Поцелуй смерти
Сперва я насторожилась, когда он завел меня сюда, а затем насторожилась снова, когда он протянул мне стакан с вином, которое от тепла моих рук постепенно потеряло свою первичную прохладу. Но сейчас, слушая, как он рассказывает что-то, и наблюдая, как смягчается его взгляд, когда он смотрит на меня, я практически расслабилась.
Мой взгляд скользит мимо Киприана, когда к столику приближается пара средних лет; я выпрямляюсь на месте, настороженно глядя на них, когда в какой-то момент их взгляд останавливается на мне. Постепенно, словно пробираясь сквозь туманную гущу воспоминаний, я смутно осознаю, что знаю одного из этой пары, мужчину. Будучи торговцем, он однажды заказал иллюстрированную книгу сказок в подарок для своей жены в честь рождения их первенца.
– Извините, что отвлекаем, – нервно говорит мужчина, перебирая кольца на своей руке. – Мы только что узнали о том, что ваш отец болен. Он хороший человек, прекрасный мужчина, один из приятнейших людей в этих краях. Мы просто хотели, чтобы вы знали, мы все молимся за его здоровье. Хоть бы смерть пока не спешила забрать его к себе.
Сидящий рядом со мной Киприан замирает, сжимая кружку в руках так сильно, что у него белеют косточки пальцев. Я осторожно ставлю свой кубок на стол, не зная, как лучше ответить на эти слова.
Отец был и остается уважаемым и почитаемым человеком в нашем городе, на самом деле даже не только в нашем, а в большинстве городов. Почти у каждого здесь есть книга или картина, принадлежащая его руке. Хоть мне и очень больно вспоминать об этом, но на душе становится тепло, когда я вижу, как в глазах этого мужчины читается грусть и скорбь, словно он вместе со мной искренне переживает это горе.
– Спасибо, – наконец выдавливаю я.
Кивнув в ответ, пара уходит.
Между мной и Киприаном повисает молчание. Я наблюдаю, как он допивает остатки своего эля, прежде чем взглянуть на меня. Боль, которую я замечаю в его глазах, режет словно ножом по сердцу.
– Знаешь, они правы.
– Что?
– Насчет твоего отца, – уточняет он. – Он и правда очень хороший человек. Настолько хороший, что вряд ли я или моя семья заслуживаем иметь такого человека рядом.
– Ох.
Я понятия не имею, что ответить на это, ведь сама прокручивала в голове эту мысль столько раз за все эти годы. Вместо ответа я лишь делаю еще один глоток вина.
– В некотором смысле твой отец был мне ближе и роднее, чем мой собственный, – говорит Киприан, пока я продолжаю пить из своего стакана; мои мысли становятся все более затуманенными. – Как-то раз по городу поползли слухи, якобы в городе появился человек, который занимается фокусами и магией, и я отчаянно захотел увидеть его своими глазами. Конечно же, мать отказалась ехать в город, а отец тогда уехал по делам на весь день. Поэтому, понятное дело, я решил пойти один.
– Просто чтобы посмотреть на уличного артиста? – спрашиваю я.
– Я знаю, это звучит нелепо, но в то время я и понятия не имел, что эти слухи были вовсе не про магов, а про обычных артистов, – отвечает он. – К тому же, на минуточку, мне было всего семь. Выскользнуть из дома не составило никакого труда, у меня всегда был к этому особый талант, но вот потом… потом по мере того, как я забредал все дальше и дальше вглубь города, я понимал, что понятия не имею, куда именно идти… не говоря уже о том, как добраться обратно домой. Я стоял в ступоре посреди городской площади, плача и моля о помощи, а люди суетливо пробегали мимо, даже не глядя в мою сторону.
После этих слов я протягиваю руку, чтобы утешительно положить ее на плечо Киприана. Из-за этого потерянного маленького мальчика у меня самой сердце рвется на части.
– Я думал, что окончательно потерялся и больше никогда не смогу вернуться домой, но потом вдруг возле меня остановился человек, – продолжает он, рассеянно проводя большим пальцем по ручке своей кружки. – У него были добрые глаза и вымазанные разноцветными красками и чернилами кончики пальцев. Помню, я тогда подумал, что он был каким-то волшебником или магом. Хотя в какой-то степени так и было. Присев, чтобы мы могли смотреть друг на друга, он спросил, почему я плачу. Я сказал, что заблудился и не могу найти дорогу домой.
– Тебе, наверное, было до ужаса страшно.
– Да, и, вспоминая об этом сейчас, я думаю: мне правда повезло, что меня никто не похитил, – признается Киприан. – Я ясно понимал, что он был занят своей работой, у него в руках была целая куча свертков, но все же он без раздумий бросил все свои дела, чтобы помочь мне. Он угостил меня обедом и все это время крепко держал меня за руку. Я целый день пытался вспомнить дорогу, и лишь только под вечер мы вышли на правильный путь. Когда мать открыла входную дверь, она даже не поняла, что меня не было и я куда-то уходил.
– Ох… – вздыхаю я, слишком хорошо понимая его чувства в тот момент.
– Естественно, она вошла в роль заботливой матери и изобразила сцену горести и скорби в ту же секунду, как он рассказал ей о том, что произошло. Мой отец все еще был в отъезде по делам, но она настояла, чтобы человек зашел и выпил ее фирменного чая несмотря на то, что он всячески пытался отказаться. Пока мама готовила чай, он спросил меня, люблю ли я книги. Я покачал головой, и тогда он сказал мне, что скоро это изменится. До сих пор помню блеск в его глазах, когда он полез в карман пиджака и вытащил оттуда маленький сверток, аккуратно перевязанный красной ленточкой.
Я молча смотрю на него, как вдруг до меня доходит, что Киприан рассказывает об отце, моем отце.
– И что дальше? – спрашиваю я, сосредотачиваясь на его истории, несмотря на тупой гул в голове.
– Он отдал этот сверток мне, и внутри оказалась самая красивая детская книжка с картинками, которую я видел в жизни. Я тогда еще не умел читать, но и не нужно было. Картинки говорили больше, чем могли бы сказать любые слова.
Киприан прочищает горло и принимается ерзать на скамье, пытаясь добраться до кармана брюк, затем достает что-то и осторожно кладет на стол крошечную потрепанную книжечку.
– Ты хранил ее все это время? – ахаю я и протягиваю руку, чтобы нежно провести по красивым линиям на обложке, которые с годами стерлись и потеряли былой яркий цвет.
– Конечно, я хранил ее, – тихо отвечает он, рассеянно глядя вдаль. – Твой отец за один день проявил ко мне больше доброты и заботы, чем кто-либо за всю мою жизнь.
Несмотря на боль в сердце, на моем лице появляется легкая улыбка. Услышав эту милую историю о моем отце, я ни капли не удивлена, ведь он, добрая душа, действительно никогда бы не смог пройти мимо маленького ребенка, плачущего в одиночестве на улице.
– Есть еще кое-что, – говорит Киприан, заставляя меня взглянуть в его печальные глаза. – Смотри.
Он открывает книжечку на первой странице.
Там располагается прекрасная иллюстрация, на которой изображена маленькая девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами, держащая в руках цыпленка… а под ней надпись.
«Моей дорогой Хейзел. Желаю самого счастливого дня рождения, люблю тебя».
Я вглядываюсь в эту картинку и надпись, толком не осознавая то, что вижу.
– Я… я не понимаю. Никогда в жизни не видела эту книгу.
– Думаю, он подарил мне то, что должно было стать твоим подарком на день рождения, – говорит Киприан. Его челюсть на мгновение напрягается, как будто ему даются с трудом эти слова. – Я думаю, он не мог допустить, чтобы у ребенка не было любви к книгам.
– Это и правда похоже на него, – тихо говорю я, нежно обводя пальцами строку с моим именем.
– Я знаю, это звучит глупо, но эта книга изменила мою жизнь. Твой отец изменил мою жизнь, Хейзел… и…
– О боже, – перебивает его румяная женщина, опускаясь на лавку напротив нас. – Он умер?
– Что? – потрясенно спрашиваю я, глядя на нее, пока Киприан благополучно убирает крошечную книжечку обратно в карман.
– Твой отец, он умер?
– Не… не думаю, – отвечаю я, и все внутри меня сжимается лишь от одной этой мысли.