Ровно год

Лео прочитала и стерла письмо. Услышала, как через гаражную дверь в дом вошла мама. Прислушалась в ожидании знакомого ритма шагов, но теперь мамина походка изменилась, сделалась сбивчивой и неровной.
Когда Лео спустилась, мама разгружала сумку с продуктами. (Позже Лео на всякий случай проверяла, все ли куплено, и, если чего-то не хватало, сама плелась в магазин по пути из школы.)
— Привет, — негромко проговорила Лео. Подумала, упоминать ли о том, что было днем, и решила, что не стоит.
— Привет, — сказала мама. — Виделась с Истом? — она указала на блокнот, куда Лео записала свои торопливые наброски.
— А, да, по школьным делам. — Лео обтерла внезапно вспотевшие ладони о задние карманы джинсов. — Кстати, о школе. Помнишь, я говорила тебе о собрании? Оно будет завтра.
Мама застыла, так и держа в руке блок из шести бутылок минералки. В доме еще с похорон этой минералки оставалась чуть ли не тонна.
— Завтра?
— Тебе удобно? — Изменить дату Лео, конечно, не могла, но все равно почему-то спросила.
Мама кивнула, взгляд ее был пустым.
— Пойдет.
— Точно?
— Разумеется, солнышко. — Мама улыбнулась.
Лео не поняла, чему тут можно было улыбаться, и все-таки улыбнулась в ответ.
★
За кулисами (или, в понимании Лео, просто «за кулисой», поскольку от зала, который уже начали заполнять ученики, ее отделяет всего-навсего тяжелый пыльный занавес) она смутно жалеет, что сообщила родителям о сегодняшнем событии. С другой стороны, если бы они случайно встретили других родителей и те упомянули бы речь Лео, мама с отцом решили бы, что у Лео от них секреты, и непременно расстроились бы, особенно после Нининой…
Не входи в штопор, шепчет ей Нина, и Лео пытается сохранить это воспоминание прежде, чем оно рассеется.
Коленки предательски дрожат; директриса, миз Хенкс, выходит вперед, просит всех утихнуть, напоминает о сознательности и умении слушать и тут же заново будоражит собравшихся, рявкнув в микрофон: «Все готовы к отличному учебному году?»
Лео провела в старшей школе всего год, но достаточно побывала на таких вот собраниях и прекрасно знает, что как минимум половина восторженных голосов — это сарказм. Никто не радуется возвращению в школу. Никто и никогда.
Хорошая новость в том, что коленки у Лео больше не трясутся. Теперь дрожат руки. Она не хочет выступать.
— Лео! — раздается сзади шепот. Обернувшись, Лео видит миссис Поллок, учительницу, которая вела у нее английский в девятом классе. На шее миссис Поллок, по обыкновению, висит ее фирменное украшение — миниатюрный серебряный свисток. У нее суровая, неунывающая натура человека, который знает, что в итоге неизменно будет разочарован, но тем не менее выкладывается по полной. — Лео, я читала твое эссе. Миз Хенкс мне его переслала. Надеюсь, ты не против.
Лео против, еще как против, но вслух она этого не говорит, а лишь кивает:
— Нет, что вы.
— Очень красивая работа. — Миссис Поллок коротко и резко похлопывает Лео по плечу. — Почему же ты не писала так в моем классе? — Подмигнув Лео, она удаляется в зал, где двое ее учеников прямо на стульях безуспешно пытаются устроить состязание по армрестлингу.
Лео холодеет.
Миз Хенкс зачитывает объявления: отбор в команду по водному поло; мойка автомобилей для сбора средств в пользу запасного состава школьной группы поддержки (Лео слышит тщательно отрепетированные крики одобрения); встреча со школьным консультантом по вопросам заявок на университетскую стипендию… Затем тон директрисы мрачнеет:
— Как вам известно, несколько недель назад в наших рядах случилась потеря. — В наших рядах. Лео вся ощетинивается, волоски на затылке встают дыбом. — Сегодня Нина Стотт была бы ученицей выпускного класса…
Где Ист? Лео стоит, сжимая в руках распечатку речи, и ждет знака, чтобы выйти из-за занавеса на импровизированную сцену, а на деле — просто невысокую платформу. Наверное, Ист где-то с технарями, готовится запустить видео и проверяет настройки оборудования.
Не входи в штопор.
 
— …ее младшая сестра Лео, ученица десятого класса, произнесет небольшую речь, которую подготовила в память о сестре. Прошу всех присоединиться ко мне и оказать Лео самый теплый прием и товарищескую поддержку.
Лео выходит на сцену под вежливые (в лучшем случае) аплодисменты. Миз Хенкс крепко ее обнимает, Лео в ответ обнимает ее свободной рукой, затем подходит к микрофону и обводит взглядом публику.
Отец и Стефани сидят в первом ряду. Отец убит горем, но заставляет себя выставить вверх большие пальцы, Стефани промокает глаза платочком. Мама и Келли — в противоположном конце ряда, тетя Келли придерживает маму за плечи, словно тряпичную куклу. Все остальные…
Двое мальчишек пускают «сморк-ракеты» в волосы третьего, хихикают и невинно хлопают глазами всякий раз, как он сердито оборачивается. Девочка лет одиннадцати-двенадцати заплетает подружке косичку и со скучающим видом жует запрещенную жвачку. Другой мальчик читает книжку, а сидящая перед ним девочка, подперев подбородок ладонью, смотрит в телефон.
Лео осознает, что совершила чудовищную ошибку. Никому из этих людей нет дела до Нины, никто не тоскует по ней так, как она. С какой искренностью она писала эту речь, сколько эмоций пережила, пока ее готовила! При мысли об этом щеки Лео начинают гореть. Какая же она идиотка.
— Нина была моей сестрой, — произносит она в микрофон. Ох, как громко звучит ее голос. — Я очень ее любила. Вся семья ее просто обожала. Она погибла в ужасной автокатастрофе, и для нас уже ничего не будет как раньше. — Миз Хенкс в первом ряду озабоченно хмурится, сверяясь со своей копией речи. В сторону миссис Поллок с ее дурацким свистком Лео даже не смотрит. — Пожалуйста, не употребляйте алкоголь, если садитесь за руль. Довезите ваших друзей до дома в целости и сохранности. Всем спасибо.
Ей снова аплодируют, еще прохладнее, чем в прошлый раз. Лео торопливо скрывается за кулисами, прижимает ледяные ладони к пылающему лицу.
— Большое спасибо, Лео, — благодарит миз Хенкс. Она явно не планировала возвращаться на сцену так быстро и сейчас суетливо перебирает бумаги. — А теперь посмотрим видеопрезентацию, которую специально подготовил Истон…
Вон он. Скрестив руки, стоит на другом краю сцены и смотрит в зал. На нем темно-синее худи, которое в приглушенном освещении кажется черным, туго затянутые завязки капюшона свисают на грудь. Лео торопливо проходит за занавесом через сцену и встает рядом с Истом.
Он смотрит ей в глаза. Разумеется, он слышал каждое сказанное ею слово.
— Они ее недостойны, — шепчет Лео. — Недостойны даже ее мизинца.
Ист коротко усмехается, затем обвивает рукой ее плечи. Со стороны кажется, что бойфренд старшей сестры просто утешает или подбадривает младшую, но, как только начинается видеопрезентация, Лео понимает: он с ней согласен.
На экране мелькает вереница фотографий Нины, все из прошлых ежегодников: Нина в младшем составе группы поддержки, Нина на конференции «Модель ООН», Нина на пробнике выпускного экзамена, Нина на Дне безумных причесок. Лео смотрит за чередованием неживых, статичных образов под композицию «Марун файв», которая тянется слишком долго. Поппи и еще несколько девочек в зале, обнявшись, плавно раскачиваются в такт музыке.
Когда Лео переводит взгляд на Иста, он лишь пожимает плечами:
— Утром я сказал миз Хенкс, что не успел смонтировать ролик. Скорее всего, это слепили ребята, которые делают ежегодники. — Помолчав, он добавляет: — Ты права. Они ее недостойны.
Лео начинает непроизвольно хихикать. Прикрывает рот ладошкой, чтобы никто не подумал, будто она смеется над фотоколлажем памяти ее сестры.
— Нина бы обплевалась от этого дерьма! — давится смехом Лео.
Ист кивает и тоже едва сдерживает смех. Он крепче сжимает ее плечи, и на одну чудесную секунду Лео ощущает присутствие сестры: Нина стоит рядом с ними, и все ровно так, как должно быть.