Сочинения в стихах и прозе
_____________Взгляд на просьбу к Александру I достойнейшего сына фельдмаршала Румянцева-Задунайского, о дозволении ему в честь отца своего памятник воздвигнуть
Простое воспоминание о Задунайском, преславном герое блестящих времён Екатерины, трогает истинного россиянина. Но какой сладостный восторг должен разлиться по душе читающего сей образец сыновней нежности и пламенного усердия к отечеству? Без сомнения, обе сии добродетели водили пером знаменитого просителя в изящном изображении его изящного намерения.
«Каждый сын в праве воздвигать пышные монументы отцу своему. Меня убеждает сердце, что когда наравне с другими коснусь я примеров, не воздам Задунайскому ни по за слугам, ни по собственной обязанности». Вот слова, начертанные сыном России и сыном Румянцева! Чувствует он всю цену заслуг открывшего россиянам тайну всегда побеждать неверных (так сказал Карамзин о герое Кагульском), чувствует великость, святость обязанности к отцу, даровавшему не одну жизнь, часто бедственную, но и способы достигнуть вожделеннейшего блаженства: заслужить особенную доверенность монарха, особенное уважение сограждан и к блеску славы отцовской придать луч славы собственной.
Далее говорит проситель: «следуя такому побуждению, я принял на себя пойти другою стезею и в новом виде в честь отца моего памятник поставить». Взглянем на монумент, который считает он достойным одного из первых военачальников России, и первого своего благодетеля. Великолепие, искусство не ослепит, не изумит нас, и кто имеет сердце подобное мрамору, иди – удивляйся мраморам: памятник Задунайского тебя не тронет. Но для чувствительного – какое зрелище! Шесть русских офицеров, под знамёнами поседевших, из коих, может быть, иной сражался при Кагуле,* находят убежище, покой, довольство подле священного праха великого вождя россиян. Сими почтенными воинами окружается гроб Задунайского во время печального панихид отправления. Что величественнее и достойнее памяти мужа славного? Что способнее воспалить быстрого юношу огнём непобедимого мужества и в самом престарелом защитнике отечества питать искру геройства, вместе с силами его исчезнуть готовую? Древность гордится оным пышным, хладным, ничтожным мавзолеем! Скромный, живой, благотворный памятник сей Задунайского, украшая теперь счастливые берега днепровские, украсит некогда летопись времени нашего. Да умножатся в России подобные монументы! И тогда забудут обелиски египетские! Сие новое превосходное изобретение, сей порыв души благородной изображён достойным его образом. Краткость, ясность, простота, благородство, живость и разборчивость в словах и выражениях попеременно и вместе украшают сочинение. Оно, состоя в нескольких строках, возвысит почтеннейшего творца своего над многими творцами многих томов, огромных своею бесполезностью.
_____________Пример правительства сильнее законов
Правительство есть душа гражданского общества. Ни государство, ни республика без него существовать не могут. Благоденствует ли народ, приходит ли в упадок: причиною тому, по большей части, правительство. Какие же средства употребляет оно для достижения великой цели – осчастливить миллионы людей? Законы и собственный пример. Что оба сии средства ему необходимы, сомневаться в тот, кажется, не должно. Рассмотрим, которое из них сильнее и надёжнее.
Закон напоминает нам, что выгоды общественной жизни покупаем мы ценою независимости своей; пример удовлетворяет врождённой нам склонности к подражанию; закон говорит рассудку, которого советы редко нам приятны бывают; пример действует более на сердце, коему охотно мы повинуемся. Первый, будучи нечто отвлечённое, весьма не на долгое время останавливает внимание наше, а последний всегда почти у нас, так сказать, пред глазами.
От чего произошла у предков наших пословица: каков царь, такова и орда; она выведена из опытов многих веков. Издревле были в России законы, но видно, что пример действовал сильнее, нежели они.
Великие законодатели чувствовали истину сию. Не упоминая о Ликургах и Селевках, скажем нечто о нашем Петре несравненном.
Россия, любезное отечество моё! Что ты была до времени Петрова? Я не верю иностранцам, которые сынов твоих тогдашних уподобляют медведям. Хулу они на тебя произносят. Однако ж, если помыслю, каких трудов стоило Петру заставить тебя восчувствовать силы твои и достоинство, то могу ли не удивляться грубой твоей простоте и невежеству?
Пётр преобразил Россию; но его могущественная палица не произвела бы, подобно Моисееву жезлу, чуда над сею дикою скалою. Не одну власть самодержавного государя употребил он; нет; он соединил с нею волшебную силу примера. Часто, весьма часто видели россияне в Петре не величественного монарха, окружённого пышными министрами, кичливыми военачальниками, гибкими царедворцами, но по̀том и пылью покрытого работника среди грубых, простодушных товарищей его! Так Зевес, оставя гром и блеск божества, снисходил на землю в виде смертного. Но древний бог сей, повелитель богов, принимая человеческий образ, принимал и постыдные слабости людей. Горе тому, кто последовал примеру его! Не таков Юпитер-Пётр. Он был бог и в порфире, и в одежде простого гражданина, и с громом в руках, и с секирою. Чудесною деятельностью сообщал всем, от министра до матроса, электрическую искру божества своего. Когда, восстав от трона, становился в ряд с подданными своими, то в темноте низкого звания его искра сия блистала ярче, нежели при свете царского величия. На поле славы, во храмах веры и правосудия, везде являл он собою образец совершенства. Робкие науки, призванные им из стран отдалённых в землю, населяемую грозными чадами Севера, питомцами невежества и суеверия, чувствовали одобрение, видя, что могущий их покровитель удостаивал высоким своим посещением смиренные ещё убежища их, и беседовал с ними в царских своих чертогах. Так великий, первый император российский, служил подданным своим примером во всех гражданских добродетелях. И что же? Россия, которая несколько веков дремала, вдруг пробудилась и одним исполинским шагом поравнялась с знатнейшими европейскими державами на пути ко славе и просвещению.
_____________Гимн Славе, или Восторг Александра Македонского пред его походом в Персию
Слышу глас трубный! Се ты зовёшь меня вслед за собою; се ты, о Слава! сердца моего единая радость, единая отрада и наслаждение; Слава! жизнь моя, душа моя, блаженство моё! Слава! ты первое блаженство моё; ты кумир, которому наиболее покланяюсь, и в жертву тебе готов я принести и мир весь и себя. Помыслю только о Славе – и прелесть роскошей исчезнет. Цепи из сладостных восторгов составляли для меня сирены – и рай утех отверзался предо мною; цепи волшебные влекли меня к себе розами, прикрытые сети ожидали меня – и, усыпляемый сладострастным пением, клонился уже я к объятиям неги; но воспомянул вдруг о Славе и о величии моём помыслил. Ужаснулся слабости моей – и стыд наполнил душу мою. Вдруг солнце от меня отвратилось и тени предков моих восстенали: они зрели меня в уничижительном забвении. Воспылал огонь на ланитах моих; очи мои не познали меня: ты ли Александр? вопрошали они. Разверзлись небеса – и явилась Слава; снишла на златое облако, махнула крылами и облетела вселенную. Она опустила завесу нощи пред очи ленивых и грубых; от облистания Славы померкли солнца, и непроницаемая мгла вечности озарилась. Возгласила подвиги героев – и пробудившиеся веки внимали ей. Ты низзрела на меня и взглядом умильным возвратила душу мне; порыв геройства потряс сердце моё и стремительная отважность закипела в груди моей от единого на тебя воззрения, от прикосновения ко мне лучей божественного лица твоего. Нисспустилась с высоты, и явив взорам моим чудесное некое стекло, разрушила очарование. Тогда открыла угрожавшую мне пагубу и показала сладострастие в истинном виде его – в виде гнусного чудовища. Постыдные страсти стремились поработить меня во время пылкой юности моей, – и в Славе обрёл я защищение моё. Она вознесла дух мой и поставила его превыше подлых наслаждений, избрав меня наперсником своим. Слава увенчает подвиги мои, по мере мужества моего увенчает их. С младенчества возлюбил я Славу и тщательно поучался в науке брани; образцы мои, герои древности, всегда пред очами моими, и дела их возбуждают во мне соревнование. Я буду бессмертен с ними и сохраню имя мое от забвения; увенчает меня Слава по мере стремления моего к ней: ищущему тебя летишь во сретение, и от нерадящего о тебе сокрываешься. Ты возбраняешь ничтожеству прикасаться к великодушным и храбрым, и велишь алчному чреву его питаться подлыми и женоподобными; ты возрастишь лавр мой, о Слава! ты малую сень его прострешь на всю подлунную; тобою преодолею коварнейшего врага моего — Роскошь, и вместе с нею повергну под пяту мою презренную рабу её – Азию. Сияй, Слава, во веки! не преставай блистать и тогда, когда угаснут солнца! Божество моё! ты избавляешь меня от ужасного небытия; ты Небу меня усыновляешь! все веки почтут любимца твоего; все народы принесут ему жертву удивления. Стремлюсь на поприще твоё! В конце его ожидает меня Мир на коленах и Бессмертие на троне.