Сочинения в ХД, 1816

И князю оную поднёс.
Тот сотню дал ему червонных,
Дод от сего подъемлет нос
И презирает всех учёных.
Сидит счастливый день и ночь
И от стола не ѝдет прочь,
На них сатиры длинны пишет,
На них ужасной злобой дышит
И лишь возносится собой.
И дав полёт воображенью,
Надряпав рифм великий строй,
Их предаёт уже тисненью.
И весь свой дрязг – на княжий счёт!
Но полно, затворю-ка рот.
Я что-то очень заболтался,
Я только доказать старался
Сколь рифмотворчий счастлив род,
Как спит он сладко и завидно! – 
Мне будет горько и обидно,
Когда кто станет вымышлять
И заключать совсем другое
Да к этому прибавит втрое,
Что будто бы я подсмехать 
Хотел тебя, народ почтенный! 
Я чтил всегда твой дар священный. 
Сказать хотелось только мне, 
Что был я сам в подобном сне. 
Что спал я эту ночь прекрасно, 
И что законом положил 
Писать – пока не станет сил 
И спать не захочу ужасно.
___
Ну что, Утай, обманщик злой,
Ну как ты ныне поживаешь,
Что думаешь и где гуляешь?
Всё-всё, пожалуйста, открой.
Ты причинил печаль мне многу
И не хотел ты, молодец,
Чтоб сказке был моей конец.
Пустился в дальнюю дорогу.
Ах, если б ты да в эту ночь
Хотя б сквозь землю провалился,
Гулять бы не был ты охоч
И в путь в другой раз не пустился.
Не видишь ты, о, богатырь,
Как я, певец твой, днесь страдаю,
Не слышишь ты, как я ругаю
Тебя, себя – и целый мир!
Не мучь же ты меня, довольно!
Ей-ей терпенья больше нет.
Так делать, право, непристойно,
Открой, пожалуйста, свой след.
Открой – иль Савва, твой читатель,
Большой всех сказок почитатель,
Тебе Херсона предпочтёт,
Наморщится и прочь пойдёт.
На нас он критикою грянет
(Большой он в сказках грамотей)
И то наделает он с ней,
Что покупать никто не станет
Прекрасной сказочки моей.
Через сие я стану нищий
И буду жалкий человек.
Ты только быть мне можешь пищей
И усладишь мой горький век.
Сие Утая поразило,
Он о себе дал мигом знать.
(Давно бы так ему сказать,
Так дело бы и в шляпе было).
О! о! да как ушёл далёко,
В дремучий лес вступает он.
Вдали мерцается огонь,
К нему шагает он широко.
Но долго ли Утай мой шел?
И шел ли скоро или тихо?
Сказать сего б я не хотел:
Богатыри все ходят лихо!
И моему кто не велел,
Чтобы придти к огню мгновенно?
Уже давно он у огня,
Имея сердце восхищенно
Стоит в забвении себя.
Но не от щей, что там варя̀тся,
Нет, их не видит вовсе он! 
Мог всякий бы очароваться, 
Когда б такой услышал тон, 
Какой Утай прельщённый слышит. 
Бедняжечка почти не дышит, 
Слеза с его катѝтся глаз, 
Пленил его волшебный глас. 
Песнь фантастическу, унылу 
Сей глас неведомый поёт 
И своему предмету милу 
Имён он множество даёт, 
А настоящим не зовёт: 
ˑ
«Утеха, жизнь моя и сладость, 
Блаженство ты, моя ты радость, 
И всё ты в свете для меня. 
Печаль, скорбь, грусть, моя отрава, 
Мой ум ты и моя ты слава, 
Не в силах я наречь тебя.
֍
Не ведаю тебе названья, 
Цель моего существованья. 
Моя едина благодать, 
Ты всю вселенну украшаешь. 
Ты мне вселенну составляешь, 
Могу ль тебе я имя дать.
֍
Чего, бессмысленный, желаю! 
О нет, тебя не постигаю, 
Ты неземное существо! 
Благоговею пред тобою,
Боготворю тебя душою,
Ты идол мой! Ты божество!»
ˑ
Так голос пел. И вдруг выходит
Какой-то парень молодой,
К Утаю скоро он подходит
И юной жмёт его рукой.
Так обращается к Утаю:
«О, богатырь, тебя я знаю,
Ты происходишь из яйца,
Тебя давно жду, молодца.
Теперь, Утай, в твоей лишь воле, 
Чтоб не был я в злосчастной доле, 
Лишь ты один расторгнешь ковь 
Враждующих и злых духо̀в. 
Когда меня ты успокоишь, 
Тебе и сам я услужу, 
И, богатырь, когда позволишь, 
Тебе всё дело расскажу! 
Но прежде, добрый мой спаситель, 
Пойдём ко мне в мою обитель, 
Я там пред милостью твоей 
Поставлю хлеб и соль и щей. 
Захочешь пить – я мёд имею, 
И квас хороший также есть…» –