Лучше, чем навсегда (ЛП)

Не знаю почему, но я чувствую себя обязанным поднять глаза, прежде чем получу пощечину от Невероятного Халка, и мои глаза встречаются с парой глаз цвета мокко, которые я бы узнал где угодно.
— Айрис?
Но прежде чем я успеваю дважды убедиться, что это она, все мое тело охватывает всепоглощающая боль. Перед глазами все плывет, а мышцы стонут от силы столкновения. Боже, я и забыл, как это больно, когда тебя швыряют в ограждение.
Что она здесь делает? Айрис не показалась мне фанаткой спорта, тем более хоккея. Я написал ей ответное сообщение перед тем, как покинуть раздевалку, но не знаю, увидела ли она его. Над своевременностью моих ответов определенно стоило бы поработать.
Не знаю, почему я рассчитывал сохранить в тайне от нее свою работу. Конечно, она должна была узнать. Трудно не узнать, особенно если учесть, что Риверсайд гордится своей хоккейной командой.
Третий период пролетает в мгновение ока, и не успеваю я оглянуться, как Каракаллы сравняли счет. Теперь 2:2. Остались последние пять минут. Кто забьет следующий гол, тот и выиграет, и я твердо намерен завершить этот вечер на высокой ноте.
Предвкушение борется с моими внутренностями и перевязывает их ленточкой. Шайба у Бристола, но с двух сторон его окружают красно-белые игроки, и он в секунде от того, чтобы оказаться в центре нападения. Он бросает шайбу в мою сторону, и я кружусь вокруг нее, но в конце концов решаю передать ее Кейсену. Я испытываю облегчение, когда Кейсен набирает ход и приближается к воротам Каракаллов. У него на хвосте целая стая игроков, и если он не справится с задачей, то времени на реванш уже не хватит.
Я наклоняюсь и опускаю руки в перчатках на колени, щурясь сквозь блеск пота. Силуэт Кейсена уменьшается до его шестидюймового роста, и я вижу, как огни ворот вспыхивают красным, как раз когда звуковой сигнал возвещает об окончании игры.
Мы выиграли. Мои товарищи по команде бегут к Кейсену, поднимая клюшки в воздух и крича о своем превосходстве над командой соперников. Я должен быть на седьмом небе от счастья, но я даже не поднялся с места. Что-то — или кто-то — мешает мне пережить послематчевый восторг.
***
Холод снаружи не сравнится с метелью в моей груди. Воздух окутывает мои руки, вызывая мурашки и поднимая волосы. Полумесяц закрывает весь свет от звездного неба, и только дымка от мощных ламп помогает мне ориентироваться в бесконечной темноте.
Мне нужно найти Айрис. Почему она здесь? Когда я рассказал ей, кто я такой, она, похоже, и понятия не имела, что я играю в хоккей. И вот теперь, ни с того ни с сего, она появляется в том месте, где я меньше всего ожидал ее увидеть. Знала ли она, кто я такой, все это время? Она устраивала шоу?
Мои товарищи по команде, вероятно, уже в баре Beer Comes Trouble — баре, который мы всегда посещаем после игр. Это место просто переполнено «хоккейными зайками», и я был благодарен за легкую доступность, в частности, несколько ночей. Но сейчас я меньше всего думаю о праздновании.
Я уже двадцать минут мечусь взад-вперед по этой чертовой парковке, пытаясь поймать Айрис. Я десять раз отправлял ей смс о том, что нам нужно поговорить.
Мой телефон пикает, но когда я открываю его, входящее сообщение оказывается не от Айрис.
Папа: Хорошая игра, сынок. Мы можем поговорить?
Мы можем поговорить? Что, черт возьми, это значит? Я не получал от отца никаких известий месяцами, и вдруг он пытается наладить со мной отношения? Что дальше, мы будем вместе обедать и держаться за руки, уходя в закат? Я бы скорее предпочел, чтобы мой осмотр простаты проводил Росомаха.
Разочарование вздымается внутри меня, и я агрессивно стучу по клавиатуре на экране.
Я: Не лучшая идея.
Папа: Пожалуйста, Хейз. Мне нужно всего пять минут.
Я: Ты не заслуживаешь и этого.
Папа: Я знаю, что все испортил, но я хочу, чтобы между нами все было хорошо.
Ненависть грозит затащить меня на грань невозврата и сбросить в темную, бездонную яму. Адреналин внутри меня усиливает желание разбить телефон о бетон, но это уже третий телефон, который я купил за этот год, и я не хочу больше тратить деньги. И да, если вам интересно, все три раза это было сделано в ответ на что-то идиотское, сказанное моим отцом.
 
Я: Почему сейчас? Спустя столько времени?
Папа: Я больше не хочу тратить время впустую, пока мы снова не станем семьей. Мне не должно было потребоваться так много времени, чтобы осознать это, я знаю. Еще один шанс. Если ты дашь мне это, и я не смогу вернуть твое доверие, ты больше никогда обо мне не услышишь.
Не задумываясь, я кладу телефон в карман. Я не могу сейчас разбираться с отцом и Айрис.
Кстати, об Айрис: выезжая с парковки, я успеваю заметить, как ее каштановые волны раскачиваются за спиной, словно маятник. Я протискиваюсь мимо нескольких разрозненных семей, выходящих с игры, и мои длинные ноги в два шага несут меня к ней.
Господи, я забыл, какая она маленькая. И не только по сравнению со мной. Ее белокурая подруга выше ее как минимум на семь дюймов, и это, наверное, без каблуков. Она улыбается чему-то, что, должно быть, сказала ее подруга, прежде чем ее поражает мой вид.
— Ты знала? — спрашиваю я, пытаясь оценить эмоции, проходящие через нее. Я уже понял, что она не очень хорошо умеет скрывать свои чувства, что может быть как благословением, так и проклятием.
— Прости? — Под ее тоном скрывается ледяной холод.
— Ты знала, кто я? — Я повторяю, раздражение полыхает в моих глазах, и это жгучее чувство пронзает меня, как огонь из пяти орудий.
К моему удивлению, она огрызается с такой силой, что это потрясает меня до глубины души.
— Нет, Хейз, я не знала, кто ты такой. И не благодаря тому, что ты лгал мне о своей работе, — шипит она, ее сузившиеся глаза наводят на меня ужас.
Комок в моем горле сжимается.
— Ты не знала?
— Нет, засранец. Да и какая разница, знала я или нет?
— Мы можем пойти в более уединенное место?
Айрис секунду раздумывает, но в итоге кивает головой, хотя я бы не исключал, что она меня живьем съест, когда мы останемся наедине.
Я веду ее в более уединенную часть парковки, кладу руку на ее голую спину, которая холодная на ощупь. Кончик ее носа покраснел, кожа лишилась цвета, и она не перестает дрожать.
Я притягиваю ее к себе, обхватываю руками, надеясь, что она будет в приличном количестве тепла. Я привык, что от меня всегда исходит тепло.
Она позволяет мне лишь вздохнуть, прежде чем отстраниться от меня.
— Какого черта ты мне врал, Хейз?
Чувство вины зарождается в глубине моего живота, вытягиваясь в нити, которые душат мое тело в тисках.
— Прости меня. Я не должен был лгать тебе. В прошлом я рассказывал женщинам о своей карьере, и они использовали меня ради славы.
— Значит, это дает тебе право лгать мне?
— Конечно, нет. Я должен был быть честен с тобой с самого начала.
Безудержная ярость поднимается в ней, как пузырьки в шампанском.
— Ты что, думал, что просто будешь игнорировать меня и на этом все? Думал, что тебе сойдет с рук ложь, потому что ты не собирался больше со мной разговаривать?
Я осторожно наклоняю ее подбородок, чтобы встретиться с ней глазами, и мое сердце замирает, желая выпрыгнуть из моего тела и приземлиться в ее объятия.
— Нет, Айрис. Это вовсе не входило в мои планы. Я был так занят тренировками, что у меня не было времени написать тебе, но ты не выходила у меня из головы.
— Как я могу доверять тебе?
— Я не знаю, но обещаю, больше никаких секретов.
Еще одна гребаная ложь.
— Больше никаких секретов, — повторяет она.
Честно говоря, я не ожидал, что она даст мне второй шанс, но мне нужен был этот гребаный пинок, потому что он показал мне, насколько высоки сейчас ставки.
С ее потрескавшихся губ срывается вздох, и либо ее гнев угас, либо холод наконец добрался до нее, потому что она утыкается носом в мои объятия. Ее ароматная смесь лаванды и клубники захватывает меня, возвращая в ту ночь, когда я встретил ее.