Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)
— Танюшка, носки-то стирать надо и ноги иногда мыть, а то смотри, развела в сапогах оранжерею.
— Очень смешно, — строго сказала Таня, но не смогла сдержать улыбку, было приятно, — ее нужно поставить в вазу.
Они вернулись на кухню, устраивать свою розу.
До места добирались на трамвае, вышли на следующей остановке после Дачной, и пошли по лесу в противоположную от реки сторону. Максим шел впереди по узкой тропинке, протоптанной в снегу, за ним проваливающейся походкой, в валенках шла Таня. Двигались минут пятнадцать, погрузившись в приятную задумчивость, вызванную очарованием снежного покрывала, переливавшегося всеми оттенками. В лесу снег оставался чистым и нетронутым. Максим на мгновение замер на развилке и свернул налево. Натоптанная поначалу тропинка стала скудеть и, еще немного пропетляв, растворилась между деревьями. Максим сделал еще два шага по снежной целине и повернулся к Татьяне:
— Так, мы пошли не туда, нужно возвращаться.
— Ах, ты Иван Сусанин, завел в непроходимую чащу, — набросилась на него Таня и толкнула обеими руками в грудь.
Максим отступил назад, но его нога застряла в снегу и он сел в сугроб, не выпуская сумку из рук. Ему пришлось немного побарахтаться, чтобы выбраться из снежного плена. Таня рассмеялась. Максим оставил сумку в снегу, и, поднявшись, пригрозил:
— Ну, теперь держись, Пенелопа, я тебя в сугроб зарою!
Таня была готова к такому повороту событий и предусмотрительно проверив, что сзади ровным слоем лежит снег, сама упала на спину. Максим этого не ожидал. Он подождал, что она будет делать дальше.
— Ну вставай уже.
— Нет уж, — Таня помотала головой, она утопала в снегу.
Какое чудесное ощущение — лежать в мягком снегу и смотреть на небо сквозь ветки берез. В последний раз она так беззаботно валялась еще когда училась в школе. Если лежа на снегу примять снег по всей длине рук, то остается отпечаток гигантской бабочки.
Максим немного помялся и сказал:
— Вставай, я тебя не трону.
— Сейчас, я бабочку сделаю.
Таня немного похлопала снег руками чуть выше и ниже уровня плеч, потом протянула правую руку Максиму:
— Помоги мне, чтобы отпечаток не испортить.
Максим наклонился и, поймав ее руку, рывком поднял ее из снега. Встав на ноги, она развернулась полюбоваться своим произведением.
— Разве это бабочка, это стрекоза какая-то, — усмехнулся Максим, — смотри как надо.
Максим лег напротив Таниной «бабочки» на спину и стал делать широкие взмахи руками по снегу. Помахав так несколько раз он осторожно поднялся, не опираясь руками в снег.
— Вот это я понимаю, — гордо сказал он, придирчиво рассмотрев свою «бабочку».
— Не похоже, — возразила Таня, — ты руки над головой почти соединил, у тебя получился какой-то одуванчик. Смотри как надо.
Таня отошла в сторону, и опустилась в снежную целину. Максим растянулся рядом, они помахали руками.
— Смотри, какое небо красивое, — остановился Максим.
Таня тоже замерла. Небо было разделено пополам: пронзительная синева с одной стороны и застывшая облачная рябь — с другой.
— Эти облака называются слоистыми, да? — спросила Таня.
— Понятия не имею, ты учитель, тебе лучше знать, — он как будто устыдился за проявленную сентиментальность.
Таня не стала обращать внимания на его слова:
— Я как будто лечу, даже вставать не хочется.
— Замерзнешь ведь.
Максим поднялся и подал руку Тане.
— Ну хоть что-то похожее на мотылька, — оценил он Танину работу.
— А тебе не надо было руки соединять с туловищем, неправильно, — Таня присела и стала присыпать отпечаток Максима снегом.
— Не смей трогать моего красавца махаона, — накинулся на нее Максим, он подхватил ее сзади подмышками и поднял ее. Таня стала вырываться, Максим упал в снег на спину, прижимая Таню к себе. Таня ловко освободилась от его объятий и села Максиму на живот, повернувшись к нему лицом. Она стала засыпать Максима снегом, быстро сгребая его с двух сторон.
Но посыпать его снегом долго не пришлось — Максим поймал ее руки, и теперь уже она пыталась вырваться. Выдернуть свои руки из его крепких тисков не удавалось, Максим смеялся: «Ну что ты можешь сделать своими прутиками». Таня затихла. Она взглянула на Максима, его взгляд стал серьезным. «Так все-таки у него голубые глаза?» — задалась она вопросом и наклонилась поближе разглядеть цвет его глаз. Эти обманчивые глаза опять вобрали в себя опрокинувшееся небо, из стальных превратились в голубые. Максим замер, ожидая, что она предпримет, а она, воспользовавшись затишьем, быстро освободила руки и быстро перекатилась в снег. «Ну, все, ты попала!» — вскричал Максим и набросился на нее. Они стали барахтаться в сугробах, шумно пыхтя и смеясь, не давая друг другу подняться на ноги. Вдруг Максим поцеловал ее в губы, просто легко коснулся губами ее губ, но впечатление свежего ветерка на губах было настолько неожиданно, что она отпрянула. Ей сразу расхотелось играть, Максим в ответ на ее реакцию тоже поскучнел и стал искать в сугробе свалившуюся с головы шапку.
Максим нашел шапку позади себя, и, встряхнув ее от снега, хотел надеть на голову, но Таня ему не позволила, встав на колени и сняв варежку, она смела снежинки с его волос и тогда разрешила ему надеть шапку. Они поднялись и стали друг друга отряхивать от снега. Потом Таня прислонилась спиной к березе и подняла одну ногу, а Максим, присев перед ней на корточки, снял один валенок, очистил его от набившегося снега, стряхнул налипшие комочки снега с носка и штанины, надел валенок. Таня поменяла ноги. Максим снял другой валенок, повторил манипуляции. Таня протянула ему ногу, но надевать валенок Максим не спешил. Таня в нетерпении потрясла свободной ногой. В ответ Максим предложил:
— Сначала поцелуй меня.
— Это наглый шантаж! — Таня попыталась схватить валенок.
Максим поднялся во весь рост и спрятал валенок за спину:
— Только в обмен на поцелуй.
Таня потянулась за валенком за его спину, но Максим переложил его в другую руку, а она только потеряла равновесие и чуть не наступила в сугроб необутой ногой, но ее поддержал Максим свободной рукой. Она отпихнула его руку и заявила:
— Лучше я пойду босиком, чем поддамся на твой подлый шантаж.
— Придется тащить тебя на себе. А валенок я закину на сосну.
— Только попробуй! — Таня резко рванулась к его руке с валенком, но он успел переложить его в другую руку и замахнулся им, целясь куда-то за ее спиной.
— Прямо сейчас и попробую. Ты предпочитаешь, чтобы он висел на березе или на сосне?
— Максим, я замерзну, — попробовала она надавить на жалость.
— Всего один поцелуй, — настаивал он.
Таня с минуту молчала. Она стояла, опираясь спиной о дерево, как цапля на одной ноге, а ступню второй ноги прислонив к стволу березы. Сколько она еще так может простоять? Наверное, еще долго, но стоит ли?
— Ну, хорошо, — сдалась она.
Максим уронил валенок у себя за спиной, подхватил ее подмышки и, немного приподняв, поставил во весь рост, необутая нога опиралась на ствол березы. Таня потянулась к нему, положив руки ему на плечи, Максим наклонил голову и закрыл глаза. Таня помедлила и, сцепив руки у него на шее, решительно прижалась губами к его губам. Они были прохладными, но не застывшими, а удивительно мягкими и безвольными — он ждал продолжения. Она осторожно приоткрыла рот, ощутила морозную свежесть его губ. Поцелуй еще длился, когда он открыл глаза. Какое невероятное чувство, видеть так близко синеву этих глаз. Неужели он всегда смотрит на нее, когда целует, пожирая не только ртом, но и глазами? Она опустила руки, положив их ему на грудь. Максим повернулся поднять валенок, присел, надел холодный валенок ей на ногу.
— Холодный, — пожаловалась она.
— Пойдем быстрее, при ходьбе ноги разогреются, — ответил юноша.
Максим взял сумку, и они пошли назад к развилке. Выйдя на основную тропу, увидели приближающихся Аврору и Сашу — они приехали очередным трамваем.