...начинают и проигрывают

Сутки, предоставленные мне законом, были уже на исходе, когда я отправился к майору Антонову с готовым постановлением.
— А я как раз собирался посылать за вами,— он смотрел на меня непривычно строго.-Ну, что там?
Квашин нажаловался?…
Нет, просто начальника беспокоило дело Смагина. Приходила со слезами его мать, были звонки из дирекции комбината.
Майор внимательно выслушал мой краткий доклад. Я изложил основные факты в свою версию случившегося.
— Что ж, звучит вполне убедительно. Он сознался?
— Вчера — нет. Сегодня еще не допрашивал.
— Почему?
— Хочу сразу предъявить ему все улики. Они неопровержимы, под их тяжестью он сознается.— И добавил, секунду помедлив под его жестким взглядом.-Я так думаю.
— Ага!— майор удовлетворенно кивнул и подписал постановление.
Но справиться со Смагиным оказалось мне не под силу. Я зачитывал из дела уличающие его места. Он подтверждал: все так. Да, выходил, да, курил несколько раз. Да, и Зое говорил: «Я ему покажу!» Все верно. Но с машиной ничего не сделал. Даже близко к ней не подходил. Не хотите верить — не верьте, только напрасно.
Наконец, я предъявил главный козырь — напильник.
— Узнаешь?
Он взял напильник в руки, рассмотрел.
— Мой. Где нашли?
— Там, куда ты выбросил.
Опять ощетинился:
— Никуда я не выбрасывал! Он просто пропал.-Покусал губы, спросил:— Вы правда думаете, я виноват?
Или по долгу службы!
— Интересный вопрос!… Ладно, отвечу: да, думаю.
И произнес перед ним целую речь:
— Я знаю, ты не хотел смерти Васина. Ты считал, на машине поедет Олеша. Больше того, я даже верю, что и Олешу ты не думал убивать. Просто, в запале ре шил отомстить за Зою, и не задумывался о последст виях.
Андрей все порывался что-то сказать, даже вскинул руку.
— Погоди! Спросил, так слушай… Да, Олеша еще тот тип, это я тоже знаю. И если бы ты вместо того, чтобы устраивать самосуд, обратися бы… ну, хоть ко мне, его бы так проучили — век не забыл бы! Но ты решил рас правиться с ним сам и вот ты преступник… Погоди, я еще не кончил! И дело это непоправимо: отпирайся не отпирайся, все равно придется отвечать. Одно я те бе советую: признайся! Не потому, что мне нужно. Я могу передать дело в суд и без признания. Просто, тебе самому будет лучше. Ты еще несовершеннолетний, суд примет во внимание раскаяние. Мотивы ясны, непред намеренность тоже, строго не накажут. Может быть, даже сидеть не придется. Исполнится восемнадцать, и пошлют сразу на фронт. Когда тебе призываться?
— Весной.
Опустил голову, задумался. Над тем, что услышал от меня? Тогда нужно помочь ему преодолеть недоверие, страх.
— Я теперь говорю с тобой не как работник мили ции — просто, как человек с человеком… Веришь мне?
Андрей не ответил. С ним произошла какая-то перемена. Он нервно провел рукой по стриженным волосам, напрягся весь. Но в глаза мне смотрел открыто, чуть сощурившись.
— Товарищ лейтенант!— Следовало поправить его, напомнить, что он должен называть меня гражданином, так положено, но у меня не повернулся язык.— Това рищ лейтенант, вот если бы вас обвинили в каком-ни будь преступлении, а вы знаете, что не виноваты, даже вот на столечко не виноваты, как бы вы поступили? Соз нались бы, чтобы суд принял во внимание ваше раская ние?
— Если не виноват?— переспросил я.-Конечно, не сознался бы. Пусть там что-хоть вышка. Но только, если не виноват.
— Видите!— он откинулся на спинку стула: напря жение исчезло, на смену ему пришла успокоенность, на игранная или естественная — не понять.— Я тоже не сознаюсь. Что бы мне ни говорили! И вы, и другие.
Ну вот… А я — то рассчитывал, что Смагин отойдет, размякнет и не станет больше так нелепо упорствовать.
Все улики против него, все настолько очевидно, а он- нет! Знай твердил свое: невиновен, невиновен…
Что ж, тем хуже для него. Отчаянное мальчишеское упрямство если и подействует на суд, то лишь в совсем обратном направлении.
Я больше не стал уговаривать и убеждать. Дал Сма-гину подписать постановление о предъявлении обвинения. Он колебался:
 
— А не будет считаться, что я сам признался, если подпишу?
— Не будет, не бойся. Просто юридическая фор мальность. Чтобы знал, в чем тебя обвиняют.
— Ладно. Я вам верю.
И макнул перо в чернильницу.
А у меня вдруг снова шевельнулось сомнение. Ну, может, может ли этот парнишка взять и послать на смерть человека?
А, разозлился я сам на себя, может — не может, плюнет-поцелует… Нечего гадать на ромашке, только факты, факты!
— Готово?— Мой голос прозвучал без нужды резко.
Он, озадаченный таким тоном, взглянул удивленно:
— Да…
Сразу же, словно ждали за дверью, когда он подпишет, в кабинетик вошло двое начальников: майор Антонов и капитан Квашин. Вот теперь Квашин доложил обо мне — точно! Это было нетрудно прочитать на его сияющем лице.
Я встал. Смагин тоже.
— Как тут у вас?— спросил Антонов.
— Заканчиваем, товарищ майор.
— Сознался?
— Нет.
— Почему?— он бросил на Андрея косой недовольный взгляд.
— Потому что не в чем,— с вызовом ответил тот.
— Молчать!— крикнул, выслуживаясь перед начальством, капитан Квашин.
Смагин окинул его презрительным взглядом:
— Как же я могу молчать, когда спрашивают?
Квашин топнул ногой:
— Еще поговори, поговори у меня, бандит!
У Смагина раздулись крылья тонкого носа.
А вы на меня не топайте!
— Что-о?
Квашин, теряя самообладание, сжал кулаки.
— Товарищ капитан…
Спокойный холодный голос майора Антонова сразу привел Квашина в чувство. Он поправил дрожащей рукой свои купеческие кудряшки:
— Извиняюсь, товарищ начальник. И так нервоз, а тут еще провоцируют всякие гады.
— … Попрошу вас, сходите в мой кабинет, позвоните в горотдел майору Никандрову. Спросите, не будет ли он возражать, если завтра на совещание вместо меня пойдете вы.
— Слушаюсь!
Квашин радостно зарысил в коридор. Он, в противоположность Антонову, обожал всякие совещания и заседания, особенно в горотделе. И делать ничего не надо, и у высокого начальства на виду.
Дело Смагина, сложенное в подобие папки из нескольких склеенных газет, лежало передо мной на столе. Майор Антонов взял его, полистал.
— Вам прочитали заключение экспертизы, что шланг был кем-то поврежден?— обратился он к Смагину.
— Прочитали. Но это не я повредил, не я!
— Кто же тогда?
Андрей наморщил гладкий коричневый, еще не утративший летнего загара лоб.
— Не знаю, товарищ майор, просто не знаю. Я уже и так думал, и эдак… Не знаю!
— Олеша враждует еще с кем-нибудь в гараже?
Андрей чуть помешкал.
— Ну, как?… Просто не любят его, и все. Вот там, где он живет, на Зареченской, там многие на него зуб име ют.
— Как бы они к вам в гараж попали?
Пожал молча плечами.
— Значит, в гараже только у вас одного были с ним счеты?
Вздохнул, посмотрел на потолок, словно надеялся там найти ответ. Снова вздохнул, так ничего и не сказав.
— Послушайте, Смагин,— сказал Антонов,— мы люди опытные, профессионалы, ошибаемся редко. По мате риалам дела получается, что либо вы сами устроили эту
штуку с зисом, либо кто-то сознательно работал под sac. Третьего не дано. Так вот, мог вам кто-нибудь устроить такое по дружбе?
И поскольку Смагин все молчал, повернулся ко мне:
— Как насчет Олеши?
— Сомневаюсь,— я покачал головой, не сообразить ему.
— Тупая скотина!— бросил вдруг Андрей со внезапно прорвавшейся злобой.
Антонову не понравилось. У него шевельнулись скулы, он кольнул Андрея взглядом, коротким резким движением отодвинул дело:
— Что ж, заканчивайте, товарищ лейтенант! Завтра, самое крайнее послезавтра, передадим в прокуратуру.
И вышел, так ничего не сказав про мой сегодняшний с Квашиным веселый разговор.
  
12.
 
Уходя на перерыв, я сделал приличный крюк и заскочил на работу к Арвиду. Его отделение находилось в самом центре города, напротив двухзального кинотеатра «Товарищ». Здесь показывали новую английскую кинокомедию «Джорж из Динки-джаза», и к кассам, осажденным в основном школьниками, не было никакого подступа. А что будет позднее, часов в девять или в десять вечера, когда сюда хлынет после смены рабочий народ?