Тысяча свадебных платьев
Когда из кухни показалась Камилла с двумя тарелками, Рори отодвинула эти мысли подальше.
– Фриттата со спаржей и грибами, – объявила мать, эффектным движением выставляя тарелки на стол.
– Выглядит восхитительно! – воскликнула Рори, занимая свое обычное место. Ее матушка никогда не слыла заядлым кулинаром – и тем не менее довольно хорошо знала, как управляться на кухне.
Камилла между тем вытащила из-под мышки несколько университетских учебных проспектов и вручила их Рори, после чего села напротив нее за стол.
– Они пришли еще на прошлой неделе, но ты тогда манкировала наш бранч. Еле сдержалась, чтобы не сказать почтальонше, что знать не знаю девушки по имени Рори, и не спросить, нет ли у нее почты для моей дочери Авроры.
Рори сухо улыбнулась:
– Тебе пора уже найти какую-то новую тему, мама. Эта шутка явно устарела.
– Рори – какое-то мальчишеское имя. А тебя зовут Аврора. И это очень красиво. Вполне подобающе леди.
– Подобающе престарелой леди, – парировала Рори. – И как раз папа его и сократил. И его такая укороченная версия ничуть не напрягала.
Мать даже фыркнула в ответ:
– Чтобы что-то могло напрягать, надо по меньшей мере находиться рядом.
Рори взяла со стола вилку, с вялой рассеянностью потыкала ею во фриттату. Да, так оно и было. Интересы ее отца всегда простирались где-то поодаль. Она не представляла, сколько у него на счету было «левых» похождений, однако подозревала, что мать знала, сколько именно. На протяжении долгих лет Камилла отслеживала каждую женщину, входившую ненадолго в жизнь Джеффри Гранта, скрупулезно добавляя новое имя в коллекцию, точно четвертаки в «ругательную банку» [6].
Очевидно, Камилла не развелась с ним из-за дочери, хотя Рори подозревала, что уик-энд в майамском курортном Дорале с двадцативосьмилетней секретаршей мог бы стать решающим ударом по их браку, если бы отец не умер в ее постели. Большинство светских дам не смогли бы оправиться от подобного скандала – от столь катастрофической развязки и столь лакомого для публики клише, – однако для Камиллы это стало жемчужиной ее коллекции измен, с гордостью приобретенным знаком чести.
– Ты, я вижу, ничего не ешь?
Рори взяла из вазочки с клубникой ягоду, принялась старательно жевать. Камилла тем временем достала из ведерка со льдом бутылку «Вдовы» и завозилась с пробкой. Через пару минут Рори потянулась через стол и забрала у матери шампанское:
– Позволь-ка, я открою, пока ты не выбила никому глаз.
Вскоре пробка с легким хлопком выскочила из бутылки. Рори налила шампанское в бокалы, добавив апельсиновый сок. Без слов, по привычке, они легонько чокнулись коктейлями, после чего обе принялись за еду.
За завтраком разговаривала в основном Камилла, со стороны Рори требовался минимум участия. Сплетни о пластических операциях и слухи о разводах. Сообщение о предстоящей поездке подруги в Ирландию. О том, что дают в следующем сезоне в Бостонском оперном театре. О тематике для новогоднего благотворительного бала, который Камилла вновь организовывает в этом году. В конце концов их незатейливая светская беседа неминуемо вторглась на уже знакомую, хотя и очень дискомфортную для Рори территорию.
– Я тут на днях случайно повстречалась с Диной Маршалл, когда отвозила в ремонт часы. Дениз, ее младшая дочь, осенью собирается в Бостонский университет. Намерена заниматься музыкой. На арфе, если не ошибаюсь. Я ей сказала, что ты в августе собираешься вернуться в Тафтс заканчивать магистратуру. А затем, возможно, отправишься в Париж на стажировку, которую мы с тобой уже обсуждали. Она просила передать тебе всяческие поздравления.
– Дениз занимается фортепиано, – сухо констатировала Рори. – На арфе играет Патриция.
– Да, точно! Конечно же, на фортепиано. – Камилла взяла со стола салфетку, старательно промокнула рот. – Ну а ты как? Ждешь возвращения в колледж?
Рори снова потянулась за шампанским, освежила содержимое бокала, на сей раз обойдясь без апельсинового сока. Не торопясь отпила немного, потом подняла глаза на мать:
– Я ничего уже не жду.
Вздохнув, Камилла переложила себе на тарелку один из сконов.
– Ты что, дуешься на меня, Аврора?
– Мне двадцать три года, мама. Я уже не дуюсь.
– В самом деле? А что, по-твоему, сейчас происходит?
Рори поставила бокал с «мимозой» и выпрямилась на стуле:
– Мы три недели с тобой не виделись. И ты даже не хотела спросить, что нового слышно о Хаксе?
Камилла быстро взглянула на нее:
– Ну, разумеется, хотела.
– Интересно, когда? Мы уже закончили завтрак. Мы поговорили о подтяжке лица у Вики Фостер, о том, какая потрясающая еда в Британии, о твоих планах в связи с благотворительным балом и о том, что дочка Дины Маршалл решила заняться музыкой. И ты так и не сумела выбрать момент, чтобы втиснуть в этот насыщенный разговор имя моего жениха.
– Ты же не думаешь на самом деле, что я стану за завтраком обсуждать такие серьезные вопросы?
– Какое отношение это имеет к завтраку?
Уголки рта у Камиллы слегка опустились, идеально изобразив легкую обиду.
– Я старалась проявить деликатность.
– Деликатность?! – От этого слова Рори даже стиснула зубы, как будто хорошие застольные манеры и впрямь были оправданием такого наплевательского отношения. – Мне не нужно от тебя деликатности, мама. Мне необходимо, чтобы ты обо мне беспокоилась. Но тебе все равно. И всегда было все равно.
У Камиллы округлились глаза.
– Ну что ты такое говоришь!
– Он никогда тебе не нравился. С самого первого дня ты вела себя так, будто видела в нем лишь некую стадию моей жизни. Будто надеялась, что рано или поздно я из этого вырасту – как, например, из тяги к футболу.
– Это неправда.
– Как раз абсолютная правда. Тебе не нравилось ни то, как он выглядит, ни его увлечение серфингом, ни тот факт, что он оставил частную врачебную практику. Но главная загвоздка – что тебе не нравится то, что он приехал из какого-то маленького прибрежного городка в Северной Каролине, о котором здесь никто и слыхом не слыхал. И что его родители учили детей в средней школе, вместо того чтобы организовывать карточные турниры и званые ужины.
Тут же во всем облике матери изобразилось фирменное выражение негодования: расправленные плечи, вздернутый подбородок и ледяной взгляд поверх идеального аристократического носа.
– Ты делаешь совершенно ужасные намеки.
– Я вовсе не намекаю, мама. Я прямо об этом говорю. Многие матери сочли бы такого человека, как Хакс, очень удачной партией для своей дочери – но только не ты! Ты ведь желала для меня кого-то с правильной, на твой взгляд, фамилией и со стикером «Mayflower» [7] на чемодане. А теперь, когда Хакс пропал без вести, ты видишь в этом возможность быстро все переиграть. Хотя мне и не очень понятно, с чего вдруг твой собственный брачный опыт дает тебе право выбирать мужа кому-то другому.
Камилла застыла с обомлевшим лицом, как будто получила неожиданную пощечину.
– Прости, – торопливо буркнула Рори. – Я не имела в виду…
– Ну, разумеется, имела.
Рори шумно выдохнула, злясь на себя за то, что, сама того не желая, ударила ее по самому больному.
– Прости меня, пожалуйста, мне очень жаль. Я просто бешусь от бессилия, а ты попала под руку.
На лице у Камиллы обида сменилась озабоченностью.
– И что? Есть какие-нибудь… новости?
– Нет. Никаких новостей. Не бери в голову. Я не хочу об этом говорить.
– Тогда о чем ты хочешь говорить? Я ведь даже не представляю, что в последнее время происходит в твоей жизни. Ты не отвечаешь на мои звонки. Отказываешься от моих приглашений на ужин. Ты два воскресенья подряд уворачивалась от наших бранчей. Чем ты вообще сейчас занимаешься?
Рори неподвижно уставилась в свой бокал, в горле у нее словно набух тугой комок.
– Большей частью жду.