Борден (ЛП)

Без предупреждения другой рукой он скользнул по моей спине и сжал мою задницу, твердо удерживая напротив него. Он действовал, словно имел право прикасаться ко мне так, как захочет. Самоуверенный ублюдок, знающий, что превращает меня в расплавленную огненную лаву, готовую взорваться по его команде.
Мои ноги дрожали, между бедер покалывало. Клитор запульсировал, боль внутри меня нарастала с каждой секундой. Он не прерывал поцелуя, его твердая рука по-прежнему была обернута вокруг моей шеи. В моем мозгу стали проноситься тысячи образов. Я представляла, как он поднимает меня и распластывает на столе. Думала о том, как хорошо будет ощущать его внутри, когда он погрузится в меня, заполняя мою пустоту миллиметр за миллиметром. Мне было удивительно хорошо в этой фантазии. Это все оттого, что я чертовски возбуждена.
Мне было стыдно, что я не могла этого контролировать, но мои губы умоляли его не останавливаться. Господи, не останавливайся! Я стонала в его руках — блядь, я реально стонала — его ласки подводили меня к оргазму.
А потом так же резко он оторвался от моего рта, и я чуть не застонала снова — на этот раз от сожаления. Моргнув, я открыла глаза и встретилась с его озадаченным взглядом. Его грудь вздымалась вверх-вниз. Он убрал от меня руки и сделал шаг назад. Глаза все еще прикованы к моим с выражением «какого хрена только что произошло» на лице. Я была уверена, что выгляжу так же.
Я не могла вымолвить ни слова.
А что тут скажешь? Типа, эй, почему ты целуешь меня после того, как я влепила тебе пощечину? Почему мне это тоже понравилось? Минуточку, есть более важный вопрос: почему тебе это понравилось? Пожалуйста, просвети меня, и, может, мы сможем продолжить то, что делали: пощечины и объятия, и поцелуи — все остальное!
Конечно, нет. Возбужденную Эмму надо утихомирить и запереть в клетку. Маленькая распутница. Постыдилась бы!
Собравшись, он откашлялся.
— Считай, теперь мы квиты, — сказал он опасно низким голосом.
В его голосе сквозило возбуждение, я поняла это. И, мой Бог, это было горячо.
— Все должно остаться здесь, — грубо продолжил он, его тяжелый взгляд остановился на моих глазах. — Я не хочу, чтобы что-то всплыло снова только потому, что ты снова откроешь свой симпатичный гребаный ротик. Иначе мне придется вернуться и использовать этот маленький гребаный рот снова. Поняла?
Он не стал дожидаться моего ответа. Резко развернулся и вышел, не удосужившись даже попрощаться, потому что когда это такие люди говорили «до свидания», правда?
 Это был просто поцелуй, выброси этого парня из головы, Эмма. 
Мои ноги ощущались, как желе, когда я медленно последовала за ним. Практически задыхаясь, я вышла из офиса и посмотрела ему вслед. Сильный, высокий, уверенный в себе, но даже я заметила, что он сам был не готов к тому, что произошло. Я удивила его, и не знала, как теперь себя вести.
Потому что я и сама была удивлена.
Когда он исчез из вида, я провела пальцем по своим губам, ощущая их припухлость. Я протяжно вздохнула, напряжение медленно покидало мое тело. Его прикосновения все еще ощущались, я старалась игнорировать странную тяжесть в груди. Блядь, его рот целовал меня. Эти гребаные погибельные губы оправдывают свое название. Он завелся от пощечины, но… почему?
Чувствуя любопытные взгляды практически каждого посетителя забегаловки, я развернулась и поспешила прочь. Выйдя через заднюю дверь, я остановилась на дорожке, лениво уставившись на граффити на стене, слушая щебет птиц над головой и ожидая, когда охладится моя кожа и восстановится дыхание.
«Только мертвые рыбы плывут по течению» — перечитывала я снова и снова, пока мое сердце грохотало в груди.
  Глава 10  
   
  Борден  
Блядь, что только что произошло?
Нет, действительно, ему нужно было понять. Он просто собирался докопаться до причины, почему она ничего не рассказала полиции. Это вызывало в нем новые незнакомые эмоции.
Это был шок.
«Вежлив» — она сказала полиции, когда офицер спросил ее.
 Вежлив. 
Да, такой же вежливый, как лев, загоняющий газель и вскрывающий ей зубами горло.
У Бордена были в прошлом похожие проблемы. Эти ублюдки всегда все выбалтывали полиции, когда он отпускал их. Почему она этого не сделала? Когда он узнал об этом, то решил приехать в эту дыру и выяснить.
Но сейчас он запутался даже еще больше.
Выйдя из закусочной, он резко остановился у ряда магазинов.
Он… Он что, похож на человека, с которым можно так разговаривать? И он… он просто, блядь, поцеловал эту девку, после того как она влепила ему пощечину?
 Какого хуя? 
Шок усиливался.
Он мысленно оглянулся назад, с ужасом вспоминая, как выстраивал этот гребаный бизнес и какой ценой достались ему все эти деньги. Запах этого выворачивал его внутренности наизнанку.
Он нахмурился.
Никто не смел разговаривать с ним так. Кто бы это ни был — будь он, блядь, вдвое выше и крупнее — никто не позволял себе так разговаривать с ним в течение последних четырех лет. И что бы кто-то ни сделал — даже если бы, блядь, просто подумал сделать — ничего никогда не сходило никому с рук.
Он облизал губы — они все еще хранили ее вкус. Девчонка бьет его, а он за это ее целует. И не просто целует, а практически берет силой. Какой, блядь, в этом смысл? И почему, святое дерьмо, это еще сильнее его разжигает?
 Женщина только что поставила тебя на колени, Маркус. Именно так. 
Его кровь закипела.
Как будто злость бурлила в каждой его вене. Она вихрем промчалась через его тело. Вечная злость. Злость всегда была единственным спасением в самых безвыходных ситуациях. Сейчас она толкала его на то, чтобы ворваться обратно, скрутить ее маленькие худые руки и потребовать извинений.
Нет.
Нет.
Он хотел ворваться обратно, сгрести ее гребаные волосы, нагнуть над тем дерьмовым столом и трахать глубоко и жестко, чтобы она умоляла дать ей еще больше.
Она боялась его! Он видел, как она дрожала, прятала свои светло-карие глаза и еще… и еще она совершенно бесстрашно наорала на него. И она ответила на его поцелуй так искренне, так горячо. Он знал — в тот момент она действовала безрассудно, как и он. И просто воспоминание о том, что произошло несколько минут назад, мгновенно вытеснило всю злость и заменило ее… странным возбуждением. Как ебаный наркотический кайф.
Эти ощущения были настолько непривычными, он давно похоронил их внутри себя. А сейчас он практически ощутил цвета вокруг. Они были блеклые, но пытались прорваться наружу. Он чувствовал, как что-то пробуждается внутри, что-то… волнующее.
— Хули пялишься? — рявкнул Борден на случайного прохожего, замедлившего шаги и смотревшего на него.
Глаза того округлились, и он убежал. Да, это та реакция, к которой Борден привык. До того момента, как его отчитала девчонка вдвое меньше, с печальными глазами, сливочной кожей и маленьким ядовитым ротиком...
Его член неожиданно дернулся. Ебаный предатель.
Она была такой же дикой, как в четырнадцать лет, и это заводило его и, блядь, не отпускало.
 Маленькая бродячая кошка. 
Он вытащил телефон и набрал номер.
— Хоук, — сказал он, — у меня для тебя работа. Эмма Уорн. Я хочу знать каждую гребаную мелочь о ней. Где училась, с кем дружила, с кем трахалась — черт, каждую ебаную деталь ее прошлого. Все.
Не дожидаясь ответа, он выключил телефон и засунул его в карман. Он понимал, что на взводе, но это были знакомые эмоции. Сегодня взорвана унылая пустота его жизни. Он не встречал кого-то столь несгибаемого целую вечность, и даже двести килограммов ходячего холестерина не могли с ней в этом соперничать.
Эмма была другой.
Он просто знал это.