Мои неотразимые гадюки. Книга 1 (СИ)
– А это что там розовеет заманчиво? – оглядел Дон солидный контейнер.
– Сёмга. Стейки с чесночным соусом.
– Может, хватит? А то понравится. Потом хреново будет доживать жизнь на дошираке.
– Хреново доживать будет мне. С тобой, если ты с голодухи буянить начнёшь. Пока желудок не смажешь, водки не дам.
Столик трещал по швам. Дон бессовестно обжирался, мешая сёмгу с телятиной – под какой-то крутой байдой – и с нереально обалденными колбасками. Всякие там экзотические для провинциального студента копчёности даже не идентифицировал – бросал в рот под водочку и млел. Напротив Машка точила попеременно то колбаску, то клубнику. Вагон ласково покачивался.
Беседа с Ингой оказалась занятной. Она не грузила, чего-то менторски втюхивая сопляку или горячо отстаивая. С этой дамой было интересно и ненапряжно пить, хотя пьянки с девчонками Дон категорически не одобрял – те не умели себя вести. Вечно всё скатывалось к какой-то пьяной лабуде с выяснением отношений или разнузданными выходками. А вот Инга пить умела, хотя не слишком стеснялась в количестве.
После… пятой или седьмой Дон протрепался, что катит на юг зализывать раны. ОНА неплохая девчонка. Но его конкурентной борьбы с отпрыском московского банкира не выдержала – сдалась отпрыску в надежде на выгодный брак. А Дон… А что Дон? Нет, конечно, можно закусить удила и встрять в Московские гладиаторские бои за деревянный меч, что гарантирует свободу от рабской жизни офисного планктона. Стать каким-нибудь генералом от бизнеса. Средней руки – большего ему не достичь, ибо рожей не вышел. И на этом завлекательном месте вечно тестировать задницу на предмет сцепки с занятым креслом – новые гладиаторы из подрастающего поколения будут зубами в него вгрызаться, мечтая выдернуть под себя.
Потом как-нибудь однажды совершенно некстати осознать, что ты совсем иной породы. Что влез в чужой огород. Что свиное рыло никакой калашный ряд не украсит, сколько там не обретайся. Дальше, как по писанному: возненавидеть ту, ради которой всё и затевалось, уйти от неё к другой, воевать с бывшей, потерять нажитых с ней детей… И так далее по проторённому предшественниками пути. А пережить жизнь наново – как обещает народная мудрость вкупе с наукой – не выйдет. Нет уж, у него против всей этой бодяги иммунитет: он весьма прилично умеет себя любить. Так что, лучше удрать туда, где эта любовь напомнит о себе в полный рост. Что в данный момент Дон и претворяет в жизнь.
Поваляется с месяцок на берегу моря. Покувыркается с девчонками в палатке. Понажирается до посинения, чтоб на полгода вперёд отшибло – пятый курс шуток не любит. Затем уедет в свой родной городок – столицы его не манят. А дома его все знают. Там тоже свои олигархи водятся: крепкие, сибирские. И менеджера с московским дипломом охотно пристроят к делу. Ну, а дальше он не загадывал – с какой стати?
Потом он раздухарился настолько, что вздумал залезть в душу Инги – хотя слегка побаивался бабской новеллы о несложившемся. Но та оказалась просто молоток: небрежно поделилась миленькой байкой. Потрёпанная жизнью в бизнесе Джульетта – окрестила она себя – и собаку в нём съевший Ромео. Ей сорок пять, ему под шестьдесят. От неё разит ожесточённым разочарованием, от него… Псиной. Этот участник собачьих боёв за миллионные «куски хлеба» даже к приличному костюму не сменяет бульдожью морду на журнально-плакатный лоск.
Пара – закачаешься. Пресловутая мужская составляющая характера Инги настаивала: хозяйка точно знает, что делает, и замуж надо, раз человек подходящий. А вот женская хлопала глазками и просила уточнить: ради чего? Мужская – с присущим ей апломбом – безапелляционно и бескомпромиссно верила, будто хозяйка пользуется ею всегда. Женская весьма тактично умалчивала о том, что мужская половина – на самом-то деле – вечно обретается в офисе: прикованной на цепи. А во всё прочее её никогда не приглашали. Ибо незачем, коль уж Бог судил хозяйке носить на теле бюстгальтеры и пудру. Дона позабавил её внутридушевный срачник. Ему в новинку, что и над этой лабудой можно поржать, если рассказано так интересно.
О том, что за окном уже стемнело, узнали от Екатерины. Пассажиры угомонились, она переделала профессиональные обязанности и поинтересовалась судьбой коньяка. Изысканную закуску к нетронутому Тиффону сохранили до последней капли. И сам коньяк остался невостребованным. А вот наливка Кати со второй кристалловской поллитрой пошли в дело. Вроде и опрокидывали по чуть-чуть, и всё ещё не нажрались, а оно куда-то незаметно утекало. И закуски Катя притащила незатейливой – кура, капустка, огурчики, сало – но зато в самую жилу.
А главное, теперь не приходилось считать минуты до очередной станции – курить бегали в тамбур, на эту ходящую ходуном площадку между вагонами. Даже Машка с ними таскалась, хотя к табаку ещё не пристрастилась. Дон и не подозревал, что с женщинами из группы «годящихся в матери» можно так классно посидеть. Намного интересней, чем с большинством испытанных в оргиях приятелей. Оказалось, что они видят эту жизнь реально по-настоящему, не размазывая её по сериальной палитре. И умеют здорово смеяться над собственными косяками: остро, точно и без прикрас. При этом мало отличаются друг от друга, хотя и стоят на всяких там разных ступенях – лестница у них одна.
Устав изгаляться над жизнью, Инга вцепилась в Катину оговорку насчёт её дилетантских потуг с гаданием. Потребовала проинспектировать её руки. Затем раскинуть карты – Дона и это не напрягало: комментарии были убойные. Настолько, что и он подключился. Его руки пообещали ему судьбу успешного в делах кобеля: и в работе, и в личной жизни. Карты тут же определились с семейными делами: жена, дети, прочный брак и всё в шоколаде. Инга опровергла его замечания о противоречивости посулов. Мол, с нормальными мозгами вполне можно всё устроить по собранному в кучу сценарию.
А у него, дескать, мозги есть, чему она рада, хотя оно ей по жизни не пригодится. Но, если он передумает хоронить себя в родных дебрях, то она готова рассмотреть его кандидатуру – варианты имеются. Машка мстительно порадовалась, что всё это богатство не достанется той дуре, что сменяла такого клёвого парня на «отпрыска».
Закончилось всё резко, непонятно и болезненно: Дона сбросило с полки. Швырнуло вперёд на распластанную по стене купе Катю. Он приложился лбом о стену, влип рукой в женскую грудь… А потом его бросило ещё куда-то и долбануло по башке чем-то тяжёлым. Грохот стоял оглушительный. Мир завертелся и выключил сознание.
Когда пришёл в себя, мир уже стоял на месте. Но лежал Дон на дверце купе. Иначе перед его глазами не торчала бы смешная дверная ручка, напоминавшая штампованную кофемолку для плебса. Та всё норовила расплыться, и он понял, что сознание с ним ненадолго. Шея, как и остальное тело, не слушалась хозяина. Он попытался скосить глаза и схлопотал резкую боль в районе затылка, включая висок. Где-то на самой границе доступного зрения заметил тонкую ненормально белую в темноте руку. С кончиков пальцев тягуче отрывались жирные густые чёрные капли. Они беззвучно улетали в пространство.
Почти напротив глаз скрючилась в нелепой позе Инга… Её светлый спортивный костюм… Он был нежного персикового цвета… Теперь уже не понять, какого... Луна в покорёженном разбитом окне на потолке… Вместо красивого лица Инги какая-то… вдавленная внутрь маска… Обломанные зубы торчат наружу… Мерзкий оскал... С таким не живут – заискрила мысль в вязком мраке под черепушкой.
Заискрила и мигом погасла – Дон тонул в мраке, что вылазил из него самого и смешивался с мраком ночи. Осознание, что это крушение поезда, чуть задело и тотчас вяло сдохло. Знал о таком, но что сам когда-нибудь влипнет… И никакая жизнь никуда не проносилась перед глазами... Они просто устало закрылись на секундочку и...
Глава 2
А может, они таковыми и стали со всей этой чертовщиной