Лучше, чем навсегда (ЛП)

Кранч трется о мою ногу и начинает мурлыкать, а ее поднятый хвост мелькает взад-вперед. Я сжимаю в руке телефон, планируя отправить сообщение с благодарностью Хейзу — за еду и оргазм, — но на экране вспыхивает имя входящего абонента, о котором я и не думала, что услышу снова.
Все внутри меня замирает, и большой палец автоматически нависает над кнопкой отклонения. Я не разговаривала с отцом больше года. Роден был единственным, что держало нашу семью вместе — «держало» здесь не совсем точное слово, — и как только его не стало, я не хотела иметь ничего общего со своими родителями. Когда Роден умер, я думаю, мой отец увидел в этом выход. Он бросил меня, когда я нуждалась в нем, и моя мать последовала его примеру.
Так почему же спустя столько времени отец решил позвонить мне?
Вопреки здравому смыслу и учащенному пульсу я отвечаю, но ничего не говорю.
— Почему тебя сфотографировали с Хейзом Холлингсом?
Даже не поздоровался. Ему было все равно, как я себя чувствую, с тех пор как он оставил меня собирать осколки себя, которые Роден разбил своей смертью. Внутри меня была ноющая, пустая дыра, которая росла с каждым днем, а отсутствие отца только увеличило ее. С тех пор как в моей жизни появился Хейз, у меня все было в порядке с психикой. Но этот случайный телефонный звонок перечеркнул недели прогресса, отбросив меня на три шага назад.
Гнев пронзает меня, как раскат грома, поглощая мое тело в адском пламени. Я вытираю непролитые слезы с глаз.
— Зачем ты мне звонишь?
Голос отца превращается в шипение, и я практически чувствую, как он брызжет на меня слюной через.
— Это правда? Слухи правдивы? Ты с ним встречаешься?
Почему его это волнует? Раньше его это никогда не волновало. На самом деле, его перестало это волновать в тот день, когда Роден умер.
— Почему это имеет значение? — Я рычу.
— Тебе нужно перестать с ним встречаться.
— О, как смело. Как ты можешь думать, что имеешь право выдвигать подобные требования?
Я сжимаю руки в кулаки, и когда впиваюсь ногтями в ладонь, тепло крови сигнализирует о том, что я, должно быть, повредила кожу. Я не собираюсь это терпеть. У него хватает наглости требовать, чтобы я его слушала? Он думает, что имеет право просто вернуться в мою жизнь — как будто он не был худшим отцом во всем мире, как будто я не пряталась от него в детстве, потому что боялась того, что он сделает со мной?
— Я твой отец, Айрис.
Отец? Да, точно. Страх, который мне насильно внушали все это время, медленно превращается в гнев.
— Ты слишком много себе позволяешь, — злобно рычу я, поднимаясь с дивана на ноги. Это движение отпугивает Кранча, и я пытаюсь успокоить себя, расхаживая по гостиной.
— Ты не был отцом. Ты никогда не был рядом со мной. Когда я нуждалась в тебе больше всего, ты бросил меня! Из-за тебя мама отвернулась от меня. У меня никого не было. Никого в целом мире, и все, что мне было нужно, — это чтобы ты обнял меня. Чтобы ты сказал мне, что все будет хорошо. Но ты не смог сделать даже этого.
Он замолкает, и единственный звук, который я слышу на том конце провода, — тяжелое дыхание.
— Ты не представляешь, через что мы с твоей мамой прошли после смерти Родена.
Я ненавижу себя за слезы, застилающие мне глаза, за предательство, пронзающее мою грудь, как сосулька.
— Не. не смей произносить его имя. Ты не имеешь права.
— Что бы ты обо мне ни думала, я любил твоего брата, — говорит отец.
— Ты стыдился Родена. Ты никогда не обращал на него внимания. Тебя никогда не было рядом с ним. Он делал все, чтобы угодить тебе, хотя ты никогда не заслуживал и унции его уважения. — Правда горькая на вкус, и она действует на меня так же легко, как лекарство от кашля.
Мне приходится прижаться к стене, чтобы голова не закружилась, а колени не подкосились.
— Я не собираюсь тратить время на споры с тобой, когда я мог бы заниматься более продуктивными вещами. Я не хочу, чтобы имя нашей семьи было вываляно в грязи еще больше, чем это уже произошло из-за эгоистичного поступка твоего брата. Я думал, что делаю что-то хорошее, пытаясь предупредить тебя, но понял, что ты все еще остаешься избалованной соплячкой, которой всегда была, и отказываешься от моей помощи.
 
Помощь? Он всерьез думает, что когда-нибудь помогал мне?
Мой тон сдержан.
— Предупредить меня о чем?
— Каким бы заблуждениям ты ни предавалась, позволь мне быть тем, кто покажет тебе реальность. Хейз использует тебя. Я подслушал, что он переспал с дочерью спонсора, и он боится, что слухи об этом разнесутся, поэтому сейчас пытается подправить свою репутацию, чтобы смягчить удар.
У меня сводит желудок, и я рада, что не наелась досыта, иначе все бы вылезло обратно.
О чем, черт возьми, он говорит? Откуда он это знает? Откуда он вообще знает, кто такой Хейз? Мой отец не интересуется спортом, и я очень сомневаюсь, что он внезапно увлекся хоккеем только для того, чтобы сообщить мне эту забавную новость.
Мое зрение настолько затуманено парами ярости, что я даже не знаю, говорит ли отец правду. Возможно, это уловка, чтобы создать впечатление, будто он заботится обо мне, чтобы заманить меня обратно в ложное чувство безопасности, чтобы я зависела от него, как в детстве.
Как получилось, что он продолжает мучить меня, даже находясь за сотни километров от меня? Я ожидала, что он будет иметь такую власть надо мной, когда была маленькой, а не когда стала взрослой женщиной. Я устала. Я устала от всего этого.
— У тебя есть доказательства?
— Доказательства?
Шок следует за его словами. Как будто мой язык вышел на тропу войны, специально для того, чтобы причинить ему боль.
— Да. Фотографии? У тебя есть что-нибудь для меня? Потому что я точно не приму твои слова за чистую монету.
Мой отец — серийный лжец, и Хейз обещал мне, что между нами больше не будет секретов.
— Мне не нужны доказательства. Если бы ты была умной, ты бы поверила мне на слово, — усмехается он.
Ярость проникает в мое сердце.
— Ты не дал мне повода поверить ни одному твоему слову в прошлом. Почему я должна верить тебе сейчас?
— Было бы ошибкой, если бы ты этого не сделала. Хотя ты довольно хорошо знакома с ошибками, не так ли, Айрис?
Это не тот разговор, который я собираюсь вести. Я не собираюсь доставлять отцу удовольствие от того, что его слова глубоко ранили меня.
— Прощай, Майкл.
Я в секунде от того, чтобы повесить трубку, но его последние слова оставляют во мне непреодолимый страх, который отказывается угасать.
— Он не тот, за кого ты его принимаешь.
ГЛАВА 19
Куча сомнения, никакой пользы
Айрис
Он не тот, за кого ты его принимаешь.
Я не могу выбросить эти слова из головы. Они кружили в моих мыслях, как стервятник, ожидающий, когда ему перепадет следующая порция еды. Я не могу спать, не могу есть, не могу сосредоточиться на работе.
Сейчас я нахожусь возле дома Хейза, но даже не знаю, что должна ему сказать. Я не могу просто подойти и спросить: «Эй, ты ведь ничего от меня не скрываешь? Может быть, какой-нибудь судьбоносный секрет, который покажет мне твое истинное лицо?»
Я доверяю Хейзу, правда. Я имею в виду, да, он солгал мне о своей профессии, но на то были веские причины, и он объяснил почему. Мой отец просто пытается напугать меня. Возможно, он пытается разрушить единственное хорошее, что есть в моей жизни сейчас.
Я прихожу в себя и начинаю медленно отходить от двери, но не раньше, чем слышу, как она распахивается. Я замираю на месте, медленно поворачиваюсь, чтобы оглянуться через плечо, и пытаюсь изобразить самую убедительную улыбку, на которую способна.
— Айрис? Тебе что-то нужно?
Это Бристол. Слава Богу.
— О, я… я как раз собиралась уходить, — заикаюсь я, неловко тыча большим пальцем в сторону своей машины. Я не готова к допросу. Я едва сдерживаюсь, просто стоя здесь.
— Ты тусовалась на нашем крыльце пять минут… потому что «собиралась уходить»? — спрашивает он, прислоняясь плечом к дверному косяку. В хоккее есть какие-то требования к росту? Почему все хоккеисты такие высокие и мускулистые?