Капитан Волков. Назад в СССР (СИ)
Как ни крути, я имел основательные шансы оказаться в гуще событий, ибо моя роль, роль водилы, который кинет людей Бати и поможет людям из «Черной кошки», могла закончится где-то на первых минутах ее исполнения.
Меня могут грохнуть первые, потому что по сути это — конкретный кидок. Скорее всего грохнут вторые, но чуть позже. Потому что даже Сирота говорил о них, как об отмороженных. На кой чёрт им потом лишний свидетель. И вполне вероятно, грохнут третьи, то есть менты. Не специально, конечно. А вот в запа́ре, в бестолковой суете — очень может быть. Они ведь не будут выборочно целиться в плохих и не целиться в хороших бандитов.
Да и вообще… Очень сильно не вызывает у меня доверия товарищ майор. Не в плане подставы. Это — нет. А вот насчёт девиза «вижу цель, не вижу препятствий» — вопросы имеются.
Ему надо хлопнуть «Кошку», и есть ощущение, Сирота не засомневается ни на секунду, если встанет выбор — угроза моей жизни, к примеру, или возможность прижучить бандитов.
— Да, новости есть. — Сказал я Гольдману, пытаясь при этом выглядеть спокойным. Просто не хотел доставлять ему удовольствие, показывать, как сильно меня выбесила его бесконечная кадриль на рынке. — И ты бы их услышал еще час назад, если бы мы, как два идиота, не носились савраской по всем бабам.
— Тю-ю-ю… — Начал было Гольдман, но, поймав мой бешеный взгляд, осекся. А взгляд реально стал бешенным за одну лишь секунду из-за этого дебильного «тю». — Да ладно, капитан. Шо ты как скаженный сразу. Говори, шо было. Удачно прошло?
Я коротко, опуская детали и подробности, рассказал самое главное. Про пустырь, про встречу, про то, что Седой откровенно намекнул на серьезное дело.
— От как хорошо… — Гольдман достал еще одну папиросу и снова закурил. Видимо, в этом времени Минздрав еще никого ни о чем не предупреждает. Дымит Миша, как паровоз. — Значится сам Жора за тебя говорить будет с Батей…
— Жора? — Переспросил я, недоумевая, где в моем рассказе Гольдман увидел лично мне совершенно незнакомого Жору, ибо я такого точно не говорил.
— Седой… — Пояснил Миша. — Для меня — Жора. Мы с детства с ним знакомы. Седой — серьезный человек. Люди его уважают. Зазря он трындеть не станет. Ежли сказал, шо ты при деле, считай, припечатал. Седой — надежная опора Бати. Его правая рука. Да и левая тоже…
Гольдман задумчиво потер лоб. Хмыкнул. Затянулся глубоко. Потом снова потер лоб. Я стоял молча, ожидая, когда он разродиться чем-то умным. Иначе на хрена тогда так напряжённо думать, если мысль неумная.
— Молодец, капитан. Передам все Льву Егорычу. Он будет доволен. Значится так… Действуем по плану…
Я хотел добавить, по дебильному плану, но сдержался.
— Как и говорили, идешь к Бате, як прибудете на склады, держи нос по ветру, ухо востро́…
— Да понял, понял. Хвост пистолетом, руку на пульсе. — Перебил я Гольдмана. — В какой момент ждать появления конкурентов? Когда нарисуются оппоненты Бати?
— Хто-о-о⁈ — Слегка удивился Миша, глядя на меня с подозрением.
— Эти граждане из вашей «Кошки». — Исправился я, мысленно надавав себе тумако́в.
Осторожнее нужно, товарищ Волков. Следить за языком нужно, товарищ Волков. Никаких современных словечек быть не должно. А то вляпаюсь в жир ногами. Хотя, нет. В жир ногами я уже влез по самые… Ну, понятно, по что.
— А-а-а-а-а… — Гольдман пожал плечами. — Так хтош их знает… Утром старлей от души потрудился. Возле пивной потолкался, лишнего наговорил. Ну чисто идиёт. Так разошелся, шо пришлось старлея за шиворот вытаскивать. Ну, хотя бы того лишнего, шо надо. Думаю, «Кошка» ужо в курсе. Затягувать не станут. Не успеете загрузить ящики, а желающие их экспроприировать дадут о себе знать. Это ж такой лакомый кусок… Ты, главное, капитан, не проворонь момент…
— Слушай… Вот понять одного не могу… — Я снова перебил Гольдмана. Решил, спрошу. А вдруг нормально пояснит. Ибо я на самом деле ни черта не понимаю. — Вот ты говоришь, Седой. Правая рука, нога или чего там еще. Батя кто такой — известно. Про жену его вы тоже знаете. Можно через нее надавить, в конце концов. Где живет Седой, как минимум, все в курсе. Думаю, это точно не тайна. Чего проще? Взяли сотрудников, арестовали Жору. Дёрнули жену этого Бати. Майор ведь говорил, он ради неё с ног на голову встанет. Почему не делаете ничего?
Гольдман несколько секунд молчал. Просто смотрел на меня тяжелым взглядом и молчал. Я начал слегка нервничать. Такое чувство, будто из моих уст сейчас ужасная крамола прозвучала. Или прям я глупость сказал несусветную. Даже не глупость, а редкостную дурь, от которой все пострадать могут.
— Тебе, капитан, этого не понять. — Выдал, наконец, Миша. — Тут ты правильно рассуждаешь. Ты шо думаешь, так запросто можно пойти и Седого хапнуть? Да мы потом захлебнёмся. Седой, он из серьёзных людей. Сечешь? Батя недавно появился в нашем городе. Сначала нахрапом полез. Но ему люди быстро пояснили за то, шо все по закону. Шо беспределу ша! И Батя к Седому — под бочок. Оно, вроде Жора — его правая рука, а на самом деле, голова. Только он, в отличие от Бати, был здесь всегда. С самых малых лет. Ежли мы Седого за здрасьте, просто так в угро потянем, нам совсем покоя не видать. Он есчо малясь вожжи придерживает. А когда отпустит…
Гольдман завращал глазами, демонстрируя нечто ужасное. Видимо, именно такое будущее ждёт город, если что-то там отпустит Седой. Я, если честно, до конца так и не понял. Вернее, смысл слов Миши, конечно, вполне ясен. Седой типа «законника». Так выходит. Но… Черт. Все равно не понимаю. Как так-то? Менты знают, кто, где и когда, но при этом свои действия под какие-то странные обстоятельства подстраивают.
— Ты, капитан, не пытайся. Делай, шо говорят. Тебе, приезжему, нашего уклада не понять.
— Ну, ладно… — Я пожал плечами.
А потом вдруг подумал, не спросить ли мне Гольдмана про Марусю. Вот не даёт мне покоя дамочка. Не только своей красотой. Хотя, это тоже. Хороша, зараза, сил нет. Еще, как назло, мелькает перед глазами. Туда-сюда-обратно… Но история с ее прогулкой, участником которой стал и я, вызывает очень большие вопросы.
Ромочка так ни черта и не объяснил. Ни про сверток, ни про свое загадочное поведение, ни про важность пропажи, которая, скорее всего, является итогом Марусиных действий. Только вздыхал и закатывал глаза. Но когда я снова попытался по дороге, пока мы шли к Седому, выяснить, что же это было и куда делся сверток, Рома буквально пеной начал плеваться. Велел не вспоминать никогда и ни при каких обстоятельствах. Особенно Ромочку, видимо, волновал тот факт, что он оказался там, где его быть не должно.
А я — парень упрямый. Если чего-то не понимаю, спать не могу. Вот после дебильного чемодана с баблом, Маруся и сверток — вторая загадка, которая терзает мою душу.
— Миша… Скажи, я тут одну дамочку встретил… Дважды. Первый раз, когда в парк на встречу с товарищем майором шел, а второй раз, когда лицом «светил». Такая… Очень красивая особа. На Кармен похожа. Или, знаешь… На эту… На Эсмеральду. Только в ней еще порода чувствуется…
— Жить надоело? — Перебил вдруг меня Гольдман. И голос у него стал такой, ласковый-преласковый. Будто жить мне надоело не в перспективе, а прямо сейчас.
— Да что вы? Сговорились⁈ — Я раздраженно скривился. Просто второй человек говорит мне то же самое, что и первый. — Сложно ответить?
— Ответить не сложно. Шо тут такого. Ага? — Гольдман усмехнулся. — Сложно будет тебя потом по частям собирать. Як Батя узнает, а он узнает, зуб даю, он с тебя колбасу накрутит. А колбаса с тебя, капитан, хреновая выйдет. Такая особа, шо ты описал… Красивых дамочек у нас много. Хуч бери та ковыряйся, как ты свинья под дубом. Но от вот шоб прям так в душу запала… Думаю, ты за одну тока можешь иметь интерес. А она, капитан, Батина жена и есть. И ты имей в виду, шибко любимая. От такое бывает. Ему любая баба в городе готова детей рожать, а он только о жинке своей колготиться.
Я слушал Гольдмана с очень внимательным лицом. Но не потому что внимал каждому его слову. Нет. Все стало предельно понятно после фразы «Батина жена». Я просто охренел от неожиданности. А еще, в свете открывшихся подробностей, история про сверток становилась не просто интересной. Она становилась принципиально важной.