Следствие ведут знатоки
— Нет.
Томин решил последовать совету и мольбе женщины с хрустальными глазами: «С ним нельзя силой!..»
— Попробую образумить. Я для Багрова абстрактная величина, никаких дополнительных эмоций не вызываю.
— Можно попытаться, — заинтересовался Гусев.
— Но надо войти внутрь. Через стену не разговор, нет контакта.
— А вот это рискованно!
— Рискованно, товарищ майор! — всполошился Иван Егорыч. — Мужик здоровенный… себя не помнит…
— Он вас не впустит, — понадеялся Гусев.
— Да зачем это в одиночку… Багров того и не стоит, чтобы геройствовать!
— Простите, Иван Егорыч, за операцию в конечном счете отвечаю я. Вмешивайтесь, только если услышите борьбу!
Гусев, а за ним участковый выразили свое волнение тем, что крепко пожали Томину руку.
«Раньше в подобных случаях крестились и говорили „Господи, благослови!“» — подумал он, направляясь к амбару.
И — вот опять! — запах опасности ударил в лицо. Что за притча! Томин собрался и внутренне построжел. Мельком глянул на луну. Идеально круглая. Говорят, в полнолуние люди совершают гораздо больше безумств.
— Хочу кое-что сказать вам, Багров! — произнес он раздельно, обращаясь почему-то к стене правее двери. И именно оттуда хриплый голос осведомился:
— Это кто ж такой?
— Я человек вам неизвестный. Может, потолкуем для знакомства без свидетелей?
Щель между досками приходилась ниже уровня глаз, и Багров стоял, неудобно пригнувшись. Снаружи были враги. Еще недавно он воспринимал их иначе, без ненависти, сосредоточенной на Загорском. Теперь пистолет просился поработать против кого угодно. Этот крепыш в штатском, который явился знакомиться, тоже враг. Раз снаружи, то враг. И не о чем с ним толковать.
— На кой черт ты мне сдался? — спросил Багров, прилаживая ненадежнее дуло.
— Как знать, Багров… Я вот думаю, мы поладим. Ну? Впустите меня. Неужели побоитесь одного-то? А мой друг Пал Палыч Знаменский рассказывал, что вы человек отчаянной храбрости.
Томину случалось пользоваться именем Знаменского как паролем — и обычно срабатывало. Сработало и на сей раз. Напоминание, что есть на свете хорошие люди, на минуту сбило накал злобы в Багрове. Параллельно присоединилось кичливое желание доказать свою отвагу.
Он отвел пистолет и внимательно посмотрел в щель. Гусев с участковым застыли в отдалении. Устраивая игру в прятки, Багров не обдумывал стратегии и тактики; ждал ходов противника. Ход сделан. Чем же ответить?
— Ладно. Одного пущу. Только руки из карманов вынь. Вынь, говорю!
Багров выбил подпорки, дверь открылась. Томин приостановился на пороге, привыкая к полутьме. Сквозь щели, окошко и худую местами крышу проникал лунный свет, давая разглядеть очертания предметов.
— Ну, чего ж ты? Заходи, раз такой смелый.
Томин вошел внутрь и увидел Багрова. Приспустив рукав полушубка, тот втянул в него пистолет; дверь он притворил, оставив лишь узкую щель для наблюдения. Затем рывком вскинул руку с пистолетом, и Томин оказался на мушке.
«Ну вот! Какого лешего я попер против предчувствия?!»
— Это новость, — сказал он вслух. — Как вы его раздобыли?
— Сам, голубчик, приплыл.
— Пистолеты сами не плавают. Сколько пуль в обойме?
— Всем хватит! Восемь штучек, как огурчики!
— Ваше счастье, что ни одной не истратили.
— Специально для тебя припас… Ну, давай, что ли, потолкуем. Как звать тебя, раб Божий?
«Замечательный диалог. Но рука у него постепенно устает, так что продолжим».
— Старший инспектор МУРа майор Томин.
— У Бога майоров нету, — с издевкой усмехнулся Багров. — Имя говори.
— Александр.
— Александр, значит… И что же такого пришел ты мне сказать, раб Божий Александр? Какое заветное слово?
Туманный световой шнур протянулся сверху и уперся в стену рядом с Багровым, расплывшись серым пятном. Это луна краем заглянула в окно под коньком крыши. Пятно будет постепенно перемещаться, примет прямоугольную форму и скоро высветит голову и плечи Багрова… который пока готов глумливо выслушать «заветное слово».
— Не к тому я Багрову шел с этим словом, — Томин уныло понурился… чтобы осмотреть пол возле себя; справа вырисовывалось что-то угловатое, зато слева было удобное пустое местечко.
— Ты считал, я сопливенький! — упивался Багров властью оружия.
— Да нет, всем известно, что Багровы лихих кровей. Я считал, Михаил Багров — мужик с крутыми заносами и запутался в своей жизни, дальше некуда. Не помешает ему человеческий разговор. А выходит, человеческий разговор вам без надобности. Зачем было меня впускать?
— Зачем?.. — он уже как-то подзабыл и, ища объяснения, напал на гениальную идею: — А вот пальну сейчас — еще одна пушка моя. С двумя-то я всех порешу, сколько ни сбегись!
«Недурно… Впрочем, он пьяноват, да и луна слишком уж круглая».
— Значит, полагаете, я пришел сглупа?
— Ясно, сглупа. Те вон, — кивнул Багров на дверь, — поди, не сунулись!
— Ошибаетесь, Багров. Поверьте, я умею достаточно быстро падать, чтобы вы промазали — рука-то вон подрагивает. И умею, падая, выхватить оружие и выстрелить раньше, чем успеете вы.
То была чистая правда, и все мышцы уже изготовились, и место на полу присмотрено.
— Так за чем остановка, майор Александр? — вдохновился Багров. — Попытай счастья. Может, и поживешь еще. До полковников дослужишься. А я до своей черты дошел, понял? Что ты меня, что я тебя… Жалко, одно дело не доделал… а так все едино!
Томин задумчиво хмыкнул. Конечно, и луна, и водка, и оружие — все влияет. Но главный корень — безысходное отчаяние. А откуда оно?
— Вы, кажется, и впрямь хоть сейчас на тот свет…
— От этого света меня с души воротит! Ну, давай, кто кого!
Серый квадрат наползал на Багрова, но еще не вобрал его целиком. Томин надеялся, что противник не отодвинется в тень, что его удержит у двери стремление следить за Гусевым и Иваном Егорычем.
Кувырком кинуться на пол, выстрелить и попасть — не проблема. Но куда при этом угодит пуля, Томин поручиться не мог. Да убережет Багрова луна.
— Ладно, дуэль так дуэль, — притворно согласился Томин. — Но зачем торопить судьбу? Дуэль потерпит.
Три раза повторил он красивое словечко. Пусть проникнет в сознание ли, в подсознание Багрова — куда пробьется. Главное, что дано имя. Оно предписывает соблюдение определенных принципов. Оно подразумевает, что соперники достойны друг друга и равны.
И уже по праву дуэлянта (а не инспектора МУРа) Томин спросил:
— Скажите, почему вы не явились в милицию, хотя дали слово жене?
— Этого ты не трожь! — запретил Багров.
Но дуэлянт Томин не послушался:
— Она сидела там, в дежурной части, и ждала. Принесла какие-то трогательные свертки с едой… Потом мы стали собираться за вами. Майя Петровна увидела, как заряжают пистолеты, и помертвела.
«И я обещал не стрелять в ее мужа… Ах, чтоб меня ободрало — обещал не стрелять!»
— Я пришел образумить вас, Багров.
— Замолчи, майор.
— Нет, раз начал, то договорю. Я ведь побывал в колонии и добрался до Калищенко. Калищенко — мразь и подлый врун!
— Кончай! — почти взмолился Багров, не в силах перенести еще один нравственный переворот.
— Минутку внимания. Мы намерены стреляться. Исход неизвестен, а перед смертью не врут. И я говорю вам: у вас нет дела в Новинске! Ни единый человек не допускает даже мысли о правоте Калищенко. Один вы. Почему?..
Багров забыл придерживать дверь, слушая Томина. Она покачивалась под ветром, все шире открываясь. Донесся скрип шагов. Багров выглянул.
— Кто там третий топает? — спросил без интереса.
— Наверное, шофер. Надоело ждать в машине. Но сюда никто не войдет, пока наш разговор не кончится… так или иначе.
Двое снаружи чувствовали, что находятся под наблюдением, и Гусев загодя подал знак шоферу, чтобы тот не бежал: нельзя было выказывать тревогу.
— Товарищ капитан, сейчас передали по рации…