Необузданные Желания (ЛП)

— Мне не нравятся твои родители.
Я говорю это слишком настойчиво. Слоан смеется.
— Самое странное знаешь в чем? Я знаю, что у них были благие намерения. Они не хотели, чтобы моя жизнь была тяжелой, и думали, что было бы действительно тяжело, если бы я оставалась толстой. Но они никогда не давали мне выбора по этому поводу. Итак, я отправилась в лагерь толстяков, чтобы ежедневно подвергаться унижениям и деморализации. Я думаю, они наняли консультантов из-за отсутствия души. Дама, которой меня сдали на попечение, превратила Кэти Бейтс в «Мизери» в фифу а-ля Мэри Поппинс.
Она останавливается, вздыхая.
— Как называется тот лагерь для толстяков?
— Ты же не собираешься сжечь его дотла.
— Это ты так думаешь.
— Это мило. Но сейчас он все равно закрыт. Власти штата наконец вмешались, когда у них появилось слишком много сообщений об избиениях.
— Избиения? — повторяю я громко.
— О, только не меня. Я действительно хорошо научился прятаться.
Мне больно это слышать, но как под гипнозом, я спрашиваю:
— Где ты пряталась?
— Прямо в открытую. У меня так хорошо получалось быть тем, кем они хотели, что их глаза скользили прямо по мне, как будто меня там не было. За эти шесть недель я сбросила более тридцати фунтов вместе со всем своим детством. — Ее голос становится тверже. — И никто больше никогда не видел меня настоящую.
Я чувствую почти непреодолимую потребность что-нибудь сломать. Нос этого консультанта.
— Когда я вернулась домой, мои родители были в восторге. Они не заметили моего нового молчания. Они не замечали, что я всегда смотрю в пол. Все, что они видели, - это мое новое худое тело. Успех. Я действительно чертовски ненавидела их за это. Итак, чтобы отомстить им, я набрала весь вес, который потеряла, плюс еще немного. Потом моя мать заболела раком и умерла. Мой отец снова женился на даме, которой претил мой внешний вид. Все было настолько дерьмово, насколько это вообще могло быть, пока лучший друг моего отца из военно-морского флота не приехал навестить меня, когда мне было четырнадцать, и я не узнала, что на самом деле означает слово «жертва».
Я понимаю, что слишком сильно сжимаю ее руку. Я расслабляю руку и целую ее в плечо, наполовину ожидая, что Слоан продолжит, наполовину желая, чтобы она остановилась.
Я уже знаю, к чему это приведет.
— Его звали Лэнс. По сей день, если я слышу это имя, меня тошнит. Лэнс с короткой стрижкой и слишком большим количеством одеколона. Лэнс с улыбкой, как у акулы. Мой отец боготворил его, моя мачеха флиртовала с ним, а я держалась от него как можно дальше из-за того, что он неотрывно следил за мной повсюду, как на одной из тех картин о доме с привидениями в Диснейленде.
Она резко останавливается.
Понизив голос, я спрашиваю:
— Что он с тобой сделал?
— Все, — говорит Слоан без эмоций, как будто это случилось с кем-то другим. — Все, что взрослый мужчина мог бы сделать с беспомощной молодой девушкой.
Мне приходится закрыть глаза и дышать медленно и размеренно, чтобы не закричать вслух.
— Ты рассказала своему отцу?
— Да.
— Что он сделал? — спросил я.
— Сделал? — смеется Слоан.
— Ничего. Он мне не поверил. Он думал, что я все это выдумываю. Ищу внимания. Как поступила бы жалкая толстая девчонка.
У меня перехватывает дыхание от ярости. Буквально раскален добела. Мне нужно обхватить руками горло ее отца и сжимать до тех пор, пока я не увижу, как жизнь исчезает из его глаз.
— Лэнс уехал через неделю. Пять недель спустя я узнала, что беременна.
Я яростно ругаюсь по-гэльски. Слоан вздыхает.
— Если это уже тебя злит, возможно, ты не захочешь слушать остальное.
Сквозь стиснутые зубы я говорю:
— Расскажи мне.
— Я решила, что хочу оставить ребенка. Я держала беременность в секрете от своего отца, но я не знала, как мне быть матерью-подростком без денег. Но, в конечном счете, мне и не нужно было этого знать. Этот парень в школе, который всегда изводил меня за то, что я «жирная корова», столкнул меня с лестницы во дворе. У меня случился выкидыш на тринадцатой неделе.
 
Я не могу говорить. На долгое, застывшее мгновение я остолбенел, неспособный осмыслить то, что она мне говорит.
Ее голос мягок, она говорит:
— Вот как я узнала, что не беременна, в больнице. Когда внутри тебя растет ребенок, все меняется.
— Слоан. Господи иисусе. Блядь.
— Знаю. Это некрасиво. После этого в течение нескольких лет мне было не очень хорошо. Я была подавлена. Я испытывала ужасное беспокойство. Мне казалось, что я схожу с ума. Я начала резать себя, одеваться во все черное. Я сбрила волосы до ирокеза. Проколола себе нос и еще кое-что. Я отключилась. Но в глубине души я была такой. Твою же мать. Сердитой. Я была так зла, что хотела умереть.
Слоан переворачивается и смотрит на меня ясными глазами. Ее голос спокоен.
— Хочешь знать, что спасло меня?
— Что?
— Натали. Моя лучшая подруга. Моя единственная подруга. За эти годы я столько раз хотела покончить с собой. Единственная причина, по которой я этого не сделала, - это из-за нее. Снова и снова она спасала мне жизнь. Знаешь, что еще?
— Я не знаю, смогу ли я это вынести.
— Я никогда не говорила ей о своей беременности. Кроме медсестры, которая проводила мне тест в Центре планирования семьи, никто не знал. Мне было слишком стыдно. Ты единственная живая душа, которой я когда-либо рассказывала. Я хочу, чтобы ты понял, что это значит.
Мой пульс учащается, а голос хриплый, я говорю:
— Это значит, что я могу доверять тебе.
— Нет, — тихо говорит она, и глаза ее сияют. — Это значит, что ты не можешь. Если дело дойдет до выбора между вами двумя, я не могу честно сказать, как я поступлю.
Я закрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха.
— Я сказал, что не буду заставлять тебя выбирать.
— Ты это сделал. И я верю тебе. Но теперь ты повысил ставку. Теперь вы с Кейджем - последние оставшиеся в живых люди.
— Я хотел положить конец войне.
— И ты, возможно, так и сделал. Но ты также загнал его в угол. Какой у него есть выбор, кроме как отомстить?
— Сдаться.
Она сухо говорит:
— Я так понимаю, ты никогда не встречался с этим человеком.
— Я встречался с ним. Но не был впечатлен им.
— Это может тебя обидеть, но я думаю, что вы двое очень похожи.
— Ты права. Я оскорблен.
Она кладет голову мне на грудь и вздыхает.
— Хорошо.
Я нервничаю, когда она больше ничего не говорит. Я хочу, чтобы она снова заговорила.
— Как ты прошла путь от девушки, которую столкнули с лестницы, до той, кто ты сейчас?
— В конце концов я поняла, что дело не в том, что я хотела умереть. Дело в том, что я хотела убежать от своих чувств. Я хотела уйти. Жизнь была слишком болезненной, чтобы жить так, как я жила. Поэтому я решила, что мне нужно это изменить. Я имею в виду, мою жизнь. Мне нужно было сделать так, чтобы со мной больше никогда не случилось ничего плохого. Что, конечно, является магическим мышлением. Мы не можем контролировать, когда происходят плохие вещи. Но мы можем контролировать свою реакцию на происходящее. Я поклялась, что никогда больше не буду жертвой. Я начала заботиться о себе сама. Я занялась йогой, скорректировала свою диету, прочитала все, что смогла достать об уходе за собой. Я наращивала свою самооценку, как будто это был дом, кирпичик за кирпичиком. Прежде чем в восемнадцать лет поступить в колледж, я делала все, что могла, чтобы стать умственно и физически крепкой. Оставалось либо это, либо покончить с собой, так что я решила, что стоит попробовать. Через некоторое время это сработало. Я сбросила кучу килограммов, стала сильной, научилась не обращать внимания на то, что думают другие. Я научилась прислушиваться к себе. Как защитить себя, потому что никто другой этого не сделал бы.
Когда я представил ее подростком, девушкой, испытывающей боль и решившей спасти себя, мое восхищение ею только углубилось.