Тысяча свадебных платьев
– Я понимаю. Извини. Но ей к трем надо уже быть в Брейнтри – у ее родителей юбилей свадьбы. А занятия начнутся уже завтра. Так что это было единственное время, на которое мы могли с ней условиться.
– Но ты же почти ничего даже не съела. Давай я хотя бы соберу тебе чего-нибудь с собой.
– Нет, спасибо. – Рори резко поднялась из-за стола. – Все в порядке. Мне только жаль, что тебе придется прибираться одной.
– Чем еще мне тут заниматься. Через неделю я смогу тебя увидеть?
Что-то в лице Камиллы – то ли еле заметная складка между тонко подведенными бровями, то ли чуть опустившиеся уголки губ – все же задело совесть Рори.
– Я правда очень сожалею о сказанном. Насчет брака и мужа. Мне не следовало это говорить.
Камилла пожала плечами:
– Конечно, не следовало. Но ты, по сути, была права. А теперь езжай. Встреться со своей подружкой.
Глава 3
Рори
Выйдя из «Сладких поцелуев» и тут же влившись в толпу пешеходов, суетливо сновавших по тротуару Ньюбери-стрит, Рори взглянула на часы. Встреча с Лизетт растянулась на большее время, нежели ожидалось, и теперь она торопилась к своей машине, чтобы не получить штрафа. На углу Рори остановилась у перекрестка, ожидая, когда переключится светофор. Мысли все время возвращались к утреннему разговору с матерью. Она высказала Камилле такие вещи, которые сама же себе обещала никогда не говорить – какой бы истиной все это ни было! – и задела ее за больное.
Однако не только внезапное возмущение матери возбудило в Рори любопытство. Когда она говорила о Хаксе и о том, каково это – кого-то потерять, в какой-то момент Камилла закрыла глаза и вся как-то замерла, словно отгоняя непрошеные воспоминания. Редчайший момент уязвимости у женщины, которая никогда и никому не казалась уязвимой.
«У нас тоже, как и у других, порой сердце истекает кровью».
Вот только в случае Камиллы Грант это было не совсем так. По крайней мере, Рори подобного за ней не наблюдала. Когда она была ребенком, мать казалась ей высеченной из мрамора – чистого, без малейших изъянов и холодного на ощупь. Точно «Греческая рабыня» Хирама Пауэрса – только с бронзовым остовом роденовской Евы. Невозмутимая и ни к чему не восприимчивая – так, во всяком случае, казалось Рори. И все же это мгновение беззащитности сегодня утром, это выражение на ее лице… «Ты даже не представляешь, что я потеряла, Аврора». Что она имела в виду? Уж очевидно, не любовника. Хотя Рори вряд ли стала бы укорять свою мать в поисках утех на стороне. Рори даже не могла припомнить, чтобы ее родители проводили ночи в одной спальне, не говоря уж об одной постели. Как же ей, должно быть, было одиноко в браке!
Светофор наконец переключился, и стоявшая перед бровкой тротуара толпа засеменила по переходу. Рори тоже собралась было ступить на зебру, когда ее внимание вдруг привлек старенький дом из рядовой застройки на противоположном углу перекрестка, и девушка резко застыла на месте.
В этом угловом элементе сплошной вереницы домов, примыкающих друг к другу боками, ничего особенного вроде бы и не было. Трехэтажное обшарпанное строение из красного кирпича с выходящей на дорогу закругленной башенкой, которую увенчивала остроконечная крыша. Подобных домов вдоль Ньюбери-стрит было, наверное, несколько десятков. Или, если уж на то пошло – таких было полно на половине бостонских улиц. И все же в этом здании ощущалось нечто достаточно необычное, чтобы остановить Рори на полпути.
Лишенные занавесок окна подернулись слоем пыли. Вдоль фасада тянулась полоска давно не стриженной травы. Вокруг растрескавшихся ступеней крыльца валялся кое-какой мусор. Дом определенно пустовал – в этом не было сомнений. И тем не менее Рори не покидало ощущение, будто из какого-то верхнего окна за ней наблюдают.
Она всерьез было подумала рассмотреть это здание поближе, однако проехавшая мимо полицейская машина тут же напомнила Рори, что в шести кварталах от нее неумолимо тикает счетчик. Так что у нее не было сейчас времени тешить любопытство.
И все же, двинувшись дальше по Ньюбери-стрит, Рори поймала себя на том, что то и дело с острым сожалением оглядывается через плечо на старый дом. У нее появилось любопытное ощущение, как будто она покидает вечеринку в тот момент, когда там только начинает происходить что-то интересное. Что-то подсказывало ей, что этот заброшенный дом с ней еще не прощается.
Когда Рори наконец вернулась домой, было уже почти четыре часа. Она еле-еле успела избежать штрафа за парковку и решила счесть это за доброе предзнаменование. В последнее время она радовалась любым, даже мало-мальским удачам.
Рори сняла макияж, затем переоделась в спортивные штаны и футболку. Телевизор в спальне, как всегда, был включен, но работал с сильно убавленным звуком. Кэри Грант и Кэтрин Хепбёрн. «Воспитание крошки» 1938 года. Это был один из недавно развившихся у Рори «пунктиков» – денно и нощно держать работающим телевизор. Это давало ей иллюзию людского окружения и избавляло от гнетущей тишины, которая слишком уж быстро заполнялась мрачными мыслями.
«По-моему, самой тебе трудно справиться с тем, что произошло…»
Пронесшиеся в голове слова матери вызвали у Рори раздражение. Естественно, ей трудно с этим справиться! Ее жених исчез куда-то без следа. И если она станет изливать свое горе незнакомцу, который через равные промежутки времени будет кивать: мол, да, я понимаю, – это ровным счетом ничего не изменит.
Придя на кухню, Рори поставила в микроволновку миску с консервированным минестроне и, пока он грелся, взялась за сваленные контейнеры из-под готовой еды и полную грязной посуды раковину. Неужели это то, во что теперь превратилась ее жизнь? Готовые супы и еда из забегаловки. И куча грязных тарелок. Стопки любовных романов и еженедельные стычки с матерью.
Если она вовремя не остановится и не возьмет себя в руки, то превратится в итоге в одну из тех тетенек, что всю свою жизнь тратят на заботу о здоровье и на кормление восемнадцати кошек. Сильное преувеличение? Может, и так. Но это отнюдь не где-то за рамками реальности. Хотя пару кошек ей все же завести не помешает. А еще несколько домашних платьев в цветочек. И, может быть, пару мохнатых шлепанцев.
Рори прикрыла глаза, словно отгораживая эти удручающие образы. Ее растили привилегированным ребенком, типичной малолетней обладательницей трастового фонда. Машины, элитная одежда, во всем дизайнеры – чего ни коснись. Элитные летние лагеря и самые лучшие школы. Ей же самой ничего этого было не надо – ничего, кроме возможности жить собственной жизнью. Взрослея, она мечтала о том, как сумеет наконец избавиться от гравитационного притяжения своей матери и проложить свой жизненный курс. И это уже вот-вот должно было случиться. А потом Хакс пропал, и все их планы сразу развалились.
Где бы она могла быть теперь – в эту вот самую минуту? – если бы, последовав совету Хакса, устремилась за своей мечтой? В собственной галерее искусств для начинающих, никому еще не известных художников. «Неслыханное дело» – так она собиралась ее назвать. На такое необычное название натолкнул ее Хакс. Да и вся идея, собственно, принадлежала ему.
Они тогда отправились в один из местных пабов послушать новую группу и в результате засели там до самого закрытия. Когда вышли из заведения, улицы уже были пусты, и они решили прогуляться. Хакс обнял ее за плечи, и в ту студеную осеннюю ночь исходившее от его тела тепло казалось особенно уютным и желанным. Проходя мимо какой-то скромной галереи, Рори замедлила шаг, любуясь картиной в витринном окне.
– Ты вот любишь искусство, – непривычно серьезным голосом заговорил вдруг Хакс. – Ты профессионально изучаешь искусство. У тебя степень бакалавра в области изящных искусств. Как же так получилось, что ты сама искусство не творишь?