Следствие ведут знатоки

Томин разговаривал с начальником охраны и сторожем. Первый, служака лет пятидесяти, был удручен, второй возбужденно словоохотлив.
— Собак нету, — отвечал он на вопрос Томина. — Мы кошек держим.
— Каких еще кошек?
— Видите ли, — пояснил начальник, — склад большой, товар разный, сильный урон бывал от мышей.
— Спасу не было! — затараторил сторож. — Мышь, она ведь все сожрет. Сапоги дай — сожрет. Пианину дай — и ту сожрет. Так что киски у нас. Собак нам никак нельзя.
— Ясно, вы свободны.
Сторож нехотя отошел.
— Той дверью давно не пользуетесь?
Начальник оглянулся на широкую дверь в боковой стене, где под присмотром двух служивых кошек возилась Зина, изучая и фотографируя распиленную металлическую задвижку.
— Тут дело вот в чем: раньше забор дальше стоял. Потом, как его придвинули, с той стороны машине стало не подъехать. Тогда дверь закрыли наглухо, пользуемся одними фасадными воротами. Около года уже. Простите, как вы расцениваете факт повреждения сигнализации?
— Плохо расцениваю. Знал он, что это сигнализация. Кто мог его просветить? Только кто-то из ваших.
— А может быть… случайно?
— Подпрыгивал и рвал какие-то провода?
— Ну, если кто из моих ребят — я дознаюсь! Я из них душу вытрясу!
— Нет уж, пожалуйста, без самодеятельности. Вы нам всех распугаете.
И Томин пошел наружу обследовать подступы к той самой двери.
Вор перелез забор почти напротив нее — на раскисшей осенней земле остались две вмятины от его прыжка. Подняв прутик, Томин вставил его в щель между досок, чтобы пометить место, и двинулся кругом. Конечно, забор было нетрудно перемахнуть, но иногда на него нападала солидность, мешавшая резвиться.
По другую сторону забора лежал кучей вонючий шлак, и около виднелись в глине следы «Москвича». Сделав петлю, они убегали обратно в тихую улочку.
Кибрит тем временем закрыла фотоаппарат и вооружилась лупой. Задвижка была пропилена на пять шестых толщины, оставшаяся полоска стали сверкала свежим изломом. До взлома подпил, вероятно, скрывала боковая скоба.
А за спиной длинное помещение с замусоренным полом делил пополам широкий проход. Слева и справа от него пространство было загромождено высоко вздымавшимися штабелями ящиков, тюков и рядами стеллажей для товаров в мелкой упаковке. Между штабелями и стеллажами пролегали тесные полутемные тоннели, сплетавшиеся в запутанный лабиринт. Здесь таилось много всего, что требовало пристального внимания. Предстояло, например, восстановить маршрут похитителя шуб, сумевшего найти самое ценное, что было на складе. Кибрит тоже думала, что у него имелся пособник или пособники, так как задвижка была подпилена изнутри.
Об этом она и сообщила явившемуся с улицы Томину.
— Мне бы надо знать, когда сделан подпил.
Прищурилась усмешливо:
— Всего-навсего?
Она сама верила в науку, но нельзя же вот так настырно и слегка капризно требовать чудес.
— Шурик, с точностью до минут никакой химик не скажет.
— Тогда вот что: пойди погляди на отпечатки протекторов за забором. У ворот Панин, он тебя проводит.
Зина прихватила чемодан и направилась к воротам.
При ее дотошности они в этом складе проторчат до утра. Зина обожает валандаться с пустяками. Впрочем, нет особого расчета возвращаться раньше открытия буфета.
Летом она провела отпуск в Болгарии и привезла ворох рассказов, из которых в памяти Томина осело два завистливых впечатления. Первое — солнце. Второе — магазин в Софии с названием «денно-нощно», круглые сутки торговавший съестными припасами. Ему представился румяный калач с добрым ломтем брынзы. Впрочем, калачей в Болгарии, пожалуй, и не пекут. Ну, пусть не калач, пусть будет булка…
Первый этап переговоров с задержанным он уже провел. Был тот медвежьего сложения, ручищи в коричневой шерсти, и носил фамилию Силин. Заявил, что на складе «грыбы собирал». А на строгое предложение отвечать всерьез раскричался нарочито грубо:
— Ты, чернявый, меня не пугай! Да я тебя одной рукой по стене размажу!..
Немножко его послушав, Томин применил прием из Пашиного репертуара:
 
— Не нужно ли сообщить кому из родных, что вы арестованы и где содержитесь?
— Во, какой хитрый «мусор»! — передернул Силин необъятными плечами. — Ты гляди, а? Нет у меня никого и ничего!
— Плохо. Значит, и передачу некому принести?
Томин вытянул из пакета шубу, черный каракуль упруго развернулся, расправился, заблестел по-дорогому.
— Кому ж вы тогда шубы брали? Самому вроде маловаты будут?
— Показаний не даю. Сказал — все. Точка. Силин.
Ну и шут с ним. Не больно нужны его показания, раз взят с поличным.
Однако чем-то же надо заняться пока что? Вон Зинаида уже отстрелялась со следами на пустыре.
— Замерила, сфотографировала?
— Да. Тот «Москвич» приезжал часа два назад. Как обут задержанный?
— Полуботинки на коже, стоптаны наружу, мысок тупой, размер этак сорок пятый, — не раздумывая ответил он.
— Таких следов там нет. Но Силин мог шагнуть из машины прямо на шлак.
— Сколько стояла машина?
— Недолго. Скажем, десять минут. Сними с него обувь. Причем бережно, дабы не отрясти прах с его ног. Прах мне нужен для экспертизы.
— А как я отправлю его в камеру? Босиком?
— Раздобудь обувку у здешних.
— Зинуля, — Томин сделал умильную физиономию, — давай проявим особую оперативность!
— Ну?
Он выложил просьбу. Пока Силину в милиции откатают пальцы, да пошлют в дактокартотеку, да пришлют ответ… Словом, у Зинули в следственном чемодане все есть. И пусть она возьмет свою лупу и за десять минут — по минуте на пальчик — выведет формулу отпечатков. Она же все эти узоры, петли, завиточки знает по номерам!
— Ну, допустим, раз тебе не терпится. А дальше?
— Дальше я немного посуечусь, авось толк выйдет.
Откатать пальцы поручили одному из сотрудников милиции, которые все равно стояли без дела, и Кибрит, устроившись на ящике, считала витки и спирали, а Томин гладил оглушительно мурлыкавшую кошку и созерцал невежливого верзилу сквозь частые переплеты застекленной перегородки. Не ожидал он засыпаться. И вдруг ту-ту и опять тюрьма, и горит полночная звезда. Телефон находился подле него в конторе. Не годится. Надо связаться из оперативной машины.
По радиотелефону Томин передал в картотеку формулу. Да, судимый, ответили ему, отбывал там-то. Еще раз позвонил — дежурному на Петровку. Дежурный заказал «молнию» с начальником колонии. И через полчаса Томин знал, на каком масле Силина изжарить.
Войдя в контору, прежде всего проверил себя. Обувь Силина он описал верно. Присел к столу, где лежали злосчастные шубы. Грубую веревку, которой был завязан мешок, Зина собственноручно перерезала так, чтобы узел сохранился в неприкосновенности. Этот узел ей почему-то приглянулся.
— Ну, Силин, не надумали поговорить? Как, кстати, ваше имя-отчество?
Зыркнул мрачно исподлобья.
— Имя-отчество теперь не понадобится. «Силин, встаньте!», «Силин, сядьте!», «Силин, отвечайте!» — и весь разговор!
— Попрошу вас разуться.
— Это зачем? Если в расход — так вроде еще не заслужил.
— Будем научно изучать ваш жизненный путь. Осторожно, чтобы не осыпалась грязь.
Появился сторож с ботиночной коробкой. Томин вынул оттуда пару теннисных тапочек. Силин через силу пошутил:
— Заживо в белые тапочки. Чудеса!
Обулся, пошевелил пальцами: тапочки были тесноваты. Томин упаковал его грязные ботинки. Извлек бланки протокола.
— Положите-ка вы свой протокольчик обратно в карман.
— Прежде его составить надо. Вы сегодня, как большой начальник. Будете посиживать, а мы вам документы на подпись.
Просто так покалякать Силин не отказывался.
— Значит, без меня дело не идет?
— Какая же свадьба без жениха? Да еще и сваты попрятались.
— Сваты? — Силин понял намек.
— А то нет? На такой свадьбе, да чтобы без сватов?
— Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит!