Следователь по особо секретным делам

3
У Скрябина не возникло впечатления, что он прошел сквозь преграду, которая обладала хоть какой-то плотностью. Воздух вокруг него на несколько мгновений сгустился, но густота эта не казалась аномальной. Так в жаркий безветренный день он ощутил бы себя в глухом лесу, на узкой тропе под кронами деревьев. А потом чувство духоты и вовсе прошло – его сменил мимолетный ветерок несолнечного осеннего дня. Именно – дня, не ночи. На это Николай первым долгом обратил внимание.
Он завертел головой, выхватывая взглядом и фиксируя массу больших и малых признаков, отличавших эту Моховую улицу от той, которую он знал. Все дома остались на прежних своих местах. Однако стояли они теперь словно бы вразнобой – как если бы их понатыкали без всякого плана и единой линии. И выглядели они все мглистыми. Казалось, они не отражают свет, а отталкивают его от себя.
Николай нигде не увидел ни одного человека. Но всё же он испытал ощущение, что кто-то приближается к нему – крутя ручку надоедливой старой шарманки, которая издавала скрипучие, немелодичные звуки. И Скрябин развернулся всем корпусом туда, откуда эти звуки исходили: в сторону площади Боровицких Ворот и улицы Фрунзе, прежде – Знаменки. Однако никакого движения он там не узрел. Да и однообразные звуки начали вдруг сами собой затихать. Это напоминало морскую волну, которая накатила на берег, а потом отхлынула обратно.
Следовало бы поискать источник этих звуков, но Николай понятия не имел, сколько времени имеется у него в распоряжении. А главное – рядом был их дом.
– Она могла пойти домой, – пробормотал Скрябин.
Дом 10 по Моховой улице выглядел здесь иначе – более новым и более старым одновременно. А еще – казался каким-то перекрученным. Поминутно возникало впечатление, что его высокие окна искривляются и ложатся на бок, а вытяжные трубы на двухскатной крыше раздваиваются на концах, подражая зубцам кремлевских стен. Да еще и подергиваются при этом – как змеиные языки.
Но Николай всё равно бегом устремился во двор этого перекрученного дома, влетел в свой крайний подъезд и собрался уже взбежать по лестнице. Да так и застыл на месте. Внутри не обнаружилось ни лестницы, ни даже подъезда как такового. Дверь со двора вела в некое подобие высокой, совершенно полой башни. Ржавые вертикальные балки, напоминавшие старые железнодорожные рельсы, поднимались вверх до самой крыши. И такие же в точности железяки пересекались с ними примерно на уровне межэтажных перекрытий. А лестничные ступени будто вмуровали в стены, создав подобие аккордеонной клавиатуры.
Окна в башне, правда, уцелели. Но они едва пропускали внутрь блеклый серый свет. И Скрябин ругнул себя за то, что не захватил из настоящей Москвы карманный фонарик. Он быстро обшарил стену – в нелепой надежде отыскать электрический выключатель в том месте, где он имелся в его Москве. Но только занозил себе мизинец какой-то щепкой – она вонзилась прямо под ноготь. Николай процедил сквозь зубы новое ругательство и стал занозу вытаскивать. Но сумел сделать это лишь с третьей попытки – ухватившись за самый кончик щепки зубами. И образовавшая крохотная ранка тут же наполнилась не кровью, а чем-то зеленоватым и светящимся. «Это эктоплазма, – понял Скрябин и подавил желание высосать из-под ногтя мнимую кровь. – Я здесь – вроде как привидение. Может, я даже не отбрасываю тени…»
Проверить это при столь тусклом свете он, впрочем, не сумел бы. Да и следовало уходить отсюда: не было никаких признаков, что Лара здесь. Но из-за блеклости освещения Николай дал маху: пропустил момент, когда в подъезде-башне объявилось еще одно существо. Непонятно, откуда возникшее, оно напоминало передвигавшегося на четвереньках обнаженного волосатого мужчину. И он – оно – тут же с быстротой пролившейся ртути потекло к Скрябину.
Николай инстинктивно подался к двери у себя за спиной: не было у него сейчас времени с этой тварью разбираться. Он догадался, кого он видит перед собой – помнил рисунки в трактате по демонологии, которые показывала ему Лара. Однако никакой двери позади себя он не обнаружил. Увидел только серую стену – без малейших зазоров.
 
А тем временем к ногам Скрябина подкатился и замер на четвереньках один из тех демонов, что охраняют подземные богатства и насылают ночные кошмары. И вблизи он смахивал уже не на человека, пусть и голого, а на обезьяну. Причем обезьяна эта обладала огромной косматой головой и желтыми собачьими зубами. Обезьяноподобноесущество о оскалило их на Николая, запрокинув башку со слипшимися космами, в которых копошились какие-то верткие личинки. И существом этим был не Анаразель – гибрид демонической сущности с женским призраком.
Скрябин даже не удивился, когда следом за обезьяной от сумрачных стен подъезда отделилась еще одна фигура. Её обладатель стоял на двух ногах, со скрещенными на груди руками – и напоминал видом своим малорослого заводского рабочего в мешковатом сером комбинезоне.
– Понимаю! – проговорил Николай громко и поглядел на зубастое существо возле своих ног. – Ты – один из подручных Анаразеля, именем Газиэль. А ты, – он вскинул взгляд на мужчину со скрещенными руками, – Фесор – тоже один из его помощников. Вы оба переносите подземные клады с места на место, чтобы не позволить людям их найти.
При этих его словах существо, отделившееся от стены, перестало наводить морок – показало свое истинное обличье. И никакой на нем оказался не комбинезон, а темно-серая шкура, как бы наброшенная на плечи. Да что там – шкура! У мнимого рабочего мгновенно удлинились и обросли шерстью уши, так что их обладатель стал поразительно похож на громадного серого кролика, стоящего на задних лапах. При иных обстоятельствах Николай расхохотался бы при виде такого преображения. Однако сейчас ему было совсем не до смеха. В (руке) лапе демонического кролика Фесора блеснуло что-то длинное, стальное, напоминавшее финский нож. А второй демон – Газиэль, мнимый самец обезьяны – распрямил спину и встал в полный рост, оказавшийся весьма внушительным.
И в тот же момент Фесор сделал два быстрых шага к Николаю. Шаги эти очень сильно напоминали кроличьи прыжки. А то, что Николай принял за финский нож, на деле оказалось когтем – длинным и почти прямым, как на всамделишной кроличьей лапе. Но пальцы кролика Фесора гнулись, как на человеческих руках. И он направил свой коготь на Николая как подобие короткой пики. Скрябин никогда в жизни не видел ничего подобного. И дальше действовал без всяких мыслей – почти рефлекторно.
Он подался вперед и чуть вбок, одной рукой поймал лапу мнимого кролика, выкрутил её и направил его собственные когти ему же в горло. Тот обиженно взвизгнул, обдав Скрябина мелкими каплями вонючей, как нашатырь, слюны. Но Николай проигнорировал это: свободной рукой ухватил демона за длинные уши и крепко треснул его башкой об один из ржавых рельсов, что поддерживали стены подъезда-башни.
На лбу кроликоподобного существа мгновенно образовалась глубокая продолговатая вмятина. И от неё к голове демона потянулись какие-то тонкие полупрозрачные нити – как если бы Фесор угодил в смолу. Железо явно вызывало сильнейшую идиосинкразию у демонических существ во всех версиях времени и пространства.
Однако смоляные нитки на мгновение отвлекли Николая. И этого вполне хватило косматой обезьяне – Газиэлю. Сокровища-то он со своим напарником перепрятывал под землей. Так что отлично умел создавать в ней дополнительные полости. А сотрудник проекта «Ярополк» только тогда осознал, что проваливается куда-то, когда уши демона-кролика начали выскальзывать у него из руки. Железный рельс продолжал эти уши притягивать, тогда как сам Скрябин резко ухнул вниз.
Однако ушей своего оппонента он все же не выпустил. Напротив, стиснул их так, что они смялись в его кулаке наподобие тонких замшевых перчаток, отчего Фесор завизжал громче прежнего. А в последний миг Николай еще и потянул на себя взглядом тот рельс, к которому приклеилась голова Фесора – хоть и не знал, сработает ли тут его дар. От души потянул, что было сил.