Дело совести (сборник)
Комиссия внимала; уже включился магнитофон, и тихо сматывалась пленка на герметично опечатываемую катушку. Микелис и Агронски вопрошающе поглядели на Руис-Санчеса.
— Что скажешь, Рамон? — сдвинув брови, поинтересовался Микелис, временно отключив магнитофон. — Это не опасно?
Руис-Санчес уже изучал Кливерову ротовую полость: почти все язвочки действительно зарубцевались, а немногие оставшиеся начали затягиваться молодой тканью. Глаза у Кливера чуть слезились (значит, заражение крови еще сказывается), но в остальном от вчерашнего отравления не осталось и следа. Вот выглядел Кливер и впрямь ужасно, что да, то да — впрочем, совершенно естественно для человека, который совсем недавно валялся пластом и без оглядки пережигал белок собственных клеток. Что касается гематомы, с той управится холодный компресс.
— Ну, если уж очень хочется рисковать своей жизнью, такое право у него есть — по крайней мере, косвенно, — проговорил Руис-Санчес. — Пол, в первую очередь, ты должен куда-нибудь сесть, надеть теплый халат и укутать ноги. Потом тебе надо поесть, сейчас я что-нибудь сготовлю. На поправку ты пошел удивительно быстро, но у тебя еще имеются все шансы подхватить настоящую инфекцию.
— Согласен на компромисс, — быстро сказал Кливер. — Героя строить не собираюсь, просто хочу, чтоб меня выслушали. Кто-нибудь, помогите мне дойти вон до той кушетки. На ногах я как-то еще не слишком твердо держусь.
Суета вокруг Кливера длилась добрых полчаса, пока Руис-Санчес не соизволил высказать удовлетворение. Физику — судя по кривоватой усмешке — это, кажется, даже нравилось. В конце концов, ему вручили кружку гштъита — местного чая на травах, восхитительно вкусного, причем настолько, что в ближайшем будущем у того были все шансы стать главной статьей экспорта.
— Ну ладно, Майк, врубай шарманку, и поехали, — произнес Кливер.
— Ты уверен? — поинтересовался Микелис.
— На сто процентов. Врубай, черт побери.
Микелис повернул ключ, вытащил и положил в карман. Пошла запись.
— Хорошо, Пол, — сказал он. — Ты из кожи вон лез, лишь бы оказаться в центре внимания. Трудно не согласиться, тебе это удалось. Колись, короче: почему на связь не выходил?
— Не хотелось.
— Секундочку, секундочку, — вмешался Агронски. — Пол, не забывай, идет запись; совершенно не обязательно пускаться с места в карьер и выпаливать первое, что взбредет. Согласен, речевые центры у тебя вполне пришли в норму, но это ж еще не повод… Может, ты ни разу не подавал вестей, потому что не сумел освоить связь через… как его… Дерево?
— Нет, дело не в этом, — стоял на своем Кливер. — Спасибо, конечно, Агронски, за заботу, но нечего выдумывать за меня алиби всякие. Я сам прекрасно помню, что там у меня было не того; да и поздновато как-то уже правдоподобное алиби сочинять. Конечно, контролируй я полностью свои действия, все было бы шито-крыто. Но из-за этого ананаса чертова все пошло прахом. Я понял это ночью, когда сопротивлялся как одержимый, лишь бы переговорить с вами до возвращения святого отца; однако не выгорело.
— Сейчас ты к этому относишься уже довольно спокойно, — заметил Микелис.
— Ну, как тебе сказать… конечно, я лопухнулся. Но я реалист. К тому же, Майк, у меня были чертовски веские причины делать то, что делал. Надеюсь, вы еще согласитесь со мной, когда я все объясню.
— Ладно, — сказал Микелис — Валяй.
Кливер привалился к стенке и сложил руки на коленях. Вид у него стал немного торжественный, едва ли не библейский. Ситуация явно была ему по вкусу.
— Во-первых, как я уже сказал, на связь я не выходил, потому что не хотелось. Разобраться с Деревом можно было бы достаточно просто — так же, как сделал святой отец, например — то есть, попросить переправлять сообщения кого-нибудь из змей. Конечно, болтать по-змеиному я не умею, но можно было бы попросить помочь святого отца — а тогда пришлось бы посвящать его в мои планы. А поскольку это отпадало, оставалось разве что попробовать освоить Дерево непосредственно. Теперь-то я знаю все технические сложности, с какими пришлось бы столкнуться. И подожди, Майк, пока ты это Дерево не увидишь. По сути, это однопереходный транзистор, где полупроводник — офигенная кристаллическая глыба под корнями; кристалл — пьезоэлектрический, и всякий раз, как корни на него давят, испускает радиоизлучение. Это что-то совершенно фантастическое; ничего похожего нет во всей Галактике, готов биться об заклад… Короче: я хотел, чтобы между вами и нами возник барьер; чтобы вы не имели ни малейшего представления, что происходит здесь, на побережье. Я хотел, чтобы вы вообразили себе худшее и — если все пройдет, как задумано — стали бы обвинять змей. А когда вы сюда, в конце концов, прилетели б — если прилетели б — я постарался бы подать все так, будто это змеи не позволяли мне выходить на связь. Я даже подготовил несколько «доказательств», чтобы вы на них сами наткнулись… ладно, теперь-то какая разница. Но, уверен, смотрелось бы все убедительно — как бы там святой отец из кожи вон ни лез, убеждая вас в обратном.
— Подумай хорошенько, может, запись все-таки выключить? — негромко поинтересовался Микелис.
— Да выбрось ты этот чертов ключ и слушай внимательно, что я говорю. Как по-моему, так стыдоба просто, что в последний момент я напоролся на ананас этот хренов. Тут-то у святого отца и возник шанс что-то разнюхать. Клянусь, не подкосило бы меня, он так ничего и не узнал бы до самого до вашего прилета — а там уже было бы поздно.
— Так-то оно, может, и так, — проговорил Руис-Санчес, не сводя с Кливера немигающего взгляда. — Но никакая это не случайность, что ты напоролся на свой «ананас». Не трать ты все время на выдумывание какой-то своей Литии, а изучай планету как следует — зачем тебя, собственно, и посылали — ты б уже достаточно знал, чтобы не напарываться на «ананасы» там всякие. По крайней мере, мог бы уже говорить по-литиански; хотя бы не хуже Агронски.
— Может, оно, конечно, и так, — отозвался Кливер. — Но мне-то опять же без разницы. Что до изучения планеты, то я обнаружил самый главный факт, с лихвой перекрывающий все прочие, и этого должно быть достаточно. В отличие от тебя, Рамон, когда прижмет, я не отвлекаюсь на всякие там благоглупости по мелочи; к тому же после драки кулаками не машут.
— Давайте только не будем переходить на личности, рановато еще как-то, — вступил Микелис. — Историю свою ты рассказал, и безо всяких прикрас — значит, наверно, должна быть какая-то причина, что ты так вот взял все и выложил. Рассчитывать на прощение — или хотя бы на не слишком суровое осуждение — можешь, только если назовешь причину. Давай, колись.
— Дело вот в чем… — произнес Кливер и впервые несколько оживился. Он подался вперед (в мерцающем газовом свете резко выступили скулы, по сравнению с зияющими провалами щек) и наставил чуть подрагивающий палец на Микелиса. — Майк, ты вообще представляешь себе, на чем мы тут сидим? Для начала, хотя бы — ты в курсе, сколько тут рутила [11]?
— В курсе, конечно, — ответил Микелис. — Агронски рассказывал, сколько тут чего. С того времени я только и ломал голову, как бы обогащать руду прямо здесь. Если мы проголосуем за то, чтобы планету открыть, наши проблемы с титаном будут решены на век вперед; если не на дольше. То же самое я изложу в своем персональном отчете. Ну и что с того? Гипотеза такая была еще до посадки, чисто из дистанционных измерений планетарной массы.
— А как насчет пегматита [12]? — вкрадчиво поинтересовался Кливер.
— Что значит «как»? — озадаченно переспросил Микелис — Полагаю, его тут более чем достаточно — правда, руки проверить у меня так и не доходили. Титан — да, это важно; но литий… Для ракетного топлива его уже лет пятьдесят, как не используют.
— И слава Богу, — добавил Агронски. — Эти древние двигатели Ли-Флуора взрывались, прямо как боеголовки. Малейшая утечка топлива — и ба-бах!