Академия Кавальдэ (СИ)

— Да, — проблеяли мы.
— И последнее. Как я уже сказал, у вас будет несколько совместных урока в этом году. Все остальное время будете заниматься со своим мастером лично. Ваш мастер владеет тем же даром, что и вы, поэтому как никто лучше может вас научить. Тех, кто ожидает приезда своего мастера, будет обучать куратор. С этим все, продолжаем знакомство. Тадеуш Брино, восемнадцать лет, сильный целительский дар, слабые способности менталиста. Ваш мастер тоже здесь. Дальше. Маркус Борнэ.
Крестный поднял взгляд и ненадолго задержал его на Марке, потом спокойно продолжил:
— Семнадцать лет, теневой уход, зачатки магии воздействия.
"Что? Откуда они это взяли?"
— С вашим мастером возникли сложности, Маркус. Дар редкий. Я знаю только одного мага, владеющего им, но он не относится к нашим мастерам.
"Мама!"
— Поэтому в этом году я буду вашим личным наставником.
Плечи Марка ощутимо расслабились, он осторожно выдохнул. А дядя Джей вернулся к записям.
— Николас Парье, — тут крестный медленно поднял голову и уставился на меня нечитаемым взглядом. Потом также медленно вернулся к бумаге. — Четырнадцать лет, средний водяной дар, зачатки телепатии.
"Что?! Не было такого!"
— Ваш мастер, — голос ректора теперь звучал заторможенно, дядя Джей явно не мог прийти в себя, — сейчас находится на службе у короля. Но мы уже отправили запрос.
Дальше крестный перешёл к Герарду, которому оказалось шестнадцать лет. Сын деревенского старосты был огненным магом. У Лайона основным даром было управление железом, а вторым — тоже огонь, как у Герарда.
— Отправляйтесь в свои комнаты, — сухо приказал лорд ректор. — Маркус Борнэ и Николас Парье задержитесь. Нужно обсудить ваши занятия. У остальных встречи с наставниками состоятся завтра после завтрака.
— А как нам не проспать? — пробасил Герард.
— В тумбах лежат небольшие серые камни. Если боитесь проспать — кладите в кровать. Камень разогреется к нужному времени и разбудит вас.
Лица у нас явно вытянулись, потому что ректор добавил:
— Не переживайте, до ожогов не дойдет.
Поблагодарив ректора, парни начали расходиться. Остались только мы.
— И как вы это объясните? — угрожающе рыкнул крестный, видимо, устав буравить меня взглядом.
— На мне метка, — на всякий случай сказала я.
— Это что, похоже на объяснение? — ещё больше разозлился крестный. — Как Клэйтон мог это допустить?!
— Никак, — тихо призналась я.
— То есть, родители не знают? — теперь голос ректора стал едва ли не шипящим.
— Не знают, — я вздохнула и поежилась. — Свяжитесь, пожалуйста, с папой. Пусть знает, что я под вашим присмотром.
— Присмотром, Ники? — вымораживающе улыбнулся крестный. — Это ты думала, когда получала метку? А то, что почти все смерти подмастерьев связаны именно с источником, тебе известно?
— Нет...
— Ждите, — бросил лорд Джейсон, прижав мыслекамень к груди и закрыв глаза.
Мы с Маркусом переглянулись. Брат вздохнул и отвёл взгляд, уставившись в почти непрозрачное стекло большого окна справа от ректорского стола.
Разговор не был длинным. Минут через пять крестный откинулся на спинку стула и холодно произнес:
— Не ожидал от вас обоих, что вы так отплатите родителям за их заботу и любовь.
— Марк не виноват, — виновато прошептала. — Я уговорила его. Практически заставила.
— Ты не могла его заставить. Он взрослый мужчина, иные здесь не учатся, — дядя Джей глянул на меня, поморщился и исправился. — не учились. Это и его ответственность.
— Что сказал лорд Клэйтон? — глухо спросил Марк.
— Толком ничего. Ему нужно сообщить все вашей матери.
Я переступила с ноги на ногу. Холодный тон крестного подействовал на меня больше, чем злые крики братьев. И я, опустив голову, ждала приговора.
— Идите в комнаты, — медленно и едва ли не с отвращением, сказал лорд ректор. — Маркус, придёшь ко мне завтра после завтрака, занятия никто не отменял. Доминика, за тобой зайдет мастер Дюваль. Разговор ещё не закончен. Вы оба разочаровали меня. Сомневаюсь, что мое отношение может стать прежним.
 
Мы ушли, раздавленные его словами. Дядя Джейсон много значил для всех нас. Папа был единственным другом барона Шадрэ, и семью Борнэ лорд ректор считал едва ли не своей собственной.
В комнате я завалилась на кровать и не пошла ни на обед, ни на ужин. Нужно выплакать последние слезы именно сегодня, больше не будет шанса. И я выла, вцепившись в подушку. Специально накручивала себя, чтобы сделать больнее. Семья отказывается от меня. Лорд Джейсон выкидывает из академии. Братья больше не разговаривают.
От слез горели глаза, от всхлипов началась икота. Наволочка промокла насквозь. В какой-то момент отчаяния и самобичевания я даже стукнула кулачком по деревянной раме кровати, содрав тонкую кожу на пальцах.
Истерика утихла, оставив после себя опустошенность и нервную дрожь. Я стянула наволочку, разделась и вместе с ней залезла в душ. Вода хлынула сама — горячая, тугая, выжигающая боль из груди и отчаяние из головы.
Переступила порог я словно другим человеком. Медленно разложила ткань на горячих камнях, нашла новую наволочку и перестелила постель. Чувство вины, утром достигшее апогея, сейчас притупилось, съежилось.
"Это моя жизнь. Мой выбор и моя ответственность".
Уснула я рано. Кажется, кто-то стучал в комнату, звал меня, но сонная апатия не выпускала из объятий, опуская все глубже и глубже в темные глубины. Там, где я не одна, где близкие поддержали мой выбор, где я нашла свое собственное место в жизни.
  
Глава четвертая
 
Раздеваться я начала, едва закрыв за собой дверь. Руки не слушались. Такое ощущение, что мастер Кросс нажал на какие-то скрытые точки, отключающие мышцы. Чтобы снять нагрудник у меня ушло в три раза больше времени, чем обычно. Бинты и одежда остались лежать на полу бесформенной кучей — сейчас у меня не было сил убрать вещи. Сначала горячий душ.
В очередной раз вспомнила свою ванную дома — изящную керамическую чашу на золотистых ножках. Сделанную на заказ — специально под мой рост. И мои любимые наборы для ванны — пена, соль, жидкое мыло — все с душистыми ягодными запахами, с добавлением нежного крема и масла.
Реальность радовала лишь наличием горячей воды. Мыло здесь тоже было — коричневая густая субстанция, от которой мои короткие волосы стали жёсткими и сухими. Но, стоя под тугими струями обжигающей воды, я испытывала такое блаженство, от которого подкашивались ноги, и с губ срывались счастливые стоны. Зажатые мышцы расслаблялись, усталость уходила из тела и вместе с водой исчезала в узком отверстии слива. Я вспенила коричневую субстанцию в ладонях и, с сожалением отступив от потока воды, быстро намылила все тело. Взбила пену в волосах и шагнула обратно под горячие струи.
Из душа я выходила уже в боевом настроении. Подумаешь трехчасовая тренировка! Поем, отосплюсь и буду как новенькая!
Я привычно застирала бинты, трусики, и пропахшую потом тунику для тренировок. Остальное сложила аккуратной стопкой. С лёгким чувством вины посмотрела на лужицы воды, оставшиеся на каменном полу после купания, но решила, что у меня найдутся более важные дела, а вода и сама высохнет.
Мама появилась, когда я уже села за стол и со вздохом открыла записи мастера Дюваля.
— Доминика! — позвала она, и я развернулась к ней так резко, что едва не свалилась со стула. В голосе мамы, да и на родном лице, отразились совершенно разные эмоции — яркое облегчение, тихая радость и бессильная злость.
— Мама? — недоверчиво выдавила я и задала абсолютно нелепый вопрос. — Как ты сюда попала?
Леди Валери тихонько хмыкнула и вздохнула:
— Иди ко мне.
Осознав, что мама действительно здесь и пока даже не ругается, я рванула к ней. Вдохнула родной запах, спрятала лицо на плече. Мама сделала несколько шагов назад и опустилась вместе со мной на кровать. Я сползла, как в детстве устроив голову на ее коленях.