Дворец ветров
– Я встретил в клубе Джорджа Гарфорта. Он говорит, что часто виделся с вами на прошлой неделе.
Белинда рассмеялась и презрительно наморщила носик.
– Если и виделся, то потому только, что почти все представительные мужчины ушли на военные учения и сейчас он чуть ли не единственный в городе, кто в состоянии танцевать, не наступая девушке на платье. Вы танцуете, Аштон? Надеюсь, да. Я обожаю танцевать!
– Тогда, возможно, вы потанцуете со мной нынче вечером, – сказал Аш. – Насколько я понял, сегодня в клубе устраиваются танцы, и, хотя я не могу поручиться, что танцую не хуже Джорджа, твердо обещаю не наступать вам на платье.
– О, но…
Белинда умоляюще взглянула на мать, и бедная миссис Харлоу, донельзя смущенная сложившейся ситуацией и совершенно неспособная с ней справиться, нервно пригласила Аша присоединиться к ним вечером, чего совершенно не собиралась делать. Она позвала мистера Пелам-Мартина на чай для того лишь, чтобы дать молодым людям возможность обсудить в саду положение дел и решить (как они, разумеется, должны поступить), что продолжать знакомство не имеет смысла и для них лучше расстаться. Тогда Белинда смогла бы вернуть Аштону кольцо, а потом бедный мальчик, естественно, пожелал бы немедленно покинуть Пешавар, и меньше всего на свете ему захотелось бы вернуться через час-другой, чтобы отужинать с ними. Она понятия не имела, почему пригласила его, но, возможно, у него хватит ума отказаться?
Аш разочаровал миссис Харлоу: он с готовностью согласился присоединиться к ним, ошибочно приняв приглашение за свидетельство, что мать Белинды по-прежнему остается на его стороне и намерена поощрять его ухаживания. А когда она предложила дочери показать гостю сад, он принял это за очередное подтверждение ее благосклонности. Аш снова воспрянул духом, как на Пешаварской дороге рано утром, и вышел с Белиндой в сад, где поцеловал ее под прикрытием перечных деревьев, пьяный от любви и счастья. Но далее произошло нечто худшее, чем все переживания и страхи, которыми он мучился на протяжении горестных дней, последовавших за разговором с майором Харлоу и командующим корпусом…
Да, Белинда ответила на поцелуй, но затем вернула Ашу кольцо и не оставила у него никаких сомнений касательно резко отрицательного отношения своих родителей к помолвке. Аш понял, что миссис Харлоу, отнюдь не поощряющая его ухаживания, превратилась во врага и исполнена решимости расстроить все дело. Рассчитывать на милость родителей не приходится, а поскольку сама Белинда достигнет совершеннолетия лишь через четыре года, спорить и возражать здесь бесполезно.
Предложение Аша бежать привело Белинду в оторопь, и она категорически отказалась даже думать об этом.
– Мне в жизни не пришло бы в голову совершить поступок столь… столь глупый и возмутительный. Честное слово, Аштон, мне кажется, вы сошли с ума. Вас уволят из полка, и все будут знать почему. Разразится пошлый скандал, вы будете опозорены, и я тоже. Я никогда больше не смогу смотреть порядочным людям в глаза, и с вашей стороны просто ужасно даже заводить со мной разговор на такую тему!
Белинда расплакалась, и только самые униженные извинения Аша помешали ей убежать домой и навсегда отказаться видеться с ним. Но хотя в конце концов она согласилась простить его, неприятный осадок остался, и она не находила возможным впредь встречаться с ним наедине.
– Не подумайте, что я вас больше не люблю, – плачущим голосом пояснила Белинда. – Я люблю вас и вышла бы за вас замуж хоть завтра, если бы папа разрешил. Но откуда мне знать, какой я буду в двадцать три года – или будете ли вы по-прежнему любить меня к тому времени?
– Я буду любить вас вечно, – страстно поклялся Аш.
– Если так и если моя любовь к вам не пройдет, тогда, конечно же, мы поженимся, потому что убедимся, что созданы друг для друга.
Аш горячо сказал, что уже уверен в этом и готов ждать сколь угодно долго, если она твердо пообещает выйти за него замуж рано или поздно. Но Белинда ничего не пообещала. И не пожелала брать обратно кольцо. Оно должно остаться у Аштона, и, возможно, однажды, когда они оба повзрослеют, если ее родители и его командир не станут возражать и если сами они не передумают…
– Если, если, если… – гневно перебил Аш. – И это все, что вы можете предложить мне? Если ваши родители согласятся. Если мой командир разрешит. Но как насчет нас, дорогая моя, – вас и меня? Речь идет о нашей жизни, нашей любви, нашем будущем. Если вы любите меня…
Он осекся, обескураженный. Белинда выглядела уязвленной и расстроенной, и было очевидно: если он станет продолжать в том же духе, это приведет к очередной ссоре, новому потоку слез и, вполне возможно, немедленному и окончательному разрыву. Мысль о последнем казалась невыносимой, и потому Аш поцеловал девушке руку и покаянно промолвил:
– Простите меня, дорогая. Мне не следовало говорить этого. Я знаю, что вы меня любите и ни в чем передо мной не виноваты. Я сохраню ваше кольцо и однажды, когда докажу, что достоин вас, попрошу вас принять его обратно. Вы ведь знаете это, правда?
– О, Аштон, конечно, знаю. И мне тоже очень жаль. Но папа говорит… Ох, ладно, давайте оставим разговоры на эту тему: в них нет никакого толка.
Белинда промокнула глаза мокрым батистовым платочком, отделанным кружевом, и вздохнула с таким несчастным видом, что Аш вознамерился снова поцеловать ее. Но она не позволила на том основании, что теперь, когда она вернула кольцо и таким образом формально разорвала помолвку, это было бы неприлично. Она надеется, однако, что они останутся друзьями и он не переменит свое решение провести вечер с ними, ведь он наверняка танцует превосходно, и в любом случае лишний мужчина никогда не помешает. На этой уничижительной ноте разговор закончился, и Аш проводил девушку обратно в бунгало с видом приговоренного к смерти и с острым желанием перерезать себе глотку – или напиться до беспамятства.
Замечание, что в качестве лишнего мужчины он «не помешает» сегодня вечером, никоим образом не облегчало страданий отвергнутого поклонника. Но поскольку Аш не мог заставить себя отказаться от возможности провести хотя бы минуту в обществе Белинды, он поступился самолюбием и явился в клуб.
Он не рассчитывал хорошо провести время, но вечер прошел на удивление приятно. Белинда три раза танцевала с ним и любезно похвалила за умение вальсировать, и Аш, ободренный таким успехом, попросил у нее на память желтую розу, приколотую к корсажу. Она ответила отказом (Джордж уже обращался к ней с такой же просьбой и получил отказ, а кроме того, мама наверняка заметит), но милостиво согласилась прогуляться с ним по освещенной фонарями террасе. Подобный знак благосклонности не позволил Ашу впасть в чрезмерное уныние в связи с тем обстоятельством, что она также три раза танцевала с Джорджем Гарфортом и три раза – с высоким молодым человеком со срезанным подбородком, личным адъютантом какого-то высокопоставленного генерала. Белинда в бальном платье являла собой столь пленительное зрелище, что Аш почувствовал себя совершенно ее недостойным и влюбленным еще сильнее прежнего, если такое было возможно. Мысль о необходимости ждать до совершеннолетия девушки – пусть даже служить за нее семь лет, как Иаков служил за Рахиль, – перестала казаться чудовищно несправедливой и представилась совершенно разумной и правильной. Такие восхитительные подарки судьбы негоже захватывать в бездумной спешке.
Миссис Харлоу, опасавшаяся, что присутствие отвергнутого поклонника дочери набросит тень меланхолии на их компанию, с облегчением обнаружила, что он ведет себя безупречно и даже во многом способствует успеху вечера, будучи единодушно признан очаровательным молодым человеком и украшением любого общества. Что же касается самой Белинды, то впечатление, произведенное Ашем на остальных присутствующих молодых женщин, не ускользнуло от ее внимания. Уверенная в его преданной любви, она тешилась сознанием, что владеет чем-то, что другие находят желанным, и при расставании так тепло пожала ему руку и устремила на него столь выразительный взгляд голубых глаз, что на обратном пути в дак-бунгало он ног под собой не чуял от радости.