Пусть этот дождь идёт вечно (СИ)

― А в тебя уже стреляли?
― Угу.
Спрашивать, как всё прошло, Хань не стал. В конце концов, Кай сейчас торчал рядом с ним ― живой и здоровый. И хорошо, что соображал быстро и эффективно, а не дрожал вместе с Ханем.
В прошлый раз всё было совсем по-другому ― в прошлый, когда на Ханя охотился фанатик. Никакой стрельбы, никаких бомб и мин, ничего такого. Только угрозы, попытки отравить, обещания прирезать. Но тогда фанатик так и не смог подобраться близко, потому Хань и не прочувствовал на собственной шкуре всю серьёзность ситуации.
Сейчас же… довольно вспомнить уплотнившийся над головой воздух, который будто проткнули раскалённым штырём, мелкую стеклянную крошку, что до сих пор оставалась в его волосах…
Хань не хотел умирать. Не так и не сейчас. Но мог.
― Ты, правда, не… не дашь им убить меня? ― почти шёпотом спросил он. Прождал ответа, кажется, целую вечность, потом вскинул голову и посмотрел на Кая. Прочесть в тёмных глазах не смог ничего.
― Не знаю, ― наконец ответил Кай.
Честно, но бесперспективно. Всё-таки он действительно ни хрена не умел утешать.
Хань обречённо поник.
― Я сделаю всё, что сделать смогу. Меня хорошо учили. Я не хвастаюсь, это правда. Но… иногда этого бывает мало. Можно уметь хорошо защищать. И можно уметь хорошо убивать. Пока что защищать у меня выходит лучше, чем у них ― убивать. Только в искусстве убивать всё зависит от убийцы, а в искусстве защищать главных ролей две, а не одна.
До Ханя дошло, даже полегчало немного, и он слабо улыбнулся.
― Мы друг другу не верим, да?
― Типа того.
― И ты не верил мне даже тогда, когда я раздвинул ноги?
Водитель резко ударил по тормозам, хотя дорога была совершенно свободна. Хорошо, что не обернулся и не уставился на Ханя.
― Ни на грош, ― хмыкнул Кай, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза.
― А если я скажу, что верю тебе?
― Сомневаюсь.
― А если ещё и ноги раздвину?
Водитель зашёлся в кашле и принялся лихорадочно искать кнопку, чтобы поднять пластину, отделявшую его от пассажирской части салона. Нашёл с грехом пополам и решительно нажал.
Хань с академическим интересом наблюдал, как панель медленно едет вверх, чтобы соприкоснуться с крышей салона, и ждал реакции Кая.
― Тебе не нужно идти на подобную жертву. Мне достаточно тех денег, которые ты мне платишь. Я взялся за работу, значит, выполню её.
― Но ты сказал, что я тебе понравился, ― напомнил Хань существенную деталь.
― Понравился. Но это не значит, что тебе достаточно раздвинуть ноги, чтобы я тут же накинулся на тебя. Ты можешь продолжать считать меня человеком второго сорта, если тебе так хочется, но говорить мне об этом постоянно не нужно ― я с одного раза запомнил.
― С чего ты взял, что я считаю тебя человеком второго сорта? ― сердито прорычал Хань. Запустив пальцы в светлые волосы, яростно взъерошил их, чтобы вытряхнуть стеклянные осколки.
― Твоё поведение, манеры, фразы… Не волнуйся, иного я всё равно не ждал. От тебя я вообще ничего не ждал.
― Какие ещё манеры и фразы? Да что я успел сделать-то? И вообще, как ты можешь так уверенно говорить о том, чего не знаешь? Если у тебя сейчас период спада, это не значит, что так будет всегда. На пике ты можешь быть совсем другим. И не говори мне, что во время пика ты не смотришь в сторону омег.
― Не скажу. Смотрю ― и ещё как. Но я всегда выбираю. Хотя иногда могу и не выбирать. Просто чем дольше терпишь, тем больше накапливается напряжения.
― Не понял, ― поразмыслив, признался Хань. ― Что значит “терпишь”?
― Пик бывает разным. Иногда можно почти не обращать внимания, а иногда это очень трудно, хоть и возможно. Доктор Чжан говорил, что долгое воздержание ― это тоже плохо, как и постоянное потакание своим желаниям. Но это не имело значения, когда я работал в Театре.
― Так, погоди. То есть, если тебе сейчас подсунуть источающего феромоны омегу, ты ещё и нос воротить будешь?
― Буду, если он мне не понравится и будет неинтересен, ― пожал плечами Кай.
― И что, так всегда? ― Хань вцепился в сиденье руками в ожидании ответа. Когда он занимался проектом Альфа, разумеется, проводил опросы. Обычно альфы долго не могли подобрать слова, но всегда подтверждали, что, скорее всего, отреагируют на омегу ― особенно на омегу в периоде активного поиска и особенно будучи на пике. Но то, что говорил Кай, отличалось. Хань подобного ещё не слышал.
 
Он лихорадочно вспоминал общие положения по физиологии альф и сравнивал.
Альфы всегда чувствуют, когда перед ними омега. Не помогает никакая маскировка. На расстоянии ещё можно спрятаться, на расстоянии альфа вообще не отличит бету от омеги и даже другого альфу, как и омега не отличит бету от альфы и другого омегу. Только беты умеют отличать альф и омег на любом расстоянии, при любой маскировке и при любых обстоятельствах. Альфы и омеги друг друга чувствуют только на близком расстоянии, когда можно уловить запах, те самые клятые феромоны.
Так вот, когда альфа чует омегу, он должен терять голову. Если омега ещё и в периоде активного поиска, то альфа должен конкретно терять голову без возможности контроля. Ну а если ещё и альфа на пике, то вообще туши свет.
Однако в случае Кая что-то тут не сходилось.
― Всегда. ― Кай устало вздохнул. ― Ты монографию пишешь, что ли?
― Вроде того. Давай ещё раз, я всё равно не понимаю. Смотри, вот сейчас у тебя период спада, если верить доктору Чжану, так? И если мы подсунем тебе омегу в активном поиске…
― Я пошлю омегу куда подальше. И?
― Почему?
― Потому что я, скорее всего, его не услышу.
― Прости? ― Хань часто заморгал, подумав, что ослышался. Или у Кая крыша поехала?
― Я не чувствую тех омег, которых не слышу. Здесь. ― Кай прикоснулся пальцем к своему виску. ― Они не вызывают у меня интереса. Как правило, они меня не привлекают вообще ничем. Не те лица, не те голоса, не те жесты, не те люди. Обычные. Непримечательные для меня. В них нет ничего, что заставило бы меня остановиться и посмотреть на них внимательнее. Я могу общаться с ними, даже дружить, но не больше.
― Стоп! ― Хань замахал руками. ― А беты?
― Глухо. ― Кай слегка поморщился. Эта беседа его явно утомила, и интересной он её не находил, зато Хань считал иначе и останавливаться на достигнутом не собирался.
― Глухо в том смысле, что беты тебя не привлекают вовсе? А как же доктор Чжан?
― Какого чёрта? ― вспылил Кай. ― Что так всем дался доктор Чжан? Почему надо обязательно думать, что я с ним сплю или мог бы спать? Неужели нельзя хоть на миг представить, что он просто очень хороший и замечательный человек? Или ты тоже думаешь, что он решил помочь мне и не светить в документах “касабланку” только для того, чтобы я сделал ему хорошо в постели? Я не единственный парень в Театре, который оказывался в больнице с таким диагнозом. Доктор Чжан просто хорошо знает, что любой работник Театра получит себе в организм “касабланку”, если того захочет клиент. Или ты думаешь, что можно просто отказаться? Ну, откажешься, а тебе подмешают это в воду, например, или сбрызнут лампы в комнате. Всего немного надо выпить или сделать пару вдохов, чтобы перестать соображать, и тогда тебе добавят столько “касабланки”, сколько захотят, а ты уже ничего не сможешь изменить, даже не сможешь сказать “нет”. Конечно, можно двинуть в полицию, накатать заявление, но толку не будет ― проверено. “Касабланку” никто не найдёт, а вот обратившегося с жалобой точно посадят, и всем будет наплевать, что вины на нём нет. Поэтому хватит уже, оставь доктора Чжана в покое. И да, беты меня не привлекают, потому что они фонят.
Хань сидел с раскрытым ртом и переваривал всё услышанное. В общем-то, Кай был к нему не совсем справедлив, ведь Хань понятия не имел о составе “касабланки” и полном спектре её воздействия на альф, бет и омег. Трудно представить то, чего не знаешь. Однако…
― Фонят? Это как?
― Я военный, а не учёный. ― От недавней горячности не осталось и следа, Кай вновь демонстрировал холодность и спокойствие. ― Не знаю, как можно объяснить это лучше. Просто фонят.