Необузданные Желания (ЛП)

— Черт возьми, — хрипло шепчет он. — Моя милая девочка. Ты великолепна.
Я принимаю всю длину, а Деклан снова издает стон.
Установив медленный, устойчивый темп, я беру его в рот и вынимаю, посасывая, облизывая головку и поглаживая твердый ствол, скользя языком по пульсирующей вене, которая проходит под ним по всей длине. Я сосу, кружу языком и поглаживаю. Голова покачивается, а соски саднят, я так возбуждена, что, думаю, смогла бы кончить только от трения трусиков о клитор.
Деклан хрипит:
— Перестань тереться бедрами друг о друга. Ты кончишь, когда я тебе позволю.
Я хнычу, изнывая от потребности. От этого звука Деклан лишь крепче перехватывает мою голову руками.
Деклан трахает рот до тех пор, пока не начинает задыхаться. Низкие, беспомощные стоны вырываются из глубины его груди. Он обхватывает дрожащей рукой мое горло.
— Ах, черт. Я близко, детка. Ты готова?
Когда издаю тихий звук согласия, Деклан начинает толкаться сильнее и быстрее, пока не начинает громко стонать, запрокинув голову и закрыв глаза. Он кончает с криком, изливаясь на мой язык короткими толчками, каждый из которых проглатываю, глядя на него снизу вверх в тумане вожделения.
Знаю, что это я стою на коленях, но, черт возьми, прямо сейчас чувствую себя могущественной. Он так в этом нуждался, что даже не потрудился снять пиджак или расстегнуть ремень.
Деклан замирает на несколько мгновений, тяжело дыша, пока не открывает глаза и не смотрит на меня сверху вниз, вылизывающую его дочиста.
— Я была хороша... сэр?
Деклан лишь улыбается. Затем поднимает меня за подмышки, разворачивает к большому мраморному островку, наклоняет меня над ним и стягивает штаны для йоги и трусики до середины бедер.
Стоя сбоку от меня, Деклан просовывает левую руку мне под бедра, оказываясь между ног. Он поглаживает пульсирующий клитор большим и указательным пальцами. Я задыхаюсь от удовольствия.
Держа левую руку у меня между ног, Деклан проводит правой рукой по обнаженной попке. Он смотрит на нее с плотно сжатой челюстью.
Шлепок по заднице оказался жестким и неожиданным. Чувствуя, как подрагивает плоть, я делаю глубокий вдох. Жар разливается по обнаженной коже. Деклан продолжает лениво поглаживать клитор, глядя на меня сверху вниз полуприкрытыми глазами, мускул на его челюсти напрягается.
Я говорю, затаив дыхание:
— Ты злишься на меня?
— Нет.
Деклан шлепает меня снова, сильнее. Я дергаюсь и стону. Он теребит клитор, и ноги начинают дрожать.
— Меня наказывают?
— Нет.
Он снова шлепает меня по голой заднице, один-единственный жгучий удар, от которого вскрикиваю. К этому времени я уже задыхаюсь. И сбита с толку.
— Ты позволишь мне кончить?
— Ага. Как только перестанешь болтать.
Я прикусываю губу и закрываю глаза, прижимаясь щекой к прохладному мрамору. Я схожу с ума от предвкушения, дрожу всем телом. Бедра покачиваются под его пальцами, пока Деклан продолжает ласкать клитор.
— Хорошая девочка, — грубо говорит он, затем отпускает серию быстрых шлепков по нежному заду, обрушивая их на одну половину, затем на другую, в то время как проводит левой рукой у меня между ног.
Очень стараюсь не издавать ни звука, но ничего не могу поделать с тем, что тяжело дышу. Крепко зажмуриваюсь, пока нарастает удовольствие. Жар волнами пробегает по нижней части тела, усиливаясь с каждым обжигающим ударом и поглаживанием его пальцев. Вскоре я прикусываю нижнюю губу, стараясь удержаться от стона.
Когда больше не могу этого выносить и всхлипываю, произнося его имя, Деклан приказывает:
— Разрешаю тебе кончить.
И шлепает меня прямо во время оргазма.
Я дергаюсь и кричу, беспомощно содрогаясь в конвульсиях. Деклан рычит что-то по-гэльски, что звучит непристойно, но я не могу сосредоточиться ни на чем другом, кроме удовольствия, разливающегося по телу. Плотское наслаждение, которым он управляет, используя только свои руки.
Когда наконец прихожу в себя, я ослаблена, меня всю трясет, и я чувствую себя эмоционально опустошенной.
Деклан вынимает из меня пальцы и смачно их облизывает. Он проводит другой рукой по разгоряченной попке, наклоняется и целует меня в щеку, убирая волосы с моего лица, и хрипло спрашивает:
 
— Кому ты принадлежишь?
— Тебе.
— Кто твой хозяин?
— Ты.
Его голос смягчается.
— А кто думает, что ты самый драгоценный ангел в мире?
Я сглатываю, внезапно борясь с подкатывающими слезами. Его голос такой теплый и полный чувств, что ошеломляет меня. С запинкой в голосе я шепчу:
— Т-ты.
Его губы касаются уха.
— Да, детка. И все, что есть во мне, теперь принадлежит тебе, так что позаботься об этом монстре, которого ты поработила.
Деклан поднимает меня на руки, закидывает мои связанные запястья себе за голову и прижимает к своему телу.
Мы молча прижимаемся друг к другу, оба тяжело дышим. Не знаю, почему я чувствую такую боль в груди, но мне становится немного легче, потому что знаю, что он тоже это чувствует.
Деклан целует меня глубоко и тягуче, горячо и медленно. Я прижимаюсь к нему, обезумев от пережитого и эмоций, и позволяю снять с моих губ все, в чем он так отчаянно нуждается.
На каком-то полусознательном уровне осознаю, что мы оба знаем, несмотря на то, что я называю его хозяином, он здесь не главный и никогда им не был. Вместо ощущения самодовольства, как это было бы с любым другим мужчиной, это понимание вызывает у меня глубокое чувство смирения и благодарности.
Я даю молчаливую клятву, что никогда не причиню ему вреда, даже если придется выбирать между этим и причинением боли себе.
Когда Деклан прерывает поцелуй, говорю:
— Я беспокоюсь о тебе.
— Не стоит.
— Ты выглядишь расстроенным.
— Тяжелый день.
В его голосе слышится нотка сарказма. Инстинктивно понимаю, что он говорит о крови на воротничке и о том, что случилось, из-за чего она там оказалась.
— Ты не хочешь рассказать мне об этом?
Деклан смотрит на меня сверху вниз, проводя рукой по моим волосам. Выражение его лица слегка удивленное.
— Ты действительно хочешь знать?
— Если тебе от этого станет легче, то да.
Деклан медленно качает головой, затем нежно целует меня.
— Просто услышав, как ты это говоришь, я чувствую себя намного лучше. А теперь давай-ка оденем тебя. Мы уезжаем отсюда через тридцать минут. — Деклан наклоняется, чтобы натянуть мои трусики и штаны для йоги обратно. Я позволяю это сделать, кладя руки ему на плечи. Когда все возвращается на свои места, он нежно целует каждую мою грудь, затем берет мое лицо в ладони и целует в губы.
Пристально глядя мне в глаза, Деклан говорит:
— Если ты снова откроешь дверь в полуголом виде, то познаешь силу моего недовольства.
— О. Ты разговаривал с Кираном?
— Ага. И слышал, как у него встает по телефону. Ты - не ребенок, поэтому я никогда не буду указывать тебе, как одеваться, но я - ревнивый человек. Я не делюсь. И я - не Ставрос. Если бы рядом с тобой тем вечером в «Ла Кантина» был я, и другой мужчина шлепнул тебя по заднице, когда мы проходили мимо, он был бы мертв прежде, чем смог бы сделать привычный вдох. Не из-за моего эго, а потому, что любой, кто проявит к тебе неуважение, заплатит цену. И если они проявят неуважение к тебе в моем присутствии, цена будет крайне высокой.
Деклан напряжен и убийственно серьезен. Думаю, что его слова звучат очень романтично, и это свидетельствует о том, насколько хреновой является наша ситуация.
— Услышала тебя, — мягко говорю я, улыбаясь. — И обещаю надеть халат, прежде чем снова открою дверь, если буду в спортивной одежде. Но тебе также следует принять во внимание, что я склонна доставлять неприятности, куда бы ни пошла, и, возможно, способна вернуть склонность любого пещерного человека к гиперопеке. Это способствует нормализации твоего кровяного давления.
Деклан кривится.
— Да, ты - чертова нарушительница спокойствия, это верно.