Мужские сны

– Да.
– А кто спрашивает?
– Из кармашевской администрации.
– Состояние стабильное. Температура 36,4. Давление в норме, хотя и немного понижено. Сердце в порядке. Анализы мочи и крови у лечащего врача. В данный момент проводится курс терапии.
– Интенсивной?
– Зачем? Обычной. Девочка самостоятельно двигается. Поела. С ней ее родители. Так что все в порядке.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Улицы Кармашей, по которым шла Татьяна, изменились до неузнаваемости. Она с удовольствием разглядывала дома, палисадники, людей, как будто не видела ничего этого сто лет. Ее умиляли тигровые лилии, рыжими огнями полыхнувшие в высокой траве за штакетником, радовала яркая афиша нового фильма, наклеенная прямо на дверь магазина, тешили взор старушки в аккуратных платочках, семенящие с рынка с пустыми корзинками наперевес, – словом, все вокруг, что в суете дней мы привыкли не замечать, приводило ее в восторг.
Она вошла в калитку своего дома, остановилась, перевела дух. Как не хочется входить в пустой дом! Но ведь она сильная взрослая женщина. Хватит ныть! Надо жить всему вопреки – дурному настроению, болезням, вредному начальству, злым пересудам. Богом тебе даровано самое ценное – жизнь! Так живи, чего еще?
Она вынесла матрасы и одеяла на просушку, вымыла окна до хрустального блеска, даже побелила печь, найдя под навесом ведро с известью. Во дворе тоже навела идеальный порядок. Когда критически оглядела результаты своего труда, поднявшись на крыльцо, сочла, что не хватает последней изюминки, яркого пятна в слишком унылом дворе. Она пошла в сад и нарвала букет из всего, что там росло: ноготков, дельфиниумов, люпинов, ромашек и даже васильков. Когда входила с букетом во двор, открылась калитка, и в ее проеме показался Андрей. Бледный, худой, с ввалившимися глазами. У нее оборвалось сердце.
– Андрюша! А я ждала тебя. Видишь, даже букет нарвала. Как Даша? – без остановки говорила Татьяна, подходя к нему и с болью замечая трехдневную щетину, горькие складки в уголках рта, темные круги под глазами.
– Сейчас уже хорошо. Тебе привет передает. У Татьяны внутри разлилось тепло. «Девочка, солнышко мое! Не забыла обо мне!»
– А я по дороге пирог с рыбой купила в кулинарии. Поешь?
– Угу. Только в баню схожу.
– Я как раз натопила. Думаю, придешь, надо хоть помыться, побриться…
Она побежала в дом за чистым бельем, а потом проводила его, как маленького, в баню. Даже предложила потереть спину, но он отказался.
Татьяна застелила чистой скатертью стол, поставила на него банку с цветами, разрезала пирог, налила в чашки горячего чаю.
Уже смеркалось, когда они, напившись чаю, отдыхали, сидя бок о бок на крыльце. Андрей рассказывал о том, как освобождали Дашу. У него на глазах застрелили одного из бандитов, замахнувшегося на милиционера топором. А потом, когда капитан заглянул в сторожку и крикнул: «Все чисто!» – Андрей кинулся внутрь и увидел спящую прямо на полу, на какой-то телогрейке, Дашу. Личико ее было чумазым, с высохшими полосками от слез. Эта деталь особенно расстроила Татьяну. Не выдержав, она всплакнула.
– А что сказал лечащий врач? – спросила Татьяна, шмыгнув носом.
– Сказал, если бы эти отморозки дали еще одну дозу снотворного, то были бы необратимые последствия.
Андрей кашлянул, полез в карман за сигаретами.
– А я решила бросить, – сказала Татьяна.
– Что? – не понял Андрей, щелкая зажигалкой.
– Курить.
– Молодец. Вообще я давно хотел об этом сказать. Зря вы, женщины, все прерогативы мужские позабирали. Брюки, сигареты, профессии… От этого испортился ваш характер.
– Но женщины здесь ни при чем. Унификация, неотъемлемая составная прогресса и современной цивилизации, проникла во все сферы, в том числе и в так называемый человеческий фактор. Возьми, к примеру, моду «унисекс».
– Это ты сейчас с кем говорила? – иронизировал Андрей, озираясь по сторонам.
– Андрей! С тобой невозможно говорить о серьезном.
– Извини. Итак, унисекс. Но это преходяще, а ведь мы о вечном с тобой говорим или нет?
 
– О вечном. Но ведь «все течет, все меняется». В том числе и менталитет. Так что пора, господа мужчины, принять нас в свой лагерь.
– Хм. Ты это серьезно? И как ты это представляешь, эту унификацию полов?
– Я не о половой усредненности говорю. Зачем утрировать? Просто хватит смотреть на нас свысока.
– Но вы, как правило, ниже нас ростом. Как же на вас смотреть?
– Перестань дурачиться! Вот что ты сейчас делаешь?
– А что?
– Разговариваешь со мной снисходительно. А это и есть «смотреть свысока».
– А-а. Извини. Постараюсь взять другой тон – деловой, мы же партнеры, затем фамильярный, ведь мы на равных, далее… черт, какой еще-то? Да! Материться будем? А что? Мы же на равных.
– Перестань паясничать! Я вообще с тобой не хочу разговаривать. Никаким тоном. Понял? – надулась Татьяна, отвернувшись от Андрея.
Он обнял ее, привлек к себе, поцеловал, а потом поднял на руки и отнес в дом.
Утром они прощались с Дашей. Она уезжала с матерью и Станиславом в город. Татьяна собрала все Дашины вещи, уложила их в дорожную сумку, вынесла за ворота, где стоял «крайслер». Андрей сидел с Дашей на лавочке и просил ее почаще звонить, а также писать письма. Даша грустно обещала звонить и писать, а потом вдруг расплакалась, обняв отца за шею. Елена, сидевшая в машине, выглянула и нервно крикнула, чтобы Андрей прекратил травмировать ребенка.
– Андрей, – пищала она, – хватит уже этих мелодрам! Не на Луну же мы улетаем. Осенью приедешь, и будете видеться каждую неделю. Даша! Садись скорее в машину.
Даша подошла к Татьяне, стоящей возле калитки, взяла ее за руку.
– Тетя Таня, я вам напишу большое письмо. И вы тоже напишите, ладно?
– Напишу. Обязательно.
Она наклонилась, обняла девочку, поцеловала. Машина уехала, и Татьяна с Андреем как будто осиротели. И в самом деле осиротели. Пустоту, образовавшуюся после отъезда Даши, надо было чем-то заполнить. Татьяна предложила пойти на речку. Андрей согласился. Он решил после купания продолжить роспись. Татьяна видела, что внутренне он еще не готов к такой работе, но надеялась, что все со временем образуется.
Только они вышли за ворота, как столкнулись нос к носу с Инной, университетской подругой Татьяны.
– Таня! А я к тебе, как говорится, собственной персоной. Решила сама посмотреть, чего тут у вас для фельетона можно нарыть.
– Инка! Здравствуй, моя хорошая! – крикнула Татьяна, бросившись в объятия к полной шатенке в экстравагантном наряде. – Андрей, знакомься, это Инна, моя подруга по альма-матер.
– Очень приятно. – Андрей с улыбкой протянул руку Инне, которая с любопытством уставилась на симпатичного мужчину.
– Хм! А ты не говорила, что у тебя такой импозантный друг завелся, – кокетливо поправляя свои мальчишеские вихры, говорила Инна. – В альма-матер вышеупомянутой ты, кстати, в монашках долго ходила, а теперь, не прошло и…
– Инка, заткнись!
– Вас понял. Ладно, ребята, а угол-то у вас можно снять? Или отправите несчастного журналюгу в Дом крестьянина, на койко-место?
– Да ради Бога, Инна! Ты чего? Вон какой огромный дом, и почти весь в твоем распоряжении.
– Ну уж и весь, – скептически оглядела дом Инна. – Мне и чуланчик сойдет.
– Кончай прибедняться! Мы тебя сейчас накормим, а потом вместе пойдем на речку.
– За материалом?
– Купаться, дуреха!
– Да ты что! Неужели еще существует такая деревенская идиллия? А я купальник не взяла, – расстроилась Инна.
– Ерунда! По пути купим в местном универмаге.
– Ну, Татьяна, я просто в ступоре от качества местного сервиса!
Андрей ушел к своей росписи, оставив женщин на берегу.
– Слушай, Танька, какой он красавчик! – томно произнесла Инна, разомлев под лучами горячего солнца.
– Главная его красота – это душа.
– Угу. Рассказывай! Впрочем, ты права. Если вспомнить древний постулат, что глаза – это зеркало души, то душа у него должна сверкать и переливаться, как аметисты его глаз. О как! Кажется, я сочинила первую строчку сонета. Помнишь, как мне нелегко давались стихотворные формы? Ты, к примеру, писала такую лирику, просто суперическую. Помнишь нашего Федора? Как он таял на семинарах от твоих выступлений. Ха-ха-ха!