Дикие сердца (ЛП)

Затем она поворачивается и уходит, как будто все это совершенно нормально.
Девять часов спустя я расправляюсь с двумя бутылками шампанского, смотрю три фильма с Брюсом Уиллисом и документальный фильм о знаменитых барабанщиках, наслаждаюсь неопределенной продолжительностью сна и разваливаюсь на стуле, пуская слюни на толстовку, когда возвращается Андреа и радостно сообщает, что мы скоро приземлимся.
— Дай угадаю. Ты все еще не знаешь, где мы.
— Даже если бы я знала, мисс Келлер, я не смогла бы вам сказать.
Она говорит это доброжелательно, но выражение ее лица недвусмысленно дает понять, что ее работа окажется под угрозой, если она проболтается.
Или, может быть, что-то более важное, чем ее работа ... например, ее жизнь.
Или, может быть, об этом говорят две бутылки шампанского.
Когда она исчезает в проходе, я поднимаю занавеску и выглядываю наружу. Вверху чистое голубое небо. Внизу зеленые холмы. Вдалеке длинная полоса голубой воды переливается в лучах послеполуденного солнца.
Это океан. Атлантический? Тихий? Может быть, Мексиканский залив?
Самолет начинает снижаться для посадки. Похоже, мы направляемся к острову недалеко от побережья.
Наблюдая, как земля поднимается нам навстречу, у меня возникает мрачное, сильное предчувствие, что, куда бы я ни направлялась, пути назад нет.
Позже я вспомню это чувство и удивлюсь его точности.
2
Кейдж
Мужчина, стоящий напротив моего стола, высокий, неуклюжий и молчаливый.
Одетый во все черное, включая тяжелое шерстяное пальто, расшитое словно бисером от вечернего дождя, он смотрит на меня бесстрастным взглядом, который каким-то образом также передает способность к крайнему насилию.
Или, может быть, я так думаю только из-за его репутации. Мы встретились впервые, но этот человек — легенда в Братве.
Почти такая же легенда, как и я.
Я говорю по-русски: — Присаживайся, Малек. Я указываю на стул рядом с ним.
Он отрицательно качает головой, что меня раздражает.
— Это было не предложение.
Его зеленые глаза вспыхивают. На его челюсти дрогнул мускул. Его большие руки на мгновение сжимаются в кулаки, затем снова разжимаются, как будто ему нужно что-то разбить. Но он быстро сдерживает свой гнев и садится.
Очевидно, ему так же мало нравится, когда ему отдают приказы, как и мне.
Некоторое время мы молча смотрим друг на друга. Часы на стене зловеще тикают, словно отсчитывая время до взрыва.
Он не произносит вежливых приветствий. Нет ни приятной светской беседы, ни попытки познакомиться. Он просто сидит и ждет, терпеливый и безмолвный, как сфинкс.
Я чувствую, что так могло бы продолжаться вечно, поэтому я начинаю. — Мои соболезнования в связи с твоей потерей. Твой брат был хорошим человеком.
Он отвечает по-английски. — Мне не нужно твое сочувствие. Я хочу, чтобы ты сказал мне, где я могу найти человека, который убил Михаила.
Я удивлен, что у него нет ни малейшего акцента. Его голос низкий и ровный, такой же бесстрастный, как и его глаза. Только пульс, бьющийся сбоку на его шее, свидетельствует о человечности.
Я еще больше удивлен, что он осмелился говорить со мной с таким откровенным пренебрежением.
Мало кто настолько глуп.
Моим голосом, таким же холодным, как и мой взгляд, я говорю: — Если ты хочешь разрешения действовать на моей территории, я советую тебе проявить ко мне уважение.
— Мне не нужно твое разрешение. Я не проявляю уважения, если оно не заслужено. И я здесь только потому, что мне сказали, что у тебя есть необходимая мне информация. Если это неверно, перестань тратить мое время так прямо и скажи.
Ощетинившись, я стискиваю зубы и рассматриваю его.
Обычно я бы застрелил человека за такое неуважение. Но у меня и так слишком много врагов. Последнее, что мне нужно, это армия Братвы из Москвы, спускающаяся на Манхэттен с намерением отделить мою голову от тела, потому что я похоронил злобного Палача, который служит их королю.
 
Не то чтобы они могли. Даже этот огромный бородатый мудак, сидящий напротив меня, не сравнится с моими навыками. Если бы я решил убить его, у него не было бы ни единого шанса.
Кроме того, если он уберет Деклана О'Доннелла, главу Ирландской мафии и человека, которого я бы очень хотел видеть мертвым, Малек окажет мне солидную услугу.
Но все же.
Мой дом, мои правила.
И правило номер один — прояви ко мне уважение или истечешь кровью на ковре, ублюдок.
Мой голос убийственно тих, я выдерживаю его взгляд и говорю: — Ирландцы убили моих родителей и обеих моих сестер. Поэтому, когда я говорю, что понимаю, что ты чувствуешь, я говорю от своего имени. Но если ты продолжишь вести себя как невоспитанная сука, я отправлю тебя обратно в Москву порезанным на тысячу кровавых кусочков.
Следует короткое молчание. — Ты знаешь, что произойдет, если ты это сделаешь.
—Да. Спроси меня, сколько раз я это слышал.
Он изучает выражение моего лица. Взвешивает мои слова. В его глазах появляется намек на теплоту, но он умирает быстрой смертью, задушенный тьмой.
Он торжественно кивает. — Приношу свои извинения. Михаил был моим единственным братом. Единственная семья, которая у меня осталась.
Он поворачивает голову, смотрит в окно на дождливую ночь, сглатывает. Когда он снова смотрит на меня, его челюсть стиснута, а взгляд полон убийства. Его голос становится грубым. — Теперь все, что мне осталось, —это месть.
Все предельно ясно: Малек заставит Деклана О'Доннелла пожалеть, что он вообще родился.
Воодушевленная этой мыслью, я улыбаюсь.
—Извинения приняты. Давай выпьем.
Из нижнего ящика своего стола я достаю бутылку водки и два стакана. Наливаю в каждый и предлагаю один Малеку. Он берет его и благодарно кивает.
Я поднимаю свой бокал. — За здоровье.
Он залпом допивает водку. Затем ставит стакан на край моего стола и откидывается на спинку стула, положив татуированные руки на массивные бедра.
—Итак. Этот ирландский ублюдок. Где он?
—Я дам тебе его последний известный адрес, но с тех пор он смылся. На данный момент он призрак.
Я также не рассказываю, что мой контакт в ФБР понятия не имеет, куда делся Деклан. Или что я держу бывшего босса Деклана, Диего, в заложниках на одном из моих складов недалеко от доков.
Нет необходимости раскрывать все карты, которые у меня на руках.
Этот упрямый ублюдок Диего все равно пока отказывается раскрывать какую-либо полезную информацию. Но если кто-то и вытянет ее из него, то это буду я.
Будь я проклят, если отдам своего пленника этому высокомерному приезжему.
Малек говорит: — Не проблема. Просто дай мне все, что у тебя есть. Я найду его.
Я в этом не сомневаюсь. Он выглядит так, будто сжег бы дотла все города на земле, чтобы найти Деклана, если бы пришлось.
Нет ничего более целеустремленного, чем человек, жаждущий крови.
Мы обсудим еще несколько деталей, которые могут оказаться полезными в его поисках, прежде чем я затрону то, что, как я знаю, будет деликатной темой.
—С ним женщина. Ни при каких обстоятельствах нельзя причинять ей вред.
Я внимательно наблюдаю за его реакцией. Он ничего не говорит, но в его молчании я чувствую несогласие.
—Это не подлежит обсуждению. Если она получит хотя бы царапину, ты покойник.
Он хмурит брови. — С каких это пор ужасного Жнеца волнует сопутствующий ущерб?
Я колеблюсь, точно зная, как плохо прозвучит то, что я собираюсь сказать. — Она член семьи.
Он переваривает это в неподвижной тишине примерно тридцать секунд, затем медленно повторяет: — Семьи?
—Это сложно.
—Упроси это для меня.
Я подавляю желание вытащить "Глок" из верхнего ящика стола и проделать большую дыру в его черепе, а вместо этого наливаю нам еще водки.