Младший научный сотрудник 6 (СИ)
Верхняя часть лестницы находилась под открытым небом, поэтому понятно, что снег туда беспрепятственно нападал. Плюс переход через ноль градусов как минимум один был, а то и два — так что часть снега превратилась в лед. Его, конечно, убрали стадионные рабочие, но без огонька… посередине лед скололи, да и то не полностью, а края шириной в метр-полтора были нетронутыми ни лопатами, ни ломиками.
— Раздолбайство сплошное, — высказал Аскольд общую для нас мысль, — деньги получают, а работать не хотят.
— Тут еще один выход есть, — ответил я, — с дальней стороны от метро — пошли посмотрим.
И мы поднялись чуть выше — на верхних рядах болельщиков почти не значилось, проход ко второй лестнице поэтому был свободным.
— Ну вот второй выход, — озадаченно сказал Аскольд, — тут почищено даже получше, чем в первом, но он же куда как дальше от Спортивной — кто сюда пойдет в здравом уме и трезвой памяти? Кстати насчет трезвости, я с собой фляжку коньяку взял — будешь?
— Да подожди ты с коньяком, — поморщился я, — план действий составим, тогда уж и отметим
Мы сели на сиденья рядом с лестницей и начали размышлять… то есть размышлял в основном я, а Сергей только поправлял меня и делал полезные замечания.
— Смотри, как будут события происходить, если мы не вмешаемся, — я взял в руки веточку, неизвестно как оказавшуюся здесь, и начал рисовать на заснеженном полу, — вот трибуна С, вот два выхода из нее по бокам, назовем их основным и запасным. Примерно в двадцать часов сорок пять минут, когда матч к концу подойдет, зрители потянутся к основному выходу.
— А почему раньше времени потянутся? — уточнил Аскольд.
— Так игра тягомотная будет, первый гол спартаковцы забьют в самом начале, потом перекатывание мяча начнется. Да и холодно же, вот они и потекут на выход, считая, что ничего больше не случится. И в этот самый момент, за минуту что ли до конца матча, Швецов… да, вроде он… положит еще один мяч. Трибуны позади уходящих болельщиков заревут от восторга, поэтому народ резко развернется обратно — тут-то и возникнет давка… как на этих… на похоронах Сталина примерно.
— Или на Ходынском поле, — проявил знание истории Аскольд, — там больше народу задавили, тысячи полторы что ли, против 300 на сталинских похоронах.
— Хм… — я чуть не подавился от начитанности друга, — но об этом мы потом порассуждаем, а сейчас надо по этому конкретному случаю план действий составить. Какие-то предложения у тебя есть?
— Как-то повлиять на гол Швецова… я правильно запомнил? (я кивнул)… мы явно не сможем. Значит, первопричину давки не устраним, это точно…
— Что замолчал-то? — подстегнул его я, — давай дальше.
А тем временем команды уже вышли на поле, сопровождаемые ревом трибун, и судья подбросил монетку, определяя кому в каких воротах играть.
— Можно тупо позвонить из автомата, куда следует, и сообщить про бомбу, — предложил выход Аскольд.
— Опасно, — поежился я, — если вычислят, то поймать могут — потом мало не покажется. Да и матч прерывать из-за этого, наверно, не станут, а просто втихаря проверят подтрибунные помещения и дело с концом.
— Тогда такой вариант, — Аскольд все же не выдержал и приложился к фляжке, протянул мне, но я отказался, — перекрыть каким-то хитрым образом этот гребаный выход… чтоб народ через другой пошел.
— Каким именно образом? — спросил я, и в этот момент Спартак забил первый гол, — о, это то, что я и говорил.
— Мяч в команде Спартак забил Эдгар Гесс, номер 10, — сообщил стадионный диктор под одобрительный рев трибун.
— Что за Гесс такой? — спросил Аскольд, слабо знакомый с футбольной статистикой, — я знаю только Гесса, который у Гитлера чем-то заведовал.
— Это другой Гесс, — ответил я, — поволжский немец, Бесков его где-то в Таджикистане нашел. Так мы отклонились от темы — как можно перекрыть этот выход?
— Там двери есть внизу, — угрюмо ответил Аскольд, — можно их закрыть или подпереть чем-то с той стороны.
— Тоже не выход, — вторично поморщился я, — во-первых, сверху не очень будет понятно, что нижние двери закрыты, и народ все равно ломанется туда. А во-вторых как мы их закроем? Лично я не очень представляю этот момент…
— Тогда сам что-нибудь предложи, — сказал Аскольд, вторично приложившись к фляжке, — а то я утомился уже.
— Можно тупо подойти к администрации стадиона и обратить внимание на хреново почищенные лестницы…
— И что это даст?
— Ну, может уборщиков пошлют устранить недочеты…
— Это, знаешь, вряд ли, — усмехнулся он, — нас они пошлют — и не недочеты устранять, а просто далеко и надолго.
— Тогда такой вариант — находим форму уборщиков, лом и лопату и сами чистим лестницу… до конца матча еще полтора часа, успеем.
— Это ближе к реальности, — согласился Аскольд, — только не факт, что мы найдем эти лопаты, а если и найдем, то у тех же ментов могут возникнуть к нам вопросы… а если и не возникнут, то не факт, что мы что-то успеем почистить. И совсем не факт, что они там не попадают даже на почищенной лестнице. Да и неохота мне ломом махать, мы не на плацу перед приездом генерала.
— Это верно, — нехотя согласился я, — не на плацу мы сейчас… а насчет генерала мысль интересная…
— Говори, — Аскольд уже третий раз основательно отпил из своей фляжки и уставился на меня в ожидании продолжения, — раз уж начал.
— Да есть у меня один знакомый генерал, футбольный болельщик, кстати… боюсь только, что он не за Спартак, а за Динамо переживает.
— Кто такой?
— Чурбанов. Юрий Михайлович, — ответил я.
— Иди ты, — восхитился Аскольд, — главный мент что ли?
— Второй по главности, — поправил его я, — после Щелокова. И по совместительству муж брежневской дочери.
— И у тебя такие близкие отношения с ним, что можешь звонить в любое время?
— В любое это вряд ли, но в рабочие часы вполне… только что ему сказать, не придумал еще…
— Скажи прямо все — про лестницу и про давку.
— Не пойдет… а хотя ладно — уговорил. В перерыве позвоню из автомата.
Матч тем временем плавно перешел в откровенную тягомотину — очень похоже было, что и наших, и голландцев такой результат устраивает, и они начали просто тянуть время, перекатывая мячик в середине поля. Незадолго до перерыва я выбрался в подтрибунное помещение и набрал номер Чурбанова…
— Ничего не вышло, — хмуро сказал я Аскольду, когда вернулся наверх, — уехал он куда-то, как секретарь сказал.
— Значит, надо придумать еще что-нибудь, — задумчиво ответил Аскольд, протягивая мне фляжку, а я не стал на это раз отказываться, выцедив добрую треть одним махом.
— Значит, надо, — эхом повторил его мысль я, — но ничего больше не придумывается.
— А у твоего дара этого… предсказательного, — продолжил он, — до сих пор сбоев не было? Может и не случится ничего сегодня, а мы тут голову ломаем, как предотвратить то, чего не будет?
— Может быть, — нехотя согласился я, — и не будет. Но мой внутренний голос подсказывает, что все-таки будет, причем в полном объеме. Первый-то гол он правильно угадал, да?
Я отобрал фляжку у Аскольда, поболтал (там где-то с треть содержимого еще оставалось), основательно приложился и выдал еще одну версию:
— А может, пожар устроить? Где-то по соседству с этим выходом — его и закроют с концами.
— Поймают ведь, — с сожалением покачал головой Аскольд, — это реальная уголовка будет, лет до пяти.
— Жалко… — ответил я, — ну тогда я уже совсем не знаю, что делать.
— Есть еще такой выход, — Аскольд прикончил остатки коньяка во фляжке, оглянулся по сторонам и начал шептать мне на ухо.
— Задумка любопытная, — оценил я его мысль, — думаешь, выгорит что-нибудь?
— У нас народ азартный, — ответил он, — только менты могут вмешаться, тогда не выгорит.
— У выходов, что основного, что запасного, их вроде бы не видно, — ответил я, — они вдоль кромки поля в основном сидят и немного в проходах. Так что можно попробовать… тем более, что ничего другого в голову не лезет.