Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)

— Пойду тоже искупнусь.
Они остались вдвоем. До этого Таня уже не один раз была близка с Максимом, но только сейчас она смогла заставить себя разглядеть его тело. Взгляд скользил по медовой коже, золотившимся волоскам, темнеющим на груди, спускался к плоской долине живота, упирался в аккуратный пупок, и оскальзывался, не решаясь опуститься ниже, возвращаясь к лицу. Если бы он был уродлив, ей было бы легче, по крайней мере, ее страдания были бы доступны пониманию другим, и у нее было бы больше оснований для жалости к себе. Да, она не смогла обнаружить никаких изъянов, кроме тонкого белого шрама на плече и темных волосков на груди. Может быть талия слишком длинная, но от этого его стан казался гибче.
— Ты на меня смотришь так, как будто хочешь съесть, — поймал Максим ее взгляд.
— Да ты не по зубам даже крокодилу, не то, что мне.
— Я рад, что ты это поняла.
Таня медленно сползла вдоль дерева вниз и легла на спину, Максим переложил свою голову ей на живот. Она подложила под голову руку. С неба сквозь листву дерева проливался солнечный сок.
Она проснулась, вся покрытая липкой испариной. Ей снился тягучий расплавленный сон, она не сразу поняла, где находится. Она села, случайно ударив рукой Максима по лицу. Он проснулся, замотал головой, тоже ничего не понимая. Солнце напекло голову, она стала тяжелой. Они пошли в речку купаться, чтобы освежиться.
До отъезда на стоянке было тихо и безмятежно, у магнитофона сели батарейки, выяснять отношения больше никто не собирался.
  
Глава 7
 
На следующий день, в понедельник, она пыталась придумать, что сказать Максиму, когда он появится. Утром появились признаки того, что она не беременна. Это событие произошло точно в срок. Она почувствовала облегчение и почти благодарность Максиму. Это вызвало острый приступ ненависти к себе. Как бы она хотела сама заботиться о своей безопасности, но в аптеках даже «изделие N2» было дефицитом, не говоря уж о противозачаточных таблетках, а спираль нерожавшим женщинам не ставили. Позволяя Максиму заботиться о предохранении, она становилась более зависимой. А она не хотела зависеть от него так, чтобы испытывать потом к нему благодарность. Есть же на свете люди, которые, отбирая чужое, обкрадывая, получают еще в ответ «спасибо»!
Ей еще нужно как-то сказать об этом Максиму. За последнее время с нее как будто слой за слоем сдирали кожу. И чем больше она обнажалась, тем плотнее замыкалась в себе, стараясь сохранить хоть частицу своего «я». Сказать же Максиму о своем состоянии, для нее было все равно, что собственной рукой сбросить последний покров. И ведь намеков он не поймет, изображая недогадливость, заставит вывернуться наизнанку.
Как только она услышала лязг замка, Таня вышла в прихожую, чего раньше не делала. Довольный, что его встретили, Максим крепко поцеловал ее. Как только он отпустил ее губы, она сказала:
— Максим, я должна тебе что-то сказать.
— Я слушаю, — он улыбался.
— Максим, ты должен знать, что у женщин бывают такие периоды…
Он прервал ее:
— Менструация что ли началась?
Она молча кивнула, опустив глаза.
— Так радуйся, что не беременна, — сказал он и, обняв, снова прильнул к ее губам.
Она чуть не задохнулась от отвращения, что и в этом ее состоянии он не откажется от секса. Таня отстранилась от него и сказала:
— Но в такое время, я же не могу с тобой…, - она в смущении замолчала.
Максим прошел в комнату, привычно усевшись на диван. Таня прошла за ним и остановилась посреди комнаты. Он откинулся на спинку дивана и сказал:
— Ладно, я не буду трогать тебя в эти дни. Естественно, если они не будут повторяться каждую неделю.
Он опять вел себя так, что она должна испытывать к нему благодарность.
— И сколько это длится дней? — спросил он равнодушно, взяв со стола «Литературную газету».
— Пять, — выдохнула она, прислонившись к столу.
Максим кивнул, небрежно листая газету. Таня не шелохнулась. Пролистав газету, он отбросил ее на диван и встал.
— Что ж пойду, у меня еще куча дел, — сказал он и пошел в прихожую.
Резко развернувшись, он вернулся назад и подошел к ней ближе.
— Все нормально, старушка, — он легко провел пальцами по волосам.
Когда за ним захлопнулась дверь, Таня, сжав кулаки, бросилась на кровать. Боже, как ей было больно. Она разрыдалась.
В субботу утром к ней зашел Виталий Андреев. Они получили телеграмму из Новокузнецка о смерти отца Люды. Завтра рано они выезжают на похороны, и Виталий просил, чтобы дочка это время пожила у Тани.
— Конечно, конечно, — согласилась Таня.
— Мы приведем ее завтра утром, перед отъездом.
Когда он ушел, Таня опомнилась, что он ничего даже не сказал о садике, а вдруг забыл еще что-нибудь важное о ребенке. Мужчины в этом отношении удивительно бестолковые. И Таня пошла к Андреевым, поговорить более обстоятельно, а может чем и помочь.
Она пробыла у них до самого вечера. Они с Людой собирали вещички на неделю для девочки. Люда объяснила, где находится группа, что туда брать. Она почти все время плакала, потому что не могла поверить, что отец мог умереть. Еще в начале июля, они ездили в отпуск к родителям. Отец ни на что не жаловался, ему оставалось два года до пенсии, и вдруг эта телеграмма.
Анжела весь день гуляла на улице. А когда вечером ей сказали, что мама с папой уедут, она поживет у тети Тани, девочка разрыдалась, сказав, что никуда их не отпустит. Малышка чувствовала, что произошло нечто страшное, и боялась расстаться с родителями. Никакие утешения не помогали.
— Я тогда буду жить здесь одна! — закричала девочка после долгих уговоров.
Тане жаль было ребенка, который боялся потерять родителей и дом, и она сказала:
— Хорошо, оставайся здесь, но и я буду с тобой, ладно?
Андреевы уцепились за это решение.
— Конечно, Танюша, поживи у нас, тебе же удобнее будет, возить ребенка в садик не нужно, он здесь в двух шагах.
Когда девочка успокоилась, Таня ушла домой, пообещав, что придет завтра пораньше. Дома она обнаружила, что приходил Максим. Не дождавшись ее, он съел половину шоколадки, которую сам и принес, и ушел, оставив в блюдце окурки и пепел.
Во вторник в школьный подвал, куда мальчишки-семиклассники переносили пособия из кабинетов, где еще не было ремонта, а Таня следила за порядком, зашла учительница биологии Беленькая.
— Татьяна Викторовна, подойдите к телефону в учительской.
Они вместе поднялись наверх.
— Вам повезло, просто случайно проходила мимо и услышала звонок, — объяснила Беленькая, — там же сейчас никого не бывает.
— А кто звонит? — Таня думала, что она понадобилась завучу или кому-нибудь из учителей.
— Не знаю. Приятный мужской голос, — и Наталья Федоровна свернула в коридор.
— Да, — Таня взяла трубку.
— Привет, беглянка! Где прячемся? — услышала она бодрый голос Максима.
— Я не прячусь. Ты больше не звони сюда, — попросила Таня.
— Хорошо, — согласился Максим, — лучше я приеду в школу, если ты не всплывешь.
— Да я, правда, не прячусь. У моей подруги умер отец, она с мужем уехала на похороны, а дочку оставила со мной. Я пока временно живу у них, отвожу ребенка в садик, кормлю.
— И когда они вернутся?
— В воскресенье.
— И ты это время будешь жить у них?
— Да, до конца недели.
— Ты что, решила из меня святого сделать? — вскричал Максим.
— Почему святого? — не поняла Таня.
— Потому что должен воздерживаться столько времени, — объяснил Максим, а потом буркнул, — в общем, я не собираюсь ждать до конца недели. Ты когда с работы приходишь?
— Около четырех.
— А садик когда закрывается?
— Ее нужно забрать до шести.
— Да у нас уйма времени! Значит, после работы сразу пилишь к себе. Я там буду в четыре.
— Но мне из дома далеко идти до садика, я боюсь опоздать.