Мужские сны
Они работали долго, около трех часов. Татьяна в отличие от неутомимого, увлеченного работой Андрея часто отдыхала, усаживаясь на ящик из-под краски и любуясь тем, что выходило из-под кисти художника. К ним дважды заходил отец Алексей и рассказывал о ходе строительных работ. Он не мог нарадоваться столь бурному развитию восстановительных работ и искренне делился этой радостью с главными «виновниками» оживления на стройплощадке.
Они уже собирались на обед, приготовленный матушкой Ириной, как дверь в придел открылась и вошла шумная, представительная делегация. Впереди солидно вышагивал Семенов. Его сопровождали отец Алексей, Вепрев и Симаков. Остальные, видимо, были охранниками и обслугой.
– Так, что тут у вас? – спросил Семенов, не здороваясь и не обращая внимания на Андрея и Татьяну, которые отступили в сторону, в самый угол придела.
– Вот заканчиваем ремонт первого помещения, – суетливо замахал руками Симаков.
– Как видите, работы идут полным ходом, – добавил Вепрев, не удосужившийся зайти в храм ни разу за все лето.
– Идет роспись стен, – кашлянув, подсказал отец Алексей. – А вот и наши главные помощники. Художник Андрей Ермилов и управляющая департаментом культуры Татьяна Михайловна Кармашева.
– Да? – изумленно заоглядывался Семенов.
Охранники расступились, и Семенов увидел Татьяну. Он смутился, побагровел, затем догадался подойти и протянуть руку сначала Татьяне, а потом и Андрею.
– Очень приятно, – выдавил он из себя стандартную фразу, но было видно, что ему совсем неприятно.
Семенов оглядел Татьяну, которая предстала перед ним в заляпанном краской линялом комбинезоне и старой рубашке Андрея, крякнул и пристально посмотрел на Андрея, спокойно, даже чуть небрежно ответившего на его взгляд.
– Интересно, и что же вы изобразили в своих росписях? – отвернулся от них Семенов и подошел к стене с Благовещением.
– Евангельское Благовещение Святой Богородицы, – ответил отец Алексей. – Видите, Архангел Гавриил, Посланец Божий, сообщает Деве Марии радостную весть о том, что она принесет в мир Сына Божия. Дева Мария склонила голову в смиренном согласии.
– Понятно, – неопределенно пробормотал Семенов, внимательно и чуть подавшись вперед всматриваясь в лик Марии.
Вдруг он слегка дернулся, как будто дотронулся до горячего, оглянулся на Татьяну, перевел взгляд на Андрея, но промолчал. Так и не сказав больше ни одного слова, поджав губы и опустив глаза, Семенов пошел на выход. Вся сопровождавшая его свита, шаркая подошвами по бетонному полу, толкаясь и перешептываясь, двинулась за ним. Татьяна и Андрей остались в приделе.
– Ты заметила его реакцию, когда он узнал тебя в изображении?
– Заметила, – глухо произнесла Татьяна. – Боюсь, не видать нам денег от Семенова.
– Неужели человек такого масштаба так мелок в пустяках?
– Ты это считаешь пустяком? Вспомни себя в моей квартире. Тоже ведь ревность возобладала. Все вы одним миром мазаны.
– Ладно, не расстраивайся раньше времени. Может, обойдется. Пошли лучше обедать.
Их ждали непременные караси, поджаренные в сухарях, борщ и ватрушки с творогом. Матушка Ирина не села с ними за трапезу, так как ей предстояло еще накрыть стол на улице для рабочих, шумно моющих руки за углом флигеля, где специально обустроили большую умывальню. Матушке помогали две женщины-прихожанки, добровольно взявшиеся за это богоугодное дело. Отец Алексей проводил высоких гостей и пришел домой в приподнятом настроении.
– Прекрасный день, слава Господу нашему, надо его запомнить. А потом упоминать будем в дни праздников. Устали, Татьяна Михайловна? – заметил он погрустневшее лицо Татьяны.
– Нет, не устала. Мне ведь послезавтра уезжать, вот и взгрустнулось. Жаль расставаться с вами, с селом, с храмом.
– Ничего. На все воля Божья. Будете приезжать, проведывать нас. Неужели забудете?
– Нет, конечно. И все же сейчас, когда здесь закипела работа, уезжать не хочется, – сказала Татьяна и без перехода спросила: – А что сказал Семенов на прощание?
– Семенов? – переспросил отец Алексей. – Да вроде ничего такого не сказал. Попрощался и сел в машину. Хотя нет, сказал. Спросил: «А давно здесь Татьяна Михайловна?» Я говорю, мол, месяц как приехала. Вот и все.
Татьяна поймала на себе слегка насмешливый взгляд Андрея и опустила глаза в тарелку с карасями. Весь обед они промолчали.
После непродолжительного отдыха в тени акации они вновь вернулись к росписи и работали допоздна.
Вечером, вернувшись к себе, истопили баню, помылись, впервые вдвоем, так как теперь им никто не мешал и стесняться было некого. Татьяна возилась с Андреем, как с ребенком. Помогла ему помыть голову, терла суровой мочалкой спину, даже похлестала березовым веником его распластанное на полке тело, а потом еще и обтерла полотенцем и расчесала волосы. Андрей, еще ни разу не испытавший ничего подобного в своей жизни, разомлел, буквально растаял от Татьяниной заботы и ласки. Они сидели за столом, пили чай с вареньем и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами. Слова сейчас были не нужны. На душе был праздник. Тело тоже праздновало отдохновение в чистоте и холе. Чего еще желать?
Утром Татьяна встала первой, пошла в баню, чтобы умыться. Она не любила плескаться под неудобным умывальником. Когда сбежала со ступенек крыльца, то боковым зрением заметила белый листок у калитки. Она подошла, уже предчувствуя беду, подняла его, развернула: «Вы рано успокоились. Если статья выйдет, вашей подруге не жить».
Татьяна без сил опустилась на табурет, положила руки на стол, задумалась. Что все это означает? Неужели Плужников и его компания – лишь вершина айсберга, а за ними стоят силы покруче, те, кто остался в тени и теперь угрожает расправой? Вдруг до нее дошло, что о статье знал только Симаков. Значит, эта «шестерка» уже оповестила своих покровителей. А они сразу начали действовать. Обычными преступными методами, старыми как мир, но порой очень действенными. И самое обидное – вновь не за что уцепиться. Вновь Симаков вне поля досягаемости. Нет прямых улик, нет доказательств, нет свидетелей, не считая Инны. Их обеих можно отнести к заинтересованным лицам. Они однокурсницы, подруги. Получалось, что Татьяна, пользуясь своим и Инниным положением, сводит счеты с «честным» депутатом, выступившим против предателей и сталинских прихвостней. Нет, пока у нее не будет на руках более весомых улик, нечего и мечтать о возмездии Симакову. Но сейчас не до него. Надо спасать Инку. Татьяна нутром чуяла, что угроза, нависшая над Инной, не липовая, а самая настоящая. Задеты чьи-то кровные интересы, и потому с ними церемониться не станут.
На крыльцо вышел Андрей. Татьяна молча протянула ему листок. Он прочитал, нахмурился, сказал примерно то же, о чем только что думала Татьяна:
– Это серьезно, Таня. Ты видела, что они сделали с Дашей. Если бы ты вовремя не вспомнила эту «Ниву», они убили бы ее. Я уверен, что возвращать ее они не собирались.
– Я сейчас же позвоню Инке, чтобы не рыпалась с этой статьей.
– Звони. Я пока налью кофе.
Татьяна нервно набрала на мобильнике номер Инны.
– Алло! – ответил голос Инны, низкий и хриплый спросонья.
– Инна! Здравствуй! Я не буду долго распространяться. Скажу только одно. Останови работу над статьей. Тебе угрожают расправой за нее. Поняла?
– Какого черта ты трезвонишь в такую рань из-за ерунды? Ты хоть знаешь, дорогуша, что мне угрожают чуть ли не каждый день? Такова участь любого порядочного журналиста. И непорядочного тоже.
– Инка! Где твоя дочь?
– А что?
– Прекрати свои идиотские вопросики. Отвечай, где Юля.
– Дома, где ей еще быть? Завалила экзамен на биофак, теперь срочно готовится на химический. Там на три дня позднее. Может, сдаст. А что?
– Так вот. Тебя, может, и не тронут, а Юльку возьмут в заложницы. Тебя устраивает такая перспектива?
– Погоди. Так это серьезно?
– Еще как! Слушай меня. Никаких статей, поняла? Во всяком случае, в ближайшее время. Надо этих гадов сначала найти, а потом уже… Короче, через день я буду дома. Встретимся и все обсудим. Пока!