Песок

— Если ты уйдешь, я уйду с тобой.
— Нет, — рассмеялась Вик. — Никуда ты не уйдешь.
— Чушь. — Коннер почувствовал, как к глазам подступают злые слезы. — Тебе можно нырять, но мне нельзя. Ты можешь перебраться в Лоу-Пэб, но для меня это слишком опасно. Ты можешь водиться с кем пожелаешь, но Палмер — идиот, раз связался с Хэпом. — Коннер показал здоровой рукой на мачту. — Ты носишься по дюнам под красными парусами и с легионером и при этом говоришь мне, чего мне нельзя, потому что это слишком опасно? Но для тебя ведь это нормально? Сплошное лицемерие, Вик, черт бы тебя побрал!
Сестра подняла руку, будто защищаясь, и Коннер успокоился. Повернувшись к нему, Вик опустила платок, чтобы ей не приходилось кричать.
— Я вовсе не лицемерю, — ответила она. — О лицемерии можно было бы говорить, если бы меня столь же заботила собственная судьба, как заботит твоя. Но это не так. Думаю, родители прекрасно это понимают. И старшие брат с сестрой тоже.
Коннер почесал зудевшую под бинтами шею, вспоминая, как говорил Робу то, за что сейчас разозлился бы на себя самого.
— Я просто не хочу, чтобы ты ушла, — сказал он. Сарфер взлетел на пологую дюну и снова опустился, отчего Коннера сильнее затошнило. — Можешь сколько угодно говорить, что вернешься, но мы оба знаем, что этого не будет. Никто еще не возвращался.
— Никто?
Она снова натянула платок на переносицу. Они молча миновали очередную дюну. Слышался лишь похожий на издевательское змеиное шипение шорох песка о красные паруса.
— Я тогда соврал, что она ночью пришла к нам в лагерь, — сказал Коннер. — Лилия не добралась до нашей палатки. Я был там.
Вик, поправлявшая трос, замерла и уставилась на него.
— Где — там? — спросила она.
— За расселиной. С тремя фляжками и рюкзаком с припасами.
— Чушь.
Но ему стало ясно, что она ему поверила. Что она поняла. Коннер вновь сосредоточился на серебристой сфере.
— Палмер так и не появился, и я собирался оставить Роба там одного. Я в самом деле оставил там Роба. Я тайком ускользнул посреди ночи, перепрыгнул через расселину и через сто шагов наткнулся на Лилию. — Повернувшись, он опустил платок, не заботясь о попадавшей в рот песчаной крошке. — Так что, когда будешь говорить мне, или Палмеру, или Робу, что собираешься пойти туда и устроить им ад, или вернуть папу, или вернуться вместе с ним, просто знай, что я точно так же, как и ты, принял тогда решение и мне известно, каково это — лгать самому себе, зная, что я никогда не вернусь. — (Вик отвернулась и, подняв очки, утерла глаза.) — Я знаю, ты думаешь, что только попытаешься, но так же думал и папа, — продолжал Коннер. — Если ты это сделаешь, ты покинешь нас навсегда. И тогда я тебя возненавижу.
Вик снова повернулась к нему, улыбаясь и плача одновременно.
— Но ты же смог бросить Роба в той палатке? Гребаный лицемер!
И как это часто бывает между братьями и сестрами, за жестокими словами последовал смех. Слезы высохли, сменившись улыбками. Пылающее солнце опустилось за холодные горы, и безобидная на вид серебристая сфера продолжала безмятежно покоиться на носу сарфера.
  
57. Поколебать взгляд бога
 
Вик
Они думали, что облегчают ей задачу, поддерживают ее, но оттого, что они сопровождали ее до расселины, стало только хуже — как и от вида палатки, которую поставила ее семья, все вместе, совсем как в старые добрые времена. Сколько бы еды, воды и припасов они ни притащили с собой, тая хрупкую надежду на ее возвращение, Коннер был прав. Вик могла лгать им всем, обещая, что вернется, но она знала, что это не так. Как знал ее отец. Как знали все, кто пересекал ту расселину.
Она распаковала и проверила рюкзак, убеждаясь, что у нее есть все необходимое. Вода и сушеное мясо. Две буханки хлеба. Запасной платок. Ее оголовье и маска. Переносной тент для сна днем. Большой нож, который дал ей Грэхем, когда она сообщила ему новость. Бинты и мазь. Три записки от братьев. Пять пар нижнего белья, которые напомнили ей о Марко, вызвав с трудом сдерживаемое желание то ли смеяться, то ли плакать. Дайверский костюм она собиралась носить под лоскутной рубахой, завязанной на талии. Тяжелая сфера лежала на дне рюкзака и, казалось, испускала тепло, хотя Вик держала ее подальше от солнца. Все было готово. Ее звал рокот и гром далеко на востоке.
 
— Знаешь, это ведь мне стоило бы туда отправиться, — сказал Палмер, глядя, как она переупаковывает рюкзак.
— Почему? — спросила она. — Из-за того, что ты старший сын?
Она лишь хотела пошутить, но никто из ее братьев, похоже, не проявил интереса к обмену колкостями.
— Нет, — ответил он. — Из-за того, что я в долгу перед этой сволочью. Из-за Хэпа. Из-за того, что с меня все это началось.
— Тем больше причин остаться здесь и довести дело до конца.
Вик достала из кармана на животе два сложенных листа бумаги и протянула их брату.
— К черту. — Палмер выставил перед собой руки. — Я не возьму твое завещание. Ты вернешься живой, чтоб тебя.
Вик схватила его за запястье и сунула бумаги в руку:
— Это не мое завещание, придурок. Это твоя карта.
Палмер взглянул на бумаги у себя в руке. Внимательно рассмотрев добытую в Данваре карту, он встряхнул другим листком:
— А это что за записка?
— Это все, что я знаю про глубокое погружение. Как нырять на тысячу метров.
— Чушь, — бросил Палмер.
Вик сжала его плечи, вынуждая посмотреть ей в глаза.
— Даже с правильным костюмом и маской такая глубина убьет тебя, не моргнув глазом. Там нельзя дышать, и, когда уйдешь ниже трех сотен, тебе будет казаться, будто твой костюм раздирает тебя на части. Но это возможно. Я отметила на твоей карте несколько своих любимых мест и ряд других, показавшихся мне многообещающими. Я составила ключ на обратной стороне, чтобы ты смог понять мои записки. Советую сразу же отправить туда дайверов, таких же тупых, как я. Сам не рискуй. Тебе нечего доказывать. — Она похлопала его по плечу. — Ты должен остаться жив. Ты уже выжил.
Палмер поднял очки и утер слезы, потом снова опустил очки, разглядывая карту и записки.
— И ты еще говоришь, что это не твое завещание? — спросил он, посмотрев на сестру. — Ты ведь не собираешься возвращаться?
Вик обняла брата, и Палмер ответил ей тем же.
— Береги себя, — сказала она.
— Я буду, — прошептал он.
— И Роба с Коннером.
— Я буду, — повторил он.
Отпустив его, она отвернулась, прежде чем поднять очки и утереть глаза. Из палатки выбежал Роб и врезался ей в ноги, обхватив их руками.
— Не надо, — попросил он. — Не уходи.
Вик присела и обняла младшего братишку.
— Я скоро вернусь, — сказала она. Роб нахмурился. Увидев на его губах песок, Вик поправила его обмотанный вокруг шеи платок, натянув платок на нос. Робу, как самому сообразительному, ей сложнее всего было лгать. — Позаботься о своей новой сестре.
Роб кивнул. К ней подошел Коннер, неся фляжки. Он поднял ее тяжелый рюкзак, держа его, как дайвер держит баллоны, помогая другому. Встав, она просунула руки в лямки рюкзака, затянула ремень на талии и взяла фляжки.
— Ну и тяжесть, черт побери, — сказал Коннер, имея в виду рюкзак, но, вероятно, подразумевая бомбу. Выпрямившись, он потер плечо. Они словно обменялись безмолвными репликами, как порой бывает под песком, когда горловой шепот одного становится мыслями другого. Они вместе ныряли, вместе спасали жизни и тем самым сохранили некую связь между собой.
Вик обняла брата. Он хлопнул по ее рюкзаку и прошептал какие-то тут же унесенные ветром слова. Повернувшись к расселине, Вик увидела ждавшую ее там мать — совсем как в ту ночь, когда исчез отец. Оставив братьев, Вик еще раз помахала в сторону палатки, где в одиночестве стояла Лилия, и направилась навстречу матери, больше всего боясь именно этого прощания.
— Вряд ли я смогу тебя отговорить, — сказала мать.
Вик рассмеялась, подумав о тех многих, кто пытался.