в коттедж приехала погостить Джуд, они подружились, и Бренна, как в старые времена, частенько заглядывала сюда по пути домой или в деревню.
Теперь здесь живет Шон, и пора расстаться со старой привычкой, а так не хочется. В коттедже тихо, уютно, он полон симпатичных безделушек, которые собрала за долгие годы Мод. Джуд не стала их убирать, и Шон не трогает. Небольшая гостиная заставлена всевозможными стеклянными фигурками, очаровательными статуэтками фей и магов, книгами, и даже старый выцветший ковер на месте. Правда, после того как Шон втиснул в кукольный домик подержанное кабинетное пианино, в гостиной вообще не повернуться, и при этом она стала еще очаровательнее. К тому же старая Мод любила музыку.
«Ей бы понравилось, что в доме вновь звучит музыка», – подумала Бренна, проведя пальцем по исцарапанному черному дереву и скользнув взглядом по нотным листам, разбросанным на крышке.
Шон вечно сочинял какую-нибудь мелодию или переделывал старую. Бренна сосредоточенно нахмурилась, всматриваясь в черные закорючки и кружки. Она не питала особых иллюзий по поводу своих музыкальных талантов. Она могла что-то спеть, не рискуя привлечь внимание окрестных собак, которые принялись бы подвывать, но игра на музыкальном инструменте – совсем другое дело.
И все же, оставшись одна, Бренна поставила ящик на пол, взяла лист и села за пианино. Прикусив от напряжения губу, дошла до первой октавы и стала медленно стучать по клавишам одним пальцем.
Чудесно. Как и все, что он сочинял. Мелодию не испортило даже неумелое исполнение. Шон придумал и слова. Бренна откашлялась и запела, стараясь не фальшивить:
 
В ночи тоскую по тебе, луна роняет слезы,
Что превращаются в цветы, прекрасные, как грезы.
Приди, любовь моя, спаси от пустоты.
Лишь о тебе мои все мысли и мечты.
– Как грустно! – со вздохом произнесла Бренна, которую всегда трогали песни Шона. Впрочем, эта показалась особенно щемящей, искренней.
Слезы луны. Жемчужины для леди Гвен. Безответная любовь. Почему он сочиняет такую грустную музыку?
Неплохо зная старого приятеля, Бренна не могла найти ответа на мучивший ее вопрос. Она всегда хотела подобрать ключик к Шону. Жаль, что мужчину, в отличие от мотора или другого механизма, нельзя разобрать на части и посмотреть, как он работает. Люди устроены гораздо сложнее.
«Наверное, все дело в его таланте, – подумала она. – В нем есть какая-то загадка. А я…»
Бренна опустила взгляд на свои маленькие ловкие руки. У нее способности совсем другие, самые обычные. Зато она рукастая и зарабатывает на вполне приличную жизнь, а Шон Галлахер витает в облаках. Будь у него хоть капля честолюбия, гордись он своим талантом, то продавал бы песни, а не складывал в ящик. Парню необходим хороший пинок, чтобы не растрачивал понапрасну свой дар. «Ладно, подумаю об этом потом, надо работать».
Потянувшись за ящиком с инструментами, Бренна вдруг заметила краем глаза какое-то движение у двери. Она резко выпрямилась, испугавшись, что вернулся Шон, который вечно что-нибудь забывает, и застал ее за инструментом.
Нет, это не Шон. В дверном проеме стояла зеленоглазая красавица с распущенными по плечам светлыми волосами в ниспадающем до пола простом сером платье. От одного взгляда на ее печальную улыбку разрывалось сердце.
Бренна мгновенно узнала гостью, и от восхищения закружилась голова. Она открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Сердце отчаянно стучало. Она сделала еще одну попытку.
– Леди Гвен!
Удивительно, что хоть это сумела из себя выдавить, увидев трехсотлетнее привидение.
По бледной щеке девушки скатилась единственная слеза, сверкающая серебром.
– Его сердце в песне, – прошелестел нежный, словно лепестки роз, голос. – Слушай.
– Что… вы…
Не успела Бренна договорить, как вновь осталась одна, лишь слабый аромат роз витал в воздухе.
– Ну и ладно.
Она бессильно опустилась на стул, стараясь выровнять сбившееся дыхание; сердце наконец перестало колотиться о ребра.
Когда дрожь в коленях утихла и Бренна поняла, что сможет устоять на ногах, она решила как можно скорее рассказать о случившемся какому-нибудь мудрому и чуткому человеку. А кто у нас самый мудрый и чуткий? Разумеется, мама.
Дом О’Тулов, разросшийся не без помощи Бренны за счет многочисленных пристроек, стоял почти у самой дороги, попыхивая дымом из печных труб. Когда отцу приходила в голову мысль добавить еще одну комнату, старшая дочь с энтузиазмом помогала сносить старые стены и возводить новые. Бренна хранила самые счастливые воспоминания о работе бок о бок с весело насвистывающим Миком О’Тулом.
Она остановила грузовичок позади маминой колымаги, отметив про себя, что ее давно пора покрасить.
Из трубы поднимался дым.
Бренна вошла в дом, как всегда теплый и уютный, благоухающий свежеиспеченным хлебом. Молли хлопотала на кухне, доставая из духовки свежие румяные буханки.
– Мам!
– Пресвятая Дева Мария! Ты меня напугала, девочка.
Молли опустила противень на плиту и обернулась. Ее симпатичное, все еще молодое лицо осветилось улыбкой. Рыжие волосы, унаследованные дочкой, она скручивала в узел на макушке, чтобы не мешали.
– Прости, у тебя музыка орет на всю громкость.
– Так веселее.
Тем не менее Молли приглушила радио. Рыжая собака по имени Бетти, дремавшая под столом, перевернулась на другой бок и вздохнула.